Встреча Даниила с Ангелом у реки : раскрытие личности и истоки сюжета
(опубликовано: Гуцуляк О. Б. Тюркские предания о герое посреди реки (Коркут, Аманкул, Нуртоле) : компаративный анализ // Українсько-тюркська спільна культурна спадщина з нагоди відзначення 880-ліття з дня народження азербайджанського мислителя і поета Нізамі Ґенджеві : матеріали міжнар. наук.конф., м. Харків, 20 жовт. 2021 р. – Харків : ХНУРЕ, 2021. – С. 77-84)
1.
Библия повествует о встрече библейского пророка Даниила с «Ангелом Господним» у реки: «… В третий год царствования Валтасара царя явилось мне, Даниилу, видение после того, которое явилось мне прежде. И видел я в видении, и когда видел, я был в Сузах, престольном городе в области Еламской, и видел я в видении, — как бы я был у реки Улая…» (Даниил, 8:1-2), «… я, Даниил, увидел это видение и искал значения его, вот, стал предо мною как облик мужа. И услышал я от средины Улая голос человеческий, который воззвал и сказал: «Гавриил! объясни ему это видение!» И он подошел к тому месту, где я стоял, и когда он пришел, я ужаснулся и пал на лице мое; и сказал он мне: «знай, сын человеческий, что видение относится к концу времени!» И когда он говорил со мною, я без чувств лежал лицем моим на земле; но он прикоснулся ко мне и поставил меня на место мое, и сказал: «вот, я открываю тебе, что будет в последние дни гнева; ибо это относится к концу определенного времени» (Даниил, 8:15-19), «… В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение… А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра, и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. Тело его – как топаз, лице его – как вид молнии; очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и глас речей его – как голос множества людей… И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле. Но вот, коснулась меня рука и поставила меня на колени мои и на длани рук моих. И сказал он мне: "Даниил, муж желаний! вникни в слова, которые я скажу тебе, и стань прямо на ноги твои; ибо к тебе я послан ныне". Когда он сказал мне эти слова, я встал с трепетом. Но он сказал мне: "не бойся, Даниил; с первого дня, как ты расположил сердце твое, чтобы достигнуть разумения и смирить тебя пред Богом твоим, слова твои услышаны, и я пришел бы по словам твоим. Но князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне, и я остался там при царях Персидских. А теперь я пришел возвестить тебе, что будет с народом твоим в последние времена, так как видение относится к отдаленным дням» (Даниил, 10:1, 5-6, 9-14).
Считается, что беседа пророка Даниила с Ангелом произошла 543 г. до н.э. К этому времени персы уже завоевали Мидию, Армению, Парфию, Гирканию, Каппадокию, Лидию и малоазийские греческие острова.
Но, думается, под "Ангелом Господним" скрыта очень реальная историческая личность.
В «Ветхом Завете» (Эздра 1:8) рассказывается о том, как с помощью главного царского сановника (сокровищехранителя) Митридата вавилонским евреям были возвращены сокровища Иерусалимского храма и разрешено им вернуться в Палестину.
Исходя из того, что в шангшунгской традиции основатель тибетской религии бон-по Шенраб имеет собственное имя Дмура (dMu-ra), Б.И. Кузнецов считает его сокращенным вариантом от иранского имени Митридат – «Дар Митры» и отождествляет его с Митридатом, который был воспитателем персидского царя Кира (Куруша) II Ахеменида Великого (правил в 558 – 530 гг. до н.э.) [Гумилев Л.Н., Кузнецов Б. И. Бон (древняя тибетская религия) // Доклады Географического Общества СССР. – Л. :, 1970. – Вып. 15. Этнография. – С. 143-157. – http://gumilevica.kulichki.net/articles/tibet10.htm ].
Б. Кузнецов убедительно доказал маздаистское (иранское) происхождение бон-по [Kuznetsov B.I. Who was the Founder of the Bon Religion / trans. for the Russian // Tibet Journal (Dharamsala). – 1975. – Vol. I, No. 1, July/September. – P. 113-114. – ; Кузнецов Б.И. Культурные связи Памира с Тибетом // Страны и народы Востока / под общ. ред.Д. А. Ольдерогге ; отв. ред. А.Н.Зелинский. – М. : Наука, ГРВЛ, 1975. – Вып. XVI. Памир. – С. 298-300]. «… Религию Шенраба можно назвать традиционным маздаизмом, так как, во-первых, она была связана тесными узами с древними арийскими культами, а во-вторых, поскольку над многочисленным пантеоном божеств возвышался центральный культ Мазды или Ахура Мазды (небесный Господь Премудрый). Следующие по значению боги после Ахура Мазды – это Митра и Астарта (Анахита).
Имена Ахуры и Астарты даются в тибетских источниках всегда в транскрипции (’Bum-khri: Sa-trig), что же касается Митры, то иногда его называют «Белый (т. е. дневной) свет». Кроме того, в древних и средневековых источниках встречается как вариант Митра (Mi-tra), так и Пехар (от перс. Михр). Разумеется, при этом мы учитываем то обстоятельство, что тибетские описания всех этих богов целиком и полностью совпадают с иранскими. Сущность учения Шенраба весьма проста: дуализм света и тьмы, добра и зла. Каждый человек должен стремиться к свету, добру, истине и бороться против лжи и обмана. Существует загробная жизнь, рай и ад, куда попадают люди по своим заслугам. Важное место в религии отводится ритуалам и обрядам, молитвам и заклинаниям» [Кузнецов Б.И. Культурные связи Памира с Тибетом // Страны и народы Востока / под общ. ред.Д. А. Ольдерогге ; отв. ред. А.Н.Зелинский. – М. : Наука, ГРВЛ, 1975. – Вып. XVI. Памир. – С. 299].
В самом тибетском «Житии Шенраба» («Зермиг») об основателе бон-по говорится о посещении Дмуром-Шенрабом Иерусалима (тибет. Ланлин) в Палестине (тибет. Мулестон) и храма в нем. А также указывается на то, что матерью Дмура-Шенраба была именно иерусалимская принцесса, чем и объясняется паломничество его в Палестину. Затем он получает в качестве жены также иерусалимскую принцессу.
Поэтому, по нашему мнению, он принадлежал к той группе иудеев, которая была переселена ассирийцами в Мидию в VIII-VII вв. до н.э. и с которой связывают героев ветхозаветной «Книги Тови» (отредактированной во ІІ в. до н.э. в Парфии иудеем-эммигрантом) и арамейской «Повести об Ахикаре». К провавилонской партии принадлежал пророк Иеремия, предсказывавший падение Иерусалима в случае измены Иоакима своему вавилонскому сюзерену.
Возможно, именно Дмура (Митридат) женил Кира на еврейской принцессе Мешар и в 536 г. до н. способствовал её брату Зеруввавелю (Зоровавелю, «Рожденному в Вавилоне»), внуку последнего иудейского царя Иоакима, вывести пленных израильтян на свободу после того, как в 539 г. до н.э. царь персов Кир Великий захатил Вавилон. Интересно, что сокращенный вариант имени Митридат как Дмура мог быть в действительности «истинным», иудейским именем – dmr «защитник».
На этом основании можем предположить, что библейский пророк Даниил разговаривал именно с Митридатом-Шенрабом и первым он воспринимался как «Ангел Господний», т.е. посланник: «… В третий год царствования Валтасара царя явилось мне, Даниилу, видение после того, которое явилось мне прежде. И видел я в видении, и когда видел, я был в Сузах, престольном городе в области Еламской, и видел я в видении, — как бы я был у реки Улая…» (Даниил, 8:1-2), «… я, Даниил, увидел это видение и искал значения его, вот, стал предо мною как облик мужа. И услышал я от средины Улая голос человеческий, который воззвал и сказал: «Гавриил! объясни ему это видение!» И он подошел к тому месту, где я стоял, и когда он пришел, я ужаснулся и пал на лице мое; и сказал он мне: «знай, сын человеческий, что видение относится к концу времени!» И когда он говорил со мною, я без чувств лежал лицем моим на земле; но он прикоснулся ко мне и поставил меня на место мое, и сказал: «вот, я открываю тебе, что будет в последние дни гнева; ибо это относится к концу определенного времени» (Даниил, 8:15-19), «… В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение… А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра, и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. Тело его – как топаз, лице его – как вид молнии; очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и глас речей его – как голос множества людей… И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле. Но вот, коснулась меня рука и поставила меня на колени мои и на длани рук моих. И сказал он мне: "Даниил, муж желаний! вникни в слова, которые я скажу тебе, и стань прямо на ноги твои; ибо к тебе я послан ныне". Когда он сказал мне эти слова, я встал с трепетом. Но он сказал мне: "не бойся, Даниил; с первого дня, как ты расположил сердце твое, чтобы достигнуть разумения и смирить тебя пред Богом твоим, слова твои услышаны, и я пришел бы по словам твоим. Но князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне, и я остался там при царях Персидских. А теперь я пришел возвестить тебе, что будет с народом твоим в последние времена, так как видение относится к отдаленным дням» (Даниил, 10:1, 5-6, 9-14).
Основания на такое отождествление Ангела Господнего, с которым разговаривал пророк Даниил, с Дмурой-Митридатом-Шенрабом нам данные «Хроники» Георгия Амартола, где рассказывается о том, как пророк Даниил, который был в большой чести у персидского царя, едет в Индию, где живет в бедности. Об этом узнает Кир, который направляет к нему своих людей. Пророк предсказывает Киру победу над Крусом (то есть лидийским Крезом) и благодарный Кир отпускает израильтян в Иерусалим [Шохин В.К. Древняя Индия в культуре Руси (XI – середина XV в.) : источниковедческие проблемы. – М.: Наука, Гл. ред. вост. лит., 1988. – С.207].
Возможно, женатый на иудейке (представительнице одного из колен Израиля, переселенных в Месопотамию), иудей по матери (следовательно, настоящий иудей по законам Торы) и иранец по отцу (настоящий воин и наследник по арийскими законами), Дмура-Шенраб представлял себя таким же, как Иосиф, главным управляющим при египетском фараоне? Если последний покровительство получил из-за того, что обеспечил (по крайней мере так себе это представляли сами египтяне) потерю частной собственности всем населением Египта и превращения его в рабов фараона (Бытие, 47:14-21), то Дмура-Шенраб дал возможность персам получить надежных и богатых союзников в борьбе за независимость от Мидии и далее овладеть царствами Месопотамии и Лидии со всеми их сокровищами.
Память об общности иудеев и маздаистов на политической арене Ирана привела к тому, что во время анти-зороастрийського движения маздакитов иудеи финансово их поддержали и в 522-523 гг. создали в Месопотамии собственное государство (просуществовало семь лет) во главе с екзилархом Мар-Зутрой и главой иудейской высшей школы Ханиной [Солодухо Ю.А. Движение Маздака и восстание еврейского населения Ирана в первой половине VІ в.н.э. // Вестник древней истории. – М., 1940. – №3-4. – С.131-145]. Еврейские писатели Гедалия Алон и Михаэль Ави-Йонах рассказывают, как в свое время византийцы боялись того, что евреи помогут персидским завоевателям, вследствие чего возникали погромы.
В дальнейшем пророк Даниил, получивший халдейское образование и служивший при дворе персидского царя как старейшина тайновидцив-магов, халдеев и гадателей (Даниил 5:11), умер в возрасте 90 лет в 536 г. до н.э. в Вавилоне и похоронен в гробнице города Сузы, либо в городе Тустаре (ныне Шуштер), а затем его останки перенесены в мавзолей «Ходжа Дониёр» в Самарканде. Сама еврейская традиция не причисляет Даниила к пророкам, поскольку тот не разговаривал с Богом напрямую, в то время как мусульмане Согдианы (Самарканда) весьма почитают его: согласно исторической книге «Самария» среднеазиатского историка Абу Тахирходжа Самарканди, пророк Дониёр (Данияр) являлся одним из сподвижников исламского арабского проповедника Кусама ибн Аббаса, который сыграл ключевую роль в насаждении ислама в Самарканде и его окрестностях (поэтому Тимур в знак почитания за эти заслуги перевез останки Даниила именно в Самарканд). Но поскольку хронологически невозможна встреча ветхозаветного пророка и исламского подвижника, то более вероятно, что так трансформировалось предание о том, что пророк Даниил действительно был сподвижником некоего религиозного деятеля, имеющего отношение к Согдиане(по нашему мнению, Митридата-Дмура-Шенраба).
Интересно, что там же, в Средней Азии, нашли успокоение останки еще одного ветхозаветного пророка, современника пророка Даниила. Так, на острове Арал-Пайгамбар («Остров пророка»), на реке Амударья, вблизи города Термез (Узбекистан), похоронен пророк Иезекииль (букв. «Бог укрепит»), который упоминается в «Коране» как Зуль-Кифль . Данное арабское имя (букв. «обладатель обеспечения») пророк получил за то, что он брал на себя ответственность избавить свой народ от нужды, ручался за то, что он будет справедливым судьёй среди них. Зуль-Кифль прожил долгую жизнь и умер, полностью выполнив всё, за что он ручался. Иезекииль (ум. 571 г. до н.э.) пророчествовать начал в возрасте тридцати лет, находясь в Вавилонском пленении иудеев (в июле 592 г. до н. э.). И у него также, как и у Даниила, первое откровение произошло у реки (!). В данном случае – у реки Ховар возле поселения евреев Тель-Авив («Холм весны») (Иез. 3:15) у древнего вавилонского города Ниппур. Это было именно видение «Славы Божьей» в виде огненной колесницы – «Меркавы» (Иез. 1;4-28), в которую запряжены четыре крылатых существа – тетраморф. Каждое из четырёх существ имело подобие четырёх лиц (человек, телец, орёл, лев), четыре взаимно соприкасающихся крыла и сверкающие металлические ноги с копытами (Иез. 1:6). Конструкция завершалась полусферой (Иез. 1:22), тогда как в основании его находились колёса с глазами. Во время движения крылья издавали сильный шум, а во время остановки крылья опускались. Над полусферой располагался престол, на котором восседало «подобие человека» (Иез. 1:26). В дальнейшем мистика Божественной колесницы служила учением как еретических еврейских сект I-II вв. (периода «таннаев»-законоучителей) и, в особенности, III-IV вв. н.э., так и в каббалисической традиции (видения мистиков, «иордей меркава», чья душа вознеслась к престолу Божьей славы, «кавод»).
Интересно в этом смысле исследование Д. Лоу о судьбе иудейских переселенцев из Самарии в Иране и Туране. По его мнению, в дальнейшей судьбе находящихся в изгнании произошла метаморфоза изменения имен - как вавилонские поселенцы в Самарии стали именоваться самаритянами, так переселены из Самарии в Мидию (в земле мидийского племени магов, др.-иран. *maga- «дар») иудеи стали именоваться «магами» (далее истолковав этноним как производный от ветхозаветного имени Михей). В дальнейшем маги-иудеи мигрируют на восток под руководителей Зороастра, где попадают в Согдиану (что якобы древне-еврейском означает «скрытые» или «изгнанники») и там сооружают города Самарканд (в память о Самарии; именно туда же периносят останки пророка Даниила!) и Бухару (др.-евр. «бахур» – «избран») и отмечали праздник Навруз («Навр» на др.-евр. «огонь»). Именно из Согдианы прибыло посольство магов для поклонения младенцу Иисусу (о нем и пророчествовал Даниил!), который после своего воскресения явится у согдийцев под именем Сиявуша (др.-евр. «Радость») для борьбы с узурпатором Афрасиабом (др.-евр. «Афра» – «посвящен богу», то есть тот же корень, что в именах Ефрем и Авраам, + «сиаб» –«старец») [Law D.A. From Samaria to Samarkand : The Ten Lost Tribes of Israel. – Lanham (Maryland) : University of America Press, 1991. – P. I-2, 5, 15, 30-31, 33, 86-88, 186-188]. Также в ранне-средневековом иранском тексте «Города Ирана» («Шахрихи и Эран», 10) отмечается, что Хорезм был основан сыном иудейки Нарсом [Абдуллаев Е. Миф об утерянном колене в исследованиях по истории Центральной Азии // Вестник Евразии. – 2006. – №1 (31). – С.166]. Известны предания пуштунов Афганистана о их сродстве с «коленами Израиля». По их генеалогической легенде, царь Саул (Мелик Талут) имел двух сыновей – Беркию и Ирмию (Берекия и Иеремия), которые служили потом следующем царю Давиду. Сыном Беркии был Афган, а сын Ирме – Узбек [Тайлор Э.Б. Первобытная культура / пер. с англ. ; предисл. и прим. А.И. Першица. – М. : Политиздат, 1989. – С. 197]. Арабский историк из Хамадана Рашид ад-Дин сумел сохранить определенные предания и представления, фигурировавшие в среде его предков – иранских иудеев. Возможно, что именно из этих времен происходит определенное представление о том, что первой благой религией в мире была «вера персидская» и которой, якобы, придерживался и халдеянин Авраам (см.: [«Страсти св. Евстафия Мцхетского» // Древнейшие государства на территории СССР : Материалы и исследования. 1990. – М.: Наука, 1991. – С.129]).
2.
Эта встреча героя с Ангелом у реки очень похожа на то, как пророк Заратуштра встретил ангела-язата Вохумана («Благая мысль»). Когда Заратуштра достиг третьего потока доброй Даити (ныне река Кама), или реки Аэватак, он вошел в него и, после этого, когда поднимался из него, увидел человека, явившегося с южного направления. То был Вохумано. И он – Вохумано – показался ему образом ангельского воплощения (он был в теле, вид которого превосходил земную красоту), идеалом добродетели, и этот Вохумано показался ему ростом в три копья, каждое высотой с человека. И ему показалось, что этот Вохумано нес в своей руке побег кипариса, то был духовный побег откровения. Вохуман спросил Заратуштру: «О чем твое великое беспокойство, ради чего твое высокое утверждение и к чему направлено твое страстное желание?». И последовал ответ Заратуштры: «О святости великой беспокойство, ради святости великой самоутруждение и к святости направлено мое страстное желание». И изрек тогда Вохуман: «О, Заратуштра! Какова святость, такова и реальность. И потому, каково бы ни было то, что является святостью, оно – собственность человека, наша собственность». И на это ответил ему Заратуштра: «Реальность такова, какова святость. И что касается этого, то здесь я достиг просветления и знаю, что достижение святости в случае того, кто свят, происходит через Вохумано». И затем Вохуман препроводил Заратуштру на его первое совещание с Хормаздом, после чего Заратуштра заявил о своем пророческом призвании к тому, что было для него религией поклонения Хормазду и миром Хормазда, призывая человечество к ним («Денкарт», Кн. 7). Та же самая встреча Вохумана с Заратуштрой в других переводах описывается следующим образом. Случилось это тогда, когда во время весеннего праздника он пошел нa реку за водой для священного напитка. Желая набрать самой чистой воды, Заратуштра вошел в реку, стремясь достигнуть середины потока. Когда же возвратился он на берег, то оказался после омовения настолько чист, что сподобился узреть видение: увидел Заратуштра светящегося, как огонь, Вохумана, который предстал перед ним «прекрасным, всезнающим, мудрым, осиянным божественной славой, и Заратуштра понял, что перед ним один из небожителей» . Он спросил, к чему Заратуштра стремится более всего и о чем радеет, на что тот ответил, что «он – искатель праведности». В ответ посланник Неба сказал: «Знай же, есть в этом мире праведность, и твоя забота о ней не тщетна. Я явился к тебе как воплощенная праведность. Я – Boxy Мана, Благой Помысел. Но есть в этом мире Некто, Который превыше меня, – Творец Ахура Мазда, и велел следовать Заратуштре за ним. Чтобы не отстать от небожителя, Заратуштре приходилось делать девяносто шагов в то время, как Вохуман делал только девять.
Когда Вохуман привел Заратуштру к Ахура Мазде, он увидел близ него еще пять сверкающих огнем существ, и свет, истекающий от них, был столь ярок, что Заратуштра не увидел на земле даже собственной тени.
В «1-й (Ефиопской) Книге Еноха» (III-I вв. до н.э.) повествуется о том, как праведный патриарх Енох, которому «были открыты Богом очи», «писец правды», садится «при водах Дана в области Дан прямо (т.е. к югу) от западной стороны [горы] Ермона», засыпает там и видит сон о неминуемом наказании падших ангелов-стражей, который он им затем пересказывает (1 Ен. 3, 11; 13). Далее он излагает видения о будущих судьбах мира. Важную роль в них играет образ мессии – «Помазанника (m;si;u) Господа духов», «Избранного» (;;ruy;), «Сына Человеческого» (w;l;d; s;b;;;) (1 Ен. 8, 28; 48), который «сядет на Престоле Славы» «… Я пошлю Моего Избранного жить между ними, и преобразую небо, и приготовлю его для вечного благословения и света» (1 Ен. 8, 3-4; 7-12).
Видимо, мотив встречи с неким посланником в центре проточной воды стал настолько обязательным сакральным мотивом, что его обнаруживаем и в манихействе, где учителю некоей секты, в которой практиковалось погружение в воду и в которой собственно воспитывался Мани Хайя (собственно, отец Мани принадлежал к гностикам-мандеям), Элкасаю (Альхасаю, Эльхасаю, аль-Хайса), по словам Епифания, иудаисту, принявшему ок. 100 г. н.э. христианство в некой особенной форме (грех может быть очищен вторым крещением), дважды в воде являлся некий «образ человека» («Кельнский манихейский кодекс», 94-96), что манихеи истолковывают как посещение праведника божественным сотоварищем (Сизигом) Апостола Света («небесным Мани»).
3.
Очевидно, что в качестве манихейско-богумильского реликта сюжет об «Откровении (онтологическом потрясении) в центре воды» попадает в славянские сказки: некий царь путешествовал по разным землям, в то время как у него дома рождается сын Иван. Государь стал пить воду из озера, и его за бороду ухватил Морской царь. Последний потребовал от Царя отдать ему то, чего «дома не знает». Царь дал своё согласие, а по приезде понял свою оплошность – речь шла о его сыне. Когда царевич Иван вырос, Царь отвёл его на то самое озеро и повелел искать перстень, который он якобы потерял. Тогда, по совету некоей старушки (Бабы-Яги), Иван заручился поддержкой дочери морского царя Василисы, которая и спасает его, бежит с ним и делается его супругой. На радостях Иван забыл про Василису, но она напоминает о себе с помощью посланниц-голубок. В конце концов, произошло воссоединение. Кроме того, царевич Иван приручает гигантского Кота-Баюна, существо двойственного характера: он обладает волшебным голосом и помощью него либо заговаривает людей, усыпляет их и съедает, либо его голос может иметь и целебную силу. В результате, волшебный Кот поселяется в царском дворце, где исцеляет больного царя-отца.
Инвариантом этого сюжета, по нашему мнению – более архаичным, является новгородская былина о посещении Морским царем «отверженного» гусляра Садко (его уже девять дней никто не зовет на пир и он страдает от голода – явный мотив «поста-подвижничества»). Морской царь сказавшим, что хочет наградить гусляра за его прекрасную игру. Получив наставление Морского царя, Садко отправился в Новгород и побился о заклад с тремя богатыми купцами, утверждая, что в Ильмень-озере есть чудесная «рыба-золоты перья». Выиграв заклад, Садко стал торговать и разбогател. Затем он отправляется на середину моря, но поднимается буря, которая, по мнению плывукщих, ниспослана ради грехов кого-нибудь из пассажиров; по жребию виновником бури оказывается Садко (эта часть сюжета присутствует в старофранцузском романе «Tristan le L;onois», где героя зовут Садок и его грех состоит в том, что он убил своего шурина, покушавшегося на честь его жены). Садко плывет на доске и засыпает и очутился в подводных палатах Морского царя и вынужден играть для него на гуслях. От этой игры море взволновалось так, что корабли затонули – и погибло много людей. Садко всё-таки сумел вырваться из плена Морского царя. В этом ему помог Микола Можайский (Николай Чудотворец) – заступник путешествующих на воде (в другом варианте роль Миколы берет на себя Поддонная царица). Он научил его – как обойтись с Морским царём. Подводный пленник разорвал свои гусли, отказавшись играть для подводного владыки. Тогда от Садко потребовали жениться на одной из морских девиц. Он выбрал из 900 претенденток последнюю – некую «девицу Чернавушку». После свадебного пира Садко «не творил блуда» с молодой женой; заснув, он проснулся уже на земле – на крутом берегу реки Чернавы близ Новгорода. В это самое время он увидел, что по реке Волхов подъезжают его корабли. В благодарность за спасение Садко построил церковь Миколе Можайскому, а «на сине море» никогда уже более не ездил.
Само имя Садко имеет связь как с водной стихией (укр. «садок» – «невод, забрасываемый в водоем»; рус. «садок» – приспособление для хранения пойманной рыбы во время рыбалки, которое опускают на глубину 1-2 метра), так и мотивом откровения (евр. Садок, Цадок, краткая форма от «Он (Бог) показал Себя праведным»), где носители этого имени как помазывают на царство (Соломона по приказу Давида), так и посвящают в особый вариант учения – саддукейство (учение Садока, ученика Антигона Сохейского): никакое вознаграждение не ожидает человека за гробом (Мф. 22:23) и что, следовательно, человеку следует заботиться лишь о своём земном благополучии, как это делали саддукеи, которые все отличались своим богатством и роскошным образом жизни. По учению саддукеев, как оно передано Флавием, человек сам является ответственным за своё благополучие, равно как и за своё несчастье. Но также, по свидетельству Флавия и Талмуда, саддукеи, в противоположность фарисеям, признавая один только писанный закон Моисея (Иосиф Флавий, «Древности» XIII, 10, 6; XVIII, 1, 4; Мф. 15:2; Мк. 7:3) с его строгими предписаниями ритуальной чистоты, отвергали как все народные обычаи, накопившиеся в течение целого ряда столетий, так все постановления позднейших законоучителей, целью которых являлась изоляция еврейского народа и ограждение его от иноземного влияния. Тем самым саддукеи вели активную прозелитическую деятельность (Рим, Ливия, Аравия, Иран, Средняя Азия), что позволило создать им и Хазарский каганат и караимство в «инородческой» среде.
Связь с иудейской традицией может найти объяснение в варианте песни о Садко, наведенной в сборнике сказителя Кирши Данилова . Садко здесь – не гусляр, а некий молодец, приезжий с Волги; где, как известно, находился Иудейско-Хазарский каганат. Садко передаёт Ильмень-озеру поклон от его сестры Волги. Ильмень в благодарность помогает молодцу разбогатеть: выловленная в большом количестве рыба обращается в деньги. Затем Садко вступает в одну из новгородских братчин, устраивает пир и затевает с новгородцами спор: бьётся об заклад, что на протяжении трёх дней подряд будет скупать все товары, выставленные в Новгороде на продажу. В отличие от традиционной версии, у Кирши Данилова Садко побеждает: он действительно скупает все товары без остатка, включая битые горшки.
Видимо, в славянской среде из-за новых исторических реалий образ индоевропейского (шире – бореального) жениха морской царевны переосмыслился в направлении сближения как с персонажем, получающим откровение посреди воды, так и с матрицей поведения представителя торгово-посреднического сословия.
Параллелью преданию о гусляре Садко является карело-финнское сказание о рунопевце и заклинателе, старце-мудреце Вяйнямейнене (эст. Ванемуйне), исполнителе песен под аккомпанемент кантеле, сыне богине Ильматар (фин. «ильма» – «воздух»; «понесла от ветра дева, от волны затяжелела»). Морской царь Ахти и его жена Велламо – любители музыки и ценители дивной игры Вяйнямёйнена. Как морской царь даёт богатый улов рыбы своему любимцу Садко, так бог Ахти загоняет рыбу в сети Вяйнямёйнена и, между прочим, щуку, проглотившую огонь (напоминающую былинную рыбу златое-перо). Однако богатства Морского царя неисчислимы потому, что состоят из больших кусков мифической драгоценности Сампо, упавшей именно с лодки музыканта Вяйнямёйнена на дно морское.
В японской мифологии аналог Садко – Урашима (Урасима) Таро, молодой рыбак, спасший черепашку от рук жестоких детей. Она оказалась прекрасной Отохимэ, дочерью повелителя морей рюдзина (бога-дракона) Ватацуми-но ками, которая лишь временно приняла образ животного. Отохимэ пригласила Таро в подводный дворец Рюгу-дзё, где тот провёл несколько дней, однако затем попросил разрешения вернуться на берег. На прощание Отохимэ вручила Таро бумажную коробочку, приказав ни в коем случае не открывать её. Вернувшись в свою деревню, Таро обнаружил, что за время его отсутствия прошло 700 (в другом варианте – 300) лет. Потрясённый этим обстоятельством, он открыл подаренную коробочку. Из неё вырвался дым, который окутал рыбака, мгновенно состарил и убил его. После этого Урасима стал новым богом воды, но он не смог покинуть водное пространство.
Другой японский инвариант Садко – Хоори-но микото, заправскимй охотник и правнук великой богиниАматэрасу. Как-то он потерял волшебный рыболовный крючек своего брата Ходэри-но микото, но бог-дух приливов Сио-цути-но ками утешил его, мигом сплел корзину, усадил в неё Хоори-но микото и спустил его в той корзине прямо на дно морское. Идя по дну, Хоори-но микото вскоре достиг дворца Морского бога. Там он встретил его дочь, Тоётама-бимэ-но микото, и они полюбили друг друга. Морской бог, растрогавшись, объявил свадьбу; выложил на сотни столов приданого и созвал на пиршество чуть ли не всех обитателей морского царства. Хоори-но микото прожил с любимой супругой целых три года, пока не вспомнил, зачем явился. Выслушав его печальный рассказ, Морской бог приказал рыбам найти и вернуть крючок, что и было тотчас исполнено. На прощанье он вручил Хоори-но микото две жемчужины – одна управляла приливами, другая отливами – и научил, как ими пользоваться. А ещё он научил его особому заклинанию, чтобы Хоори-но микото смог бы вразумить брата, если что-то пойдёт не так. Хоори-но микото усадили на спину крокодила и отправили домой. Они помирились с Ходэри-но микото, хотя Хоори-но микото и пришлось преподать брату несколько горьких уроков, как наставлял его Морской бог. К Хоори прибыла его супруга и вскоре выяснилось, что она собирается родить дитя. Она попросила супруга не смотреть на её роды, но тот нарушил обещание и подсмотрел сквозь щель покоев царицы (ср. с европейской легендой о Мелюзине и с мотивами о нарушении табу – индоарийская Урваши, нартская Дзерасса, славянская Царевна-Лягушка!). Когда Хоори посмотрел на супругу, она превратилась в чудовище и вернулась в море, оставив Угаяфукиаэдзу. Возмужав, мальчик женился на младшей сестре Тоётамы по имени Тамаёри-химэ. Самый младший из их сыновей, Камуямато Иварэбико, стал Императором Дзимму, легендарным первым правителем Японии.
4.
В киргизском «Сказании о властителе вод Уббе» рассказывается, как один человек по имени Аманкул (Аман-кул), нырнув в воду, очутился в царстве властителя вод Уббе, служил там несколько лет, женился на дочери визиря, а потом с помощью волшебной зелёной палки вернулся на землю и разбогател.
В сказаниях тюрок, завоевавших Евразийские степи и Центральную Азию и для которых тамошние иранские этносы стали важным фактором их этногенеза, втречаем предание о первом шамане (баксы) Коркуте (Хорхуте, Коркыте, Горкуде; от тюрк. «корк» – «боятся, устрашать, увещивать», «kорkганлар» – «набожные, благочестивые» (т.е. «боящиеся бога»), а слова «kорkутган» и «kорkутгучи» обычно переводят по-арабски как nazir «увещеватель, проповедник, наставник, посланник»), который стелит ковёр (курпе) по середине реки Сырдарья и начинает играть на кобызе (он его смастерил, подслушав разговор шайтанов и зарезав волшебного верблюда), и не погружается в воду. Пока 100 лет Коркут Ата так играл на кобызе, то не было смертных, были только счастливые существа. Но когда Коркыт Ата устал и заснул, из воды вырвался маленький змей и укусил его (ср. фонетическую связь «жыл» – «год» и «жылан» – «змея», можно говорить о змее как символизме годового цикла).
В тенгрианском эзотеризме считается, что Коркут принес Смерть как дар людям, потому что в этом мире тот, кто не умер, не является по-настоящему живым. Убийство Коркута змеей – это сворачивание бытия, уход в неявленное. В этом контексте Коркут также сопоставим с умершими шаманами-музыкантами других культур – Орфеем и Кришной (а также проводником душ в царство мертвых музыкантом Гермесом), а само имя Коркут обнаруживает общую «гиперборейскую» этимологию с Христос, Кришна, Гермес, Гаруда, Гор-Ахут . Сам казахский Коркут – из огузского племени Баят, дитя брака Кырмаша (Кырмыша), отца жены богатыря Алпамыша, со «светлоокой дочерью дива», которая была им беременна три года. Его рождение связывается с особыми метео-астрономическими явлениями: перед рождением Коркыта было темно во всем мире три дня и три ночи. Также его наставления и учения в виде притч зафиксированы в огузском эпосе «Книга Коркыт-Ата» («Китаби-и-Корквад»). В генеалогических преданиях Коркут выступает как проживший 295 лет патриарх племени, стоящий во главе старейшин и народа, избирающий и низлагающий ханов, которые оказывают ему почести и беспрекословно выполняют его советы. Богатырям он нарекает имя и даёт благословение. Он – вещий старец, провидец будущего. Например, Коркут-Ата сказал: «В последние времена ханство вернется к роду Кайи, никому из их рук его не отнять, от начала последних времен до наступления страшного суда». Вскормленного львицей сына бека внешних огузов Аруз-ходжи, наречённого им Бисат, Коркут уговаривает вернуться в общество людей («мотив Энкиду»); отправляется послом к истреблявшему огузов великану-людоеду с глазом на темени Депе-Гёзу (убитому затем Бисатом) с предложением ежедневной дани («мотив циклопа Полифема»); сватая богатырю Бамси-Бейреку невесту, путешествует в далёкую страну, сражается с её братом Карчаром, убивавшим всех сватов, и побеждает его («мотив сватания богатырями жены для правителя»). Он очень много странствует, особенно на быстрой, как ветер, верблюдице. Он побывал в четырех концах света, и везде перед ним представала вырытая для него могила. Поверхностный смысл этого образа – ужасающая неотвратимость смерти. Считается, что хотя и была у Коркута могила и он был удален из среды живых, но, все же, не мертв. Казахи говорят: «Назову его мертвым – он не мертв, назову его живым – он не жив. Отец, Святой Коркут». А музыка с тех времен победно борется со смертью: там, где она звучит, не властна смерть, ведь играя на кобызе исключительно в нижнем регистре, где под смычком рождался низкий, жужжащий, «таинственный» звук мелодии «кюи», он был под стать заговорам и заклинаниям. Услышав эти звуки, шаман-«бакса» приходит в крайне нервное состояние и поет свои камлания.
Будучи мудрецом и учителем народа, Коркут в огузском эпосе в то же время – вещий певец-сказитель. Он слагает песни в честь огузских богатырей, и песни эти перенимают от него народные певцы, узаны. Каждая песня «Книги Коркута» представляется сложенной Коркутом, который воспевает подвиг, только что совершенный огузским героем. Но Коркут также и «творил чудеса» (keramet). Туркмены почитали его как «хозяина дождя», и к нему обращались с просьбой о защите: «О святой Коркут-ата! У тебя прошу я помощи!». В ритуальных песнопениях башкир он упоминается как дух – покровитель колдуна, изгоняющий злых демонов. Отголоски легенд о Коркуте отмечены у туркмен, каракалпаков, башкир, азербайджанцев. Узбекский поэт Алишер Навои (XV в.), жизнь которого связана с регионом Самарканда и Герата, неоднократно упоминая о Коркуте, замечает, что среди народа распространено много поучительных и интересных изречений Коркута, поэтому можно думать, что огузский шаман, ставший к этому времени мусульманским святым, пользовался и в конце XV в. широкой популярностью во всей Средней Азии. Но наиболее широко распространены предания о Коркуте (Хорхут-ата) среди казахов – от низовий Сыр-Дарьи, района расселения огузов в IX-Х вв., до Кокчетау, где их слышал Валиханов (ум. 1865 г.), и Кулундинских степей в южной Сибири, где В. В. Радлов записал в 1860-х гг. заклинания казахского баксы, содержащие имя Коркута.
По описаниям А. Диваева, до 1927 г. на берегу Сырдарьи лежал огромный камень, почитавшийся как надгробие Коркута. Поскольку тэнгриане считают Коркута земной ипостасью небесного божества Тэнгри, то бразом Коркута здесь являются большие камни или скалы, у которых произносят клятвы и заключают договоры Т.е. Коркут-скала аналогичен древнеиранскому богу договоров и клятв Митре, рожденному из скалы. Интересно, что в иранском эзотерическом шиизме шестой имам, Джафар-аль-Шадик, объясняет своему ученику: «Камень был некогда Ангелом среди Ангельских князей пред Богом. Когда Бог принимал обет Ангелов, этот Ангел был первым, кто дал клятву и согласился с договором. Поэтому Бог избрал его как надежного последователя, кому он мог поручить все свои создания. Бог повелел ему поглощать, “глотать” договор и вверил ему наблюдение договора…». Ангел-Камень, хранивший договор между Богом и Адамом, был превращен Богом в прекрасную белую жемчужину и сброшен на землю, чтобы напоминать Адаму о его обязательстве и о его предательстве. Адам находит жемчужину, но не узнает ее. Тогда по повелению Творца жемчужина начинает говорить, напоминает Адаму о Божественном договоре. К Адаму возвращается память, он целует жемчужину и возобновляет свой договор. В мире, отданном Тьме, жемчужина превращается в Черный камень, который Адам на своих плечах приносит из Индии в Аравию, к месту будущего храма в Мекке как камень Каабы Цель паломничества сынов Адама к Мекке – заново открыть тайну Черного Камня, вспомнить свою истинную природу, достигнуть своего собственного Центра – внутреннего Ангела-Камня. «Тогда Черный Камень превратится обратно в белый Жемчуг, сигнатуру Рая, в Ангела или Имамат внутри человека».
Согласно другой тюркской версией, когда-то в древности огнедышащие змеи во главе с многоглавым драконом напали на людей, охватывая кольцом своих тел юрты и сжигая их своим дыханием. Тогда мальчик Н;рт;ле («дитя света») воззвал к Тенгри и с небес к нему опустился кобыз (домбра). Сев на верблюда лицом назад, Нуртоле начал играть кюй. Околдованные музыкой змеи двинулись вслед за мальчиком. Нуртоле увел змей на дно моря и продолжает удерживать их там. Время от времени змеи пытаются сбросить с себя власть музыки, и тогда Н;рт;ле играет еще сильнее. Так казахи объясняют морские штормы и обычай посвящать в домбристы во время шторма, бурана. Миф о Н;рт;ле говорит об уходе Божественного Ребенка из мира в первоначальную стихию. Нуртоле («дитя света») может рассматриваться и как небесная драгоценность, скрытая на дне моря.
5.
С героем византийского рыцарского романа Дигенисом Акритом, сыном сирийского царя-христианина Амира , происходит особое событие в водах самой реки: «… Видя же прекрасного юношу, радовался отец и говорил ему: «Чадо мое милое, славный Девгений, нестерпим зной полуденный. Всякий зверь прячется в чаще. Пойдем же, чадо, к студеному ручью, омоешь лицо свое потное и оденешь на себя другие одежды, а окровавленные с себя снимешь, ибо от звериного пота, и медвежьих потрохов, и крови лютого зверя обагрилось платье твое. А я сам омою руки твои и ноги». А в ручье том сияние было и светилась вода, как свеча. И не смел никто из храбрецов подойти к той воде, ибо было там много чудесного: в той воде жил огромный змей. Придя к ручью, сели все вокруг Девгения и начали омывать лицо его и руки. Он же сказал: «Моете руки мои, а им еще быть грязными». И не успел юноша договорить, как к ручью прилетел огромный змей, точно человек трехглавый, и хотел пожрать людей. Увидев его, Девгений быстро схватил свой меч, и вышел навстречу змею, и отсек три головы его, и стал мыть руки. И все спутники удивились той удали, что проявил юноша в борьбе с лютым зверем, и начали возносить хвалу Богу: «О чудо великое! О Владыка-вседержитель, создавший человека и даровавший ему силу великую над всеми сильными и безмерно храбрыми, показал человека, что сильнее их»… И велел юноша тотчас скакать к городу, чтобы не тревожилась о нем мать. И вернулись все по домам своим, и стали веселиться, и пребывали в радости великой. И больше всех радовалась мать Девгения, что родила сына такого славного, звонкоголосого и красивого».
6.
Этот же мотив «откровения посреди реки» встречаем и в индоарийской традиции.
Апам Напат – «потомок (сын) вод», бог-громовержец в эпоху праиндоиранского единства. Апам Напат присутствует и в «Ригведе» (ІІ 35; V 41:10) и «Авесте» («Яшт», ХІХ). Он описывается как «золотой», «сияющий», возникший из «золотого лона», ростет под укрытием (прикрытием), живет на самом высоком месте, нисходит на землю и создает всех живых существ, в том числе и людей. Он спас «фарн» («благодать, харизму») в глубинах озера Ворукеша от дракона Ажи-Дахака, создал людской род. В «Авесте» говорится, что Апам Напат – это местонахождение Триты (в «Ведах» он Трита Апатья, «Водяной», ср. с рус. сказочным Иваном Третим Водовичем; в иранских эпических сказаниях – Траэтона, Фаридун). Он – третий человек (ср. с библейским третим сыном Адама Сифом, праотцом Ноя и всего спасшегося от всемирного потопа человечества), но он же – «сильный», из рода Самов, сын Атвйа, отец героев Урвахшаи и Керсаспа. И именно Трита получил от Ахуры Мазды десять тысяч лекарственных растений, древо жизни и белую хаому, приготовил священный напиток «хаому».
Встречаем мотив получения откровения посреди вод в «Махабхарате»: «… Санджая сказал: ... Достигнув озера Двайпаяны, они увидели то вместилище вод, скованное силой иллюзии сыном Дхритараштры, Дурьйодханы. Тогда потомок рода Куру Юдхиштхира сказал Васудеве такие слова: «Посмотри, эта чудодейственная сила иллюзии применена сыном Дхритараштры к водам озера! Сковав воды, он лежит среди них. И нет у него страха перед человеком! Вызвав к действию эту божественную иллюзию, он теперь находится во чреве вод. Путем обмана, сведущий во всяких средствах обмана, он нашел это прибежище! Но все же он не избавится от меня живым! Если даже Держащий громовую стрелу сам будет оказывать ему помощь в сражении, люди все же увидят его убитым сегодня в бою, о Мадхава!». Шри Васудева сказал: «Чудодейственной силой своей собственной иллюзии сокруши эту иллюзию Дурьйодханы, хорошо сведущего в ней! Владеющий силой иллюзии должен быть убит применением ответной иллюзии! Это — непреложная истина, о Юдхиштхира!"…» («Махабхарата», «Шальяпарва», гл. 30, стих 1-14, перевод с санскрита В. И. Кальянов).
По преданиям, мудрец-риши Вьяса (Вьясадева; Vy;sa – «дробность», «деление», «разделение», «подробность», «подробное изложение», от корня as + префикс vi: «разделять», «рассевать», «разбрасывать»), будучи незаконным сыном мудреца-астролога Парашары и дочери рыбака Сатьявати (которая однажды перевозила мудреца через реку), ребёнком был отнесён на остров на реке Джамне рядом с городом Калпи. В силу своего происхождения он получил имя Канина («бастард»), по цвету кожи – Кришна («чёрный»), а по месту рождения и воспитания – Двайпаяна («рождённый на острове»). Вьяса попросил у матери дозволения стать подвижником и удалился в лес, пообещав ей, что появится как только он будет нужен ей. Он считается составителем многих глубоко древних и обширных по объёму текстов – «Вед» (с причины наступления эпохи Кали-юги он первым записал их, ведь ранее они передавались устно, от учителя к ученику, а также разделил единую Веду на четыре – «Риг-веду», «Яджур-веду», «Сама-веду» и «Атхарва-веду»; отсюда его прозвища Ведавьяса «Вьяса Вед»), философской системы веданты («Веданта-сутра»), а также знаменитого эпоса «Махабхараты». Во всем этом Ведавьясе помогал слоноголовый Шри Ганеша, который успевал писать под его диктовку, не упуская ни слова. Он собственным бивнем записал за мудрецом ведическое знание.
Проделав колоссальный труд, Вьяса в самой глубине сердца остался неудовлетворенным своей работой и недоумевал над причиной этого разочарования. Тогда его духовный учитель Нарада Муни объяснил, что Вьяса «зашифровал» Господа в «Ведах», не раскрыв его личностных качеств. Нарада Муни дал Шри Вьясадеве четыре шлоки, медитируя на которые Вьясадев явил миру разговор Кришны и Арджуны в форме «Шримад-Бхагаватам» («Бхагавата-пурану») – величайшее и глубочайшее заключение всей ведической литературы.
Первым, кто её услышал – был еще находящийся в утробе матери (Пинджалы, Pinjalaa) его сын – Шука (Шукадэва Госвами, Брахмарата). Появившись на свет, ребенок начал изучать это великое ведическое произведение и постиг его смысл. Когда наследник рода Куру внук Арджуны махарадж Парикшит был проклят на смерть брахманом., то в течении оставшихся ему семи дней он слушал «Шримад Бхагаватам» из уст 16 летнего сына Вьясы. Об уровне духовного развития Шукадевы Госвами очень ярко говорит следующий пример. Однажды Вьясадева и Шукадева вышли к лесному пруду, где купались несколько обнаженных девушек. Однако Шукадева был настолько чист, что, увидев его, девушки не смутились и не прикрыли своей наготы, тогда как при появлении Вьясадевы они немедленно сделали это. При этом Шукадева был молод и странствовал полностью обнаженным, в своем отречении превосходя социальные нормы и предписания, а Шрила Вьясадев был стариком. На вопрос Вьясадевы, обращенный к девушкам, почему они прикрыли свои обнаженные тела при его появлении, но не сделали этого, увидев Шукадеву Госвами, девушки ответили, что, когда увидели Шукадеву Госвами, то не почувствовали в его взгляде и во всем его трансцендентном облике и толики вожделения, восприняв его как чистое дитя. Когда Шука покинул родительский дом, приняв санньясу, то начал скитаться повсюду как бы бесцельно. Обычные люди не подозревали о его духовном уровне, принимая за безумца, но когда он начинал пересказывать «Бхагавата-пурану», его подлинная природа раскрывалась. Также существует версия, что Шукадева родился от семени Вьясы без участия женщины , или же находился в лоне своей матери до тех пор, пока ему ни исполнилось шестнадцать лет, а также что его родиной являются Гималаи – Кимпуруша-варша (ср. с мотивом рождения Митры из оплоддотворенной скалы!). Шука по наставлению Джанаки возвращается домой, чтобы жениться и идти по пути йоги. У него пятеро детей с женой Пивари – четыре сына и дочь. История заканчивается тем, что Шука достигает мокши. Считается, что место под названием Шукачари («обитель попугаев») является пещерой Шуки, где он исчез в пещерных камнях согласно местным традициям. «Шука» на санскрите означает «попугай», поэтому название местности происходит от большого количества попугаев, найденных вокруг холмов Шукачари.
По древней традиции мать Вьясу Сатьявати обратилась к сыну с просьбой зачать наследника престола Хастинапура в лоне двух овдовевших невесток. Поэтому отшельник Вьяса имел двух сыновей – Дхритараштру и Панду, родоначальников двух враждующих в «Махабхарате» родов Кауравов и Пандавов, которые сошлись в смертельном бою на священном поле Курукшетра ради установления божественной справедливости. А также от Вьясы был рожден Видура в лоне наложницы одной из цариц, которая выдала служанку вместо себя.
Считается, что сам Вьясадева до сих пор пребывает в Бадарик-ашраме, в Гималаях, но не являет себя, пребывая в ином измерении реальности. Один из его титулов – Шашвата, «бессмертный».
Наставником самого Вьясы считается риши Нарада Муни – сын Брахмы, появился на свет из его ума. Он обладает уникальной возможностью свободно перемещаться между всеми тремя мирами и имеет доступ даже в высшую сферу – Вайкунтху (букв. «место, где нет тревог»), рай бога Нараяны. Т.е. ведический Нарада – явный аналог зороастрийского ангела мудрости Вохумана! Нарада носит с собой музыкальный инструмент «вину», играя на которой поет мантры, гимны вед и истории прославляющие Вишну и Кришну. Он – ключевой участник многих пуранических историй. Множество раз по указанию Вишну или по собственной инициативе Нарада давал наставления и объяснял различным героям и мудрецам как достичь просветления, в чем их предназначение, побуждал их на подвиги и покаяния, предостерегал от ошибок, раскрывал устройство вселенной и истинный смысл жизни все живущих. По преданию, в «прошлый день Брахмы» Нарада воплотился как сын бедной женщины служанки. Однажды, когда Нарада был еще ребенком, в сезон дождей в их доме остановились на четыре месяца мудрецы-странники. Внимая их беседам и служа им, мальчик, которому не было и пяти лет, осознал себя как душу и обрел любовь в Всевышнему. Обретя даршан Всевышнего на берегу лесного озера, Нарада весь остаток своих жизней пел и прославлял в сказаниях деяния Всевышнего. По окончанию «дня Брахмы» он вошел со всеми существами в его тело и по пришествию тысячи эпох небытия когда Брахма вновь проснулся для творения – родился вновь в своем нынешнем духовном теле, способном легко перемещаться по вселенной.
Отец Нарада Муни Брахма родился из золотого лотоса (и сидит на нем), произросшего из пупа Вишну, который спит на змее Шеше, плывущем по небесной реке Ганг.
7.
В древнеегипетской «Книге мёртвых» лотосом образно показан Сах (sah) – духовное тело, «священные останки» после мумификации, и он произрастает из Хат (hat), но одновременно египтяне Сах именовали созвездие Ориона и называли его «царем звёзд» и отождествляли с Осирисом: когда созвездие Орион «заваливается на бок» и исчезает за западным горизонтом, на востоке в этот час восходит созвездие Скорпиона, олицетворяющее Сета, убийцу Осириса, т.е. смерть Осириса, символически происходит каждые двенадцать часов, пока Осирис-Орион не взойдёт в Ахет, восточной части небес, и не встанет вертикально. Образно это представлялось возведением царственной парой в конце зимы – начале весны священного столба «джед» (djed «сноп»), который Сет «завалил на бок».
Также мемфисского бога растительности Нефертума (букв. «прелестное дитя богов»; сын богини разрушения Сехмет и бога созидания Птаха) изображали младенцем на цветке лотоса или юношей в головном уборе в виде цветка лотоса. В «Текстах пирамид» он назван «лотосом из носа Ра». Считается также, что он изначально был цветком лотоса при сотворении мира, который возник из первичных вод («Я – великий лотос, вырастающий из Нуна»). Каждое утро бог Нефертум встает из лотоса и каждый вечер опускается в воду священного озера. Надпись в Храме Хатхор в Дендерах гласит: «Возьми себе лотос, который существовал с начала времен, лотос священный, который царил над большим озером, лотос, который выходит для тебя из Унит, он освещает лепестками землю, которая до того была во мраке». Он иногда, поскольку его мать львиноголовая убийца Сехмет, также гневный и львиноголовый, поэтому его аспектом со времени Нового царства считали львиноголового бога Маахеса (букв. «тот, кто правдив рядом с ней»; по происхождению – древнекушитский бог в облике змея со львиной головой Апедемак), бога бури, грозы и войны («Господин убиенных», «Радующийся крови»), и рядом с ним лежал именно букет из лотосов. Иероглиф человека-льва использовался в Египте при написании таких слов как «принц», «главный», «сила» и «власть».
8.
В буддистской традиции из лотоса (падма), расцветшего на острове на озере Дханакоша в западном индийском царстве Уддияна (долина реки Сват в Пакистане), родился восьмилетним Падмасамбхава (санскр. «Лотосорожденный»; монгол. Бадамжунай; тибет. pe ma gyal po, pe ma jung ne), тантрический мастер VIIІ в. н.э., принёсший буддизм в Тибет и ставший там известен под именем «Гуру Римпоче». Буддийская школа Ньингма почитает его как второго Будду и эманацией будды Амитабхи (красного будды Запада, «Будды Безграничного Света») , а именно: будда Амитабха послал из своего сердечного центра в бутон лотоса золотую ваджру, отмеченную слогом «ХРИ», и она чудесным образом превратилась в восьмилетнее дитя, держащее ваджру и лотос и украшенное главными и малыми признаками. Дитя пребывало на острове, проповедуя глубокую Дхарму дэвам и дакиням. Падмасамбхава создал линию устной передачи («кама»), которая переходит от учителя к ученику, а также цикл скрытых учений («терма»), самой знаменитой из которых является т.н. «Тибетская книга мертвых» («Тибетская книга Великого Освобождения», «Бардо Тодол»).
Падмасамбхаву нашел и усыновил бездетный царь той страны Индрабхути (Индрабодхи, Дза), который путешествовал со своим министром Кришнадхарой. Ребёнку дали имя Падмакара, поскольку он был найден в лотосе. Воспитанный как принц он достиг совершеннолетия и женился на принцессе Прабхадхари. Ему пришло осознание великой миссии, ради которой он должен был удалиться от своих мирских дел. Однако отчим не пошёл ему навстречу. Тогда Падмасамбхава пошёл на преступление, убив сына одного из вельмож. В наказание он был изгнан из страны. Во время медитаций на кладбищах и в недоступных пещерах он получает тайные тантрические посвящения от двух дакинь и становится великим йогином и чудотворцем. После этого он стал носить плащ из тигровой шкуры и ожерелье из черепов, символизирующее освобождение существ из сансары, сидит на оленьей шкуре и коврике из листьев в расслабленной позе. В течении 5 лет он предавался подвижничеству в царстве Байддха (Baiddha) и встретил гуру Ачарья Нагарджуну (тиб. Lu drup nying po), который и обучил Падмасамбхаву системе Хаягривы. С этого времени он получил имя «Ньима Озер» (Nyima Ozer, «Лучи солнца»), поскольку использовал мудру «Сурья Прабха» («Лучи солнца»). Затем он возвратился в страну Уддияна и обрёл авторитет у дакини и нагов, где царствовала просветленная, но свирепая дакини Красная Тара (sgrol-ma dmar-mo) Курукулла (ku-ru-ku-lle), любовница царя нагов и йидам Ваджрайогини, прозванная затем «Падма-дакини» . Есть подозрение, что именно они являются родителями Падмасамбхавы. Однако со стороны людей он встречал зависть и поношение. Тогда он изучил почти всю мудрость в Индии у различных учителей. В Северной Индии он познакомился с весьма образованной принцессой царства Захор Мандаравой («цветок кораллового дерева»), которая стала его духовной супругой. Уязвленный этим, царь Вихардхара заточил их в пещере, а затем приказал сжечь обоих на костре, но Падмасамбхава превратил священный огонь в воду (считается, что это нынешнее озеро Ревалсар (Пема-цо) в индийском штате Химачал-Прадеш). Поэтому часто Падмасамбхава изображается в тантрическом соитии со своей женой, сидя на цветке лотоса посреди водоёма. Затем Падмасамбхава был приближен ко двору в стране Уддияна и получил титул «Гуру Падмараджа» («Царь Лотоса») и изображается держащим барабан (дамару) в правой руке и золотое зеркало в левой. Мистическим образом он стал наставником царя Ашоки, а также участвовал в диспутах с врагами Дхармы. Падмасамбхава был приглашён в Тибет царём Тисонгом Децэном на помощь ученому-буддисту Шантаракшите в борьбе с демонами. Здесь Падмасамбхава продемонстрировал тибетцам свои магические способности. Он заложил монастырь «Самье», положил начало переводам буддийских текстов на тибетский язык и посвятил первых семь тибетских монахов. Здесь он получил титул «Гуру Римпоче» («Великая Драгоценность»). Падмасамбхава подчинил демонов и злых духов Тибета, обратив их в буддизм и сделав дхармапалами («защитниками Дхармы»). Насаждал он буддизм в своей свирепой ипостаси Дордже Дроло, вооруженный ваджрой, разьезжая верхом на беременной тигрице, в котороую обратил свою жену Мандараву . Верной ученицей-йогиней, спутницей и женой Падамсамбхавы стала Еше Цогьял, бывшая жена царя Тибета, которая и записала высказывания Гуру. За этот дар Гуру Ринпоче одарил царя необычайными учениями тантры, тайными словами, что превыше кармы и закона причин и следствий. Завершив тибетскую миссию, которая длилась 55 лет, Падмасамбхава отправился на границу с Непалом и оттуда вознёсся на небо на коне Махабала. Еше Цогьял много путешествовала по Тибету и совершила множество чудес, даровала бесчетное количество учений и посвящений множеству учеников, а встретившись с другой женой Падмасамбхавы, Мандаравой, они вместе достигли бессмертия («сиддхи»). Такж в цикле терма Дуджома Лингпы (1835-1904) внутреннее проявление Дечен Гьялмо, йогической формы Еше Цогьял, представляет вышеупомянутая царица Уддияны Курукулла (её мантра: «Om Kurukulle hri svaha»).
Т.е. в данном случае мы имеем тибетско-буддийскую версию именно о встрече находящегося посреди озера Падмасамбхавы с бодхисаттвой Нагарджуной. Последний (санскр. Nagarjuna «серебряный змей»; кит. Луншу; яп. Рю; кор. Ёнъсу), один из махасиддх буддизма, выполняет ту же роль, что и Ангел Господний для пророка Даниила.
Собственно Нагарджуна, хотя и является исторической личностью (между 150 и 250 гг. н.э.), однако сведения о нём переплетаются с фантастическими и мифологическими сюжетами, и отчего можно предположить, что его образ вобрал в себя более древние представления, относимые к более архаичному персонажу (некоторые критики предполагают, что существовали два разных Нагарджуны): способность быть невидимым, причастность к царскому гарему, спуск в потусторонний мир и овладение там мудростью змей-нагов и проч. Нами уже указывалось выше о том, что сторонники бон-по считают, что именно Нагарджуна, когда он путешествовал в Нагалоку, обрел в І в. н. э. часть сутр Праджняпарамиты («Запредельная мудрость»), сокрытых Тонпа Шенрабом в царстве Нагов (змееподобных существ, обитающих в измерении элемента воды), и они составили ядро («Мадхьямика», «Срединный путь») буддийской традиции Махаяны. Для того, чтобы получить эти сокрытые знания, сам Нагарджуна должен был опуститься в океанские глубины и там получить инициацию в истинное учение от Царя Нагов.
При наличии того факта, что в библейской традиции Адам и Ева получили в райском саду (Эдеме) именно от Змея некую мудрость различения (добра и зла, «Эц ха-Да’ат Тов ва Ра»), сокрываемую богом (Быт. 2:17; 3:4-5), парадоксально выглядит, что бодхисаттва Падмасамбхава получает сокрытую мудрость от Нагарджуны («Серебряного змея»), к тому в обоих случаях видим тройственность передачи: Нагараджа – Нагарджуна – Падмасамбхава и Нахаш (Нахуш, Змей) – Ева – Адам. Сам Падмасамбхава есть аспект-творение будды Амитабхи, главы Лотосового семейства дхьяни-будд и связанного с изначальной «Мудростью Различения»! И как Адам и его сын Каин связаны со смертоубийством (человечества и Авеля), так и Падмасамбхава был убийцей ;)
9.
Данный буддистский сюжет, вероятнее всего, является перетолкованием индуистского сюжета о сокрытии и добывании знания. В «Рамаяне» (IV, 17, 50) асуры Мадху и Кайтабха похитили Веда-шрути («Ведическую мудрость») и спрятали в Патале (нижнем мире), но Вишну сошёл в Паталу, принял образ Хаягривы (санскр. Hayagriva «Лошадиная шея»), убил асуров и вернул Веда-шрути. В варианте «Бхагавата-пураны» (VIII, 24), наоборот, именно асура Хаягрива похитил Веда-шрути и спрятал её на дне моря. Вишну, приняв образ Рыбы (Матсья), потащив за собой корабль царя Сатьявраты (Ману), убил асуру и вернул Веда-шрути Брахме. В «Крийя-тантре» повествуется, что Хаягрива Гухьясадхана («Имеющий шею лошади Покровитель тайной практики») – это гневная форма будды Авалокитешвары, которую тот принял для того, чтобы одолеть асуру Матонга Рудру, в волосах которого была конская голова и которую победивший бог забрал себе в знак победы.
Связью между этими индуистскими и буддистскими сюжетами выступает то, что Нагарджуна обучает Падмасамбхаву именно практике Хаягривы (тиб. rta mgrin «имеющий шею лошади», rta zhal «лошадинолицый, яп. Бато Каннон), йидама Яростного Сострадания и дхармапалы, и эпитеты которого также связаны с цветком лотоса – «Падма Панчен» (pad ma dbang chen), «Могущественный Лотос» и «Падма Херука» (санскр. Padma-Heruka, тибет. pa dma he ru ka), «Лотос, пьющий кровь его». Гнев Хаягривы направлен на причины страдания и возникает из сочувствия, которое он испытывает ко всем страдающим существам. Лошадиная его голова громко ржет, и этот звук пронзает все иллюзорные проявления вещественного мира, открывая сияющую реальность свободы. К его особенным умением относят лечение болезней, в особенности болезней кожи, включая даже такие серьезные заболевания, как проказа, которая считается болезнью, насылаемой нагами. В качестве дхармапалы Хаягриву изображают с одной антропоморфной головой, в его волосах помещают небольшую лошадиную голову, с его плеч свисают одна или две змеи, или он стоит на этих змеях-нагах. Ваджра, которую он держит в главной правой руке, представляет мужской аспект – сострадание, а колокольчик в левой руке представляет женский аспект – мудрость (санск. «праджня»). Сам он белого цвета в белых одеждах сидит на белом лотосе в позе, аналогичной грядущему будде Майтрейе (одна нога опущена как знак готовности к нисхождению в мир форм). Также изображался с тремя конскими головами (красная центральная символизирует силу, зеленая – действие, белая – миролюбие) и шестью руками. В индуистских текстах часто описывается как белый конь, а в рассказе о битве богов с асурой Таракой конь Хаягрива является аватарой Вишну.
Супругой Хаягривы считается богиня утреннего рассвета Маричи (санскр. Marichi, тиб. odser chenma, Одсер Ченма «Мерцающий огонёк; Луч света», япон. Маримитэн, кит. Mo-li-chi, Mo-li-zhi, Chun-ti) и почитающаяся в буддизме проявлением бодхисаттвы Тары: «Одетая в солнце, открывающая себя только мудрым, несущаяся по небу в повозке запряженной семью белыми кабанами, с различным оружием в шести руках». Она идентифицируется, однако, не с утренней звездой (Венерой), а с созвездием Большой Медведицы, выступает как защитница путников и паломников, а также помощница мужа во врачевании: если жизненная энергия человека («лха») была украдена каким-нибудь существом, Одсер Чен-ма поможет вернуть и восстановить ее. Часто изображается красивой женщиной, стоящей на цветке лотоса или на огненной колеснице.
Вся эта лошадиноголовая тематика может иметь параллели (и, вероятнее всего, истоки) в шаманских представлениях Северной Евразии, где вместо лошади фигурирует олень (лось), и связанные с ним символы (олень-солнце, олень-созвездие; ветвистые рога оленя символизируют лучи солнца; олень предстает как чудесный вестник и проводник, указывающий герою путь к их цели; олень-самец (в персидской космографии – горный бык) в схватке с хтонической змеей (драконом), выгоняя их из нор дыханием своих ноздрей или изрыгая туда воду, символизирует конфликт противоположностей, положительного и отрицательного, света и тьмы, и т. п.; пожирая змею, олень обретает молодость и живет несколько столетий; оленю также приписывали целебные силы, особенно способность разыскивать лекарственные травы и водоёмы; олень успешно преодолевает водные препятствия) и атрибуты (головной убор, увенчаный оленьей головой с рогами или просто оленьими рогами; лосиные морды как обрамление фигуры шамана на блашках шаманской одежды и головных уборов; лосиная голова, венчающая головной убор в погребениях шаманов) .
Как правило, шамана-оленя сопровождают самки (маралухи, важенки), символизирующие звезды созвездия Орион или ранее существовавшие еще два солнца (ср. с древнеегипетским предствавлением о звёздном небе как Корове и представлениями о корове-прародительнице – индоарийской Адити и германо-скандинавской Аудумле). На тюркских шаманских изображениях богиня-мать Умай часто представлена в трехрогой тиаре.
Возможно, оленьеголовый кельский Цернунн, быкоголовый минойский Минотавр, в шапке с головой газели аморейский Решеф (Рашап), Геракл с керинейской ланью на плече, орфический Дионис, выступающий как бык в мире живых и как змий в подземном царстве, китайский бог безсмертия с оленем (лу) Шоу-Синь – это всего лишь отзвуки о верховном (солнечном) жреце-шамане цивилизации эпохи бронзы, позднее ставший считаться божеством, связанным с подземным (потусторонним) миром (япон. Годзумэдзу «Рогатолошадиноголовый», букв. «бычья голова, старший конюх»; кит. Годзубамэн – «бычья голова, лошадиное лицо»; асура Хаягрива, спрятавший в подземном мире Веда-шрути) или гибелью (например, превращенный Артемидой в оленя охотник Актеон, затем разорванный гончими псами; побежденный Вишну асура Хаягрива).
Тот факт, что в традиционной Махаяне царь мудрости Хаягрива считается аспектом (садханой) будды Авалокитешвары (воплощение Сострадания), который сам изображался с наброшенной на плечи шкурой дикого оленя (символизирующая добрый и нежный характер сострадательного бодхисаттвы и его способность подчинять заблуждения), может свидетельствовать о метатезе взаимоотношений этих персонажей относительно их начальной «первичности» и «вторичности» (индоарийское божество Хаягрива и его эманация Чакравартин, «Царь Мира»), и произошло это именно в среде не-индоарийских народов Гималаев (согласно представлением тибетцев именно Тибет является страной пребывания и под покровительством «Владыки Мира» Авалокитешвары, а предок тибетцев Царь-Обезьяна, царь-основатель Сронцзан Гампо и Далай-лама – его воплощениями ) и Юго-Восточной Азии (в Бирме, Таиланде, Камбодже и Вьетнаме многочисленные цари считались воплощениями Авалокитешвары).
Версия о том, что основатель тибетской религии бон-по Тонпа Шенраб имел ослиные или лошадиные уши, врачевал и сокрыл в царстве нагов-змей учение, открытое позже, дает основания предположить, что именно в индоарийской традиции он был интерпретирован как Хаягрива!
***
Очевидно, что если в первоисточниках сверхсущество-инициатор (Ангел Господний / Дмура Митридат, Вохумана, Сизиг, Нарада Муни, Нагарджуна) посещает ученика-иницианта, находящегося по среди реки (Даниила, Заратуштру, Элкасая, Вьясудева, Падмасамбхаву) и с которым происходит особенное событие – «онтологическое откровение», то в поздней версии событие десакрализируется, превращаясь в сказание о встрече героя (Садко на доске, Вяйнямейнен на лодке, Аманкул на зеленой палочке, Деде Коркут на ковре, Урашима на черепахе, Хоори в плетеной корзине, Нуртоле – «дитя света», Вьяса на острове, Нарада на берегу реки, Падмасамбхава на лотосе, Дигенис Акрит, Отец-царь / Иван-царевич) посреди реки / водоёма с волшебным существом (Морским царем, водяной змеей, царем Вихардхарой). К тому же в ведической и махаянской версиях подобное событие происходит сначала с будущим инициирующим (Нарада на берегу реки в «прошлый День Брахмы», Нагарджуна в Нагалоке), потом – с инициируемым им самим (Вьяса на острове реки в «нынешний День Брахмы», Падмасамбхава в Уддияне).
10.
Существует предположение о том, что образ Мировой Реки присущ афразийско-мегалитическому ареалу и является символом Млечного Пути, тогда как у народов переднеазиатско-дунайского неолита (праиндоевропейцев) Млечный Путь ассоциируется с Мировым Деревом [Корсун А. Мост в иномирье // Атлантида. – 2019. – 23.01. – http://atlantida.primordial.org.ua/archives/1575 ].
Но, как указывают исследователи, образ Мирового Дерева есть более поздним инвариантом на Ближнем Востоке и в Европе образ древа «восстанавливается» лишь с эпохи бронзы, в то время как в ранних знаковых системах эпохи палеолита, известных по материалам наскальной живописи, ни древа, ни символики цветов и т.п. еще нет, в то время как он весьма с архаичнх времен известен «… для Северной Евразии от Скандинавии до Нижнего Амура и отсутствующий в большинстве других регионов планеты. Помимо древних скандинавов, данный образ был определенно известен чувашам, мордве, селькупам, алтайцам, хакасам, якутам, эвенкам, удегэйцам, нанайцам и ульчам …. Однако могу утверждать, что мирового древа нет ни на северо-востоке Азии, ни у японцев и айну, ни в древних мифологиях Средиземноморья… здесь существенно подчеркнуть, что этот образ не возникает спонтанно всюду, где вокруг растут большие деревья. В таежной зоне Америки мирового древа нет, и это делает вероятной историческую взаимосвязь всех евразийских вариантов этого образа» [Березкин Ю.Е. Об универсалиях в мифологии // Фольклор и постфольклор : структура, типология, семиотика. – http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin5.htm ].
Как правило, ветви Мирового Дерева соотносятся с небом, ствол – с земным миром, корни – с преисподней [Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. – Т. 1. – С. 398-399], но встречаются варианты, согласно которым срединная часть имеет связь с водной стихией: «Корни его в земле, Ветви его в солёном море, Вершина его в синем небе» [Българска народна медицина. Енциклопедия / ред. М. Георгиев. – София, 1999.]. Также в мифологиях Южной Америки когда это дерево срублено, оно превращается в реку [Березкин Ю.Е. Об универсалиях в мифологии // Фольклор и постфольклор : структура, типология, семиотика. – http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin5.htm]. Также в связи с этим можно вспомнить «… гигантский дуб карело-финских эпических песен, заслонивший своими ветвями солнце и луну в начале мира (см. вторую песню “Калевалы”) и срубленный вышедшим из моря человечком… в одной из версий срубленый дуб становится переправой через реку Похъёлы» [Напольских В.В. Мифологема Мирового Древа и мифологии народов уральской языковой семьи // Этнографическое обозрение. – 2012. – № 6. – С. 22. – https://www.academia.edu/4918928/Мировое_Древо_2012/].
В славянских заговорах Мировое Дерево помещается в центре мира, на острове посреди океана («пуповине морской»), где на камне Алатыре стоит «булатный дуб» или священное древо кипарис, берёза (в частности, перевернутая вверх корнями), яблоня, явор и т. п. На Мировом Дереве, Древе Жизни в апокрифах почивает сам Господь, когда входит в Рай (славянская «Книга Еноха» Антология С. С. Аверенцев), в заговорах – обитают Иисус Христос и святые (Богородица, архангел Михаил, Илья-пророк, Георгий, Параскева и др., мифологизированные персонажи – кузнецы и др.), у корней дерева – демонические и хтонические существа (прикован на цепи бес, обитает в гнезде («руне») змея (Шкурупея) и т. п.). Мировым Ясенем Иггдрасиль («Конь Игга») божественный шаман Один странствует из одного мира в другой, а путем саможертвы через подвешивание на Дереве (прибитый к нему своим же копьём) Один получает сокровенное знание – тайну рун.
В якутской мифологии огромное внимание уделялось чудесному дереву Аал Луук Мас, будто бы растущему посреди «Сибиир-земли». В легендах рассказывается, что оно источает живительную влагу «илгэ», придающую отведавшим ее бодрость и новые силы. Когда-то это дерево задумало прорасти в небесную страну верхних духов, чтобы уничтожить их, но в конце концов отказалось oт этой кощунственной мысли и, достигнув неба, стало коновязью для небожителей. Решив достать преисподней и погубить нижних духов, оно опять-таки затем передумало, и его корни стали служить вешалкой для существ нижнего мира. Простираясь высоко вверх и глубоко вниз, Аал Луук Мас образует собой неколебимую сердцевину мироздания.
В казахских сказках на берегу Мировой реки на первозданной мировой горе Кок-тобе возвышается Дерево жизни – Байтерек. Вершина достигает Верхнего Мира и упирается в Полярную звезду. На вершине Байтерека расположено гнездо двуглавого Орла, который смотрит в разные стороны мира и проверяет исполнение богами и людьми воли Тенгри. Также этот Орел съедает душу ребенка, которому суждено стать камом, и уносит ее на свое дерево. Там душа ребенка в виде яйца высиживается в железной колыбели. Здесь же, на ветвях Байтерека, мудрый и бессмертный Ворон учит души будущих шаманов («камов»). Когда приходит время, душа возвращается к человеку и заставляет его стать шаманом. Корни Байтерека находятся в Нижнем мире, где находятся живительные родники, которые дают начало великим рекам (те реки, что текут на север, в страну мрака, холода и смерти, уносят с собой души умерших). Именно от Великой горы, от корней Байтерека, из священного родника, берет свое начало Мировая Река. Истоки реки, среднее течение и устье реки соответствовали Верхнему, Среднему и Нижнему мирам. Мировая река и древний Океан были связаны между собой и миром духов. Тюрки считали себя порождением земли, а потому вода часто служила символом другого мира – мира мертвых. Мира, в который уходит вода, мира подземного. Следовательно, те, кто жил у устья реки считались умершими и одновременно бессмертными. Поэтому о тех, кто умер, говорили «Он откочевал к устью реки» [Бисенбаев А.К. Мифы древних тюрков // ].
Здесь мы видим соединение обеих евразийских мотивов Мировых Древа и Реки!
Т.е. североевразийская версия о встрече / откровении у Дерева / на Дереве – это аналог южноевразийской версии о встрече / откровении у Реки / в Реке и в основании их лежит мифологический первоисточник о космогенезе.