Поход посреди войны

Родион Рахимов
               

       Шла первая половина марта 1943 года. В клубе было тепло. Деревянный пол тщательно подметен. На сцене длинный деревянный  стол покрыт красным кумачом. Играет патефон. Весть о том, что в клубе будет собрание, быстро облетела деревню. Пришли все,  женщины, старики и дети. 
      
       Собрание открыла секретарь Сельского Совета Ямига  Фаизова, и сразу без каких-либо церемоний предоставила  слово приезжему в военной форме.
Он снял шинель и повесил на гвоздь, прибитый на стене. При свете керосиновых ламп, на груди блеснули ордена и медали. Левый рукав гимнастёрки был аккуратно заправлен под ремень. Женщины сразу зашушукались. Он был красив и по-военному подтянут:
      
       - Исэнмесез  иптэшлэр! - поздоровался однорукий военный на татарском языке. – Дорогие женщины, ну как вам тут живется без мужчин? Знаю, что тяжело. Ваши мужья сражаются там, на Западе.  Они бьются на смерть  фашисткой гадиной и уже освободили больше половины советских земель. Но им не хватает оружия.  На заводах лежат уже готовые автоматы и винтовки для отправки на фронт, но они без прикладов.
       - Что нужно? Говори прямо! – крикнул из зала фронтовик на костылях.
       - А там, в семи километрах отсюда  в Тибильском лесоучастке в штабелях лежат ружейные болванки - заготовки для прикладов, но их везти не кому, и не чем.  И эти бруски надо доставить на станцию Куеда.
Бруски придется везти на маленьких санках больше 50 километров. Каждый должен брать столько, сколько сможет дотащить и за каждый брусок получить 1 килограмм хлеба.  Хоть и будет тяжело, бросать их по дороге нельзя. Эти бруски — дороже золота! Золото — это желтый металл, и из золота приклады не сделаешь и фашистов не уничтожишь…
        Днём снег растает. И поэтому надо выходить в дорогу спозаранку. Райком партии просил меня, передать вам эту просьбу, и она очень надеется на вас.  Это будет большая помощь фронту и вашим мужьям.

        Собрание закончилось. Замелькали кадры кинохроники:  …Браво наступающие под музыку фашисты, жгли деревни, расстреливали женщин и детей, но тут появились наши танки с солдатами на броне и фашисты побежали обратно… Так их, поделом! Будут знать на кого нападать!
Ночью сильно подморозило и задолго до рассвета, юноши, девушки и молодые женщины-солдатки по насту добрались до Кордона.
Вчерашний однорукий военный был уже там и лихо по-военному командовал:
       - Лишних брусков не брать, каждый должен брать столько, сколько сможет доставить на станцию…

       Каждый участник этого «Похода посреди войны» моими земляками из Татышлинского района Башкирской АССР, рассказывал по-своему.
Но все были едины в одном - в желании помощь фронту.

       - Мы быстро загрузились и двинулись в путь, - рассказывал тогда ещё 12-летний участник этого похода среди войны, Гафий Шаяхметов, - бруски ровные, без сучков, длиной примерно в 1 метр. Я взял 4 бруска  — подсчитал: у меня будет 4 кг хлеба, если один съем, то 3 кг привезу домой и накормлю своих домашних.

       Когда мы дошли до деревни Верхние-Сикиязово, стало светать.  И мы увидели сплошной людской поток похожего на огромного змея, ползущего по белому  мартовскому снегу, как живое, единое целое, которому не было ни начала, ни конца.
Только потом мы догадались, что однорукий военный побывал во многих деревнях в округе и просил помощь фронту. (Такой же поток был организован с Таныпского и Арибашевкого лесоучастка).   

       Нас догнал однорукий военный, весь мокрый от пота, в армейских сапогах, сильно прихрамывая на одну ногу.
       Если в начале пути на белом снегу мы видели только картофельную кожуру и обрывки газет, то теперь и брошенные бруски. Наш однорукий командир останавливался возле каждого бруска, бережно брал в руки, втыкал торцом в снег и молча шагал дальше. Вот он останавливается возле женщины, которая устала и не могла идти дальше. Он что-то сказал ей, освободил санки от брусков, попросил меня привязать бруски на удавку веревками, которые отвязывал от санок, забросил на плечи и, старясь не хромать, зашагал дальше.

       Засветло мы все-таки дошли до станции Куеда. Напротив железнодорожного вокзала у дощатого склада мы сдали свой груз. Нам дали три жестянки с номерами: одну для хлеба, а две другие для капустного супа и каши.
Тогда мне было 12 полных лет, после этого случая я прожил еще 65 лет, и никогда не ел вкуснее того хлеба, что получил за бруски в Куеде.

       Кончилась война, кто остался в живых, вернулись с фронта. В их числе и наш отец.  Случай с брусками я рассказал отцу, он внимательно послушал меня, а потом спросил:
       «Ты знаешь, кто был твой однорукий военный»?
       «Не знаю, — сказал я, — русский или удмурт. Неплохо говорил по-татарски, но он не татарин и не башкир».
       «Он был настоящим коммунистом, - коротко сказал отец».