Лидочка Глаз очень плакала, когда узнала, что она еврейка. Эту трогательную историю Лидочка имела неосторожность рассказать своему однокласснику Гоше Семёнову, болтуну и охальнику. Гоша очень смеялся. В означенное время, то есть в 1967 году, в конце десятого класса, Гоша целеустремлённо норовил залезть Лидочке под юбку. Лидочка почему-то не давалась и причина вскоре сделалась ясна Гоше к большой его досаде. Ему перебежал дорогу курсант военного училища. Гоша обозвал Лидочку дурой и уволокся искать себе утешение. Гоша искренне не понимал горе ребёнка, обнаружившего свою принадлежность к избранному народу. Особенно, если ребёнок, в числе прочих приятелей по двору, прежде дразнил своих же братьев по крови. Гоше все эти нюансы были глубоко чужды. Он, правда много позже, раздобыл кипу и гордо шлялся в ней по улицам Харькова. В Израиле, который Гоша посетил уже в возрасте шестидесяти лет, он, завидев группу русских туристов, ожидавших автобус для экскурсии по Евангельским местам, весело отнёсся к ним: «Шолом, православные!». Православные несколько обалдели. Впрочем, меня унесло в сторону.
В отличие от Лидочки, Серёжа Ракитин очень бы не возражал вдруг оказаться евреем. Будучи наполовину русским, наполовину украинцем, он не видел в этом ничего хорошего. Надо сказать, большего русофоба я в жизни не встречал. Женившись на Неточке, наполовину еврейке, причём наполовину с правильной, Галахической стороны, её мать еврейка, Серёжа задумался о том же, что и многие другие, но уже имея на руках козырь в виде тёщи-еврейки. Думал Серёжа долго, аж до развала империи. На Серёжиной кухне вопрос эмиграции муссировался с шумом и яростью. Ничего, кроме шума не выходило. Серёжа был нерешителен и непрактичен. К тому же он одно время работал после окончания института на номерном заводе, где укреплял обороноспособность страны путём якобы производства электронного оборудования для советских ракет. «Якобы» я написал не случайно. Если верить Серёже, никто из инженерного персонала ничего толком не делал. На мой недоумённый вопрос: «Как же ракеты всё же летали или по крайней мере взлетали?», Серёжа отвечал: «А вот не знаю». «Но ведь вас же контролировали?» - спрашивал я. На что Серёжа отвечал, что как только он проходил по пропуску через дверь, ведущую в инженерный отдел, контроль заканчивался. Чтобы его слова звучали убедительно, он поведал, что большую часть дня проводил в курилке и однажды весь рабочий день наблюдал семейную жизнь воробьиной пары в период её начала, с целью подсчитать сколько раз за день воробей поимеет воробьиху.
Нельзя сказать, что Серёжа был самым нерешительным в нашей компании. Я ничем в этом смысле от него не отличался. Оба мы зато очень красноречиво ругали советскую власть и сходились на том, что ехать надо. Витиеватые наши речи внимательно слушала подрастающая старшая дочка. Она приходила на кухню, садилась с краю стола или где-нибудь сбоку и прислушивалась к папе и его друзьям. Девочка обладала практическим подходом и теориями не интересовалась. Однажды она спросила Неточку: «Что такое революция?» Неточка саркастически ответила, что это когда убивают всех кто попадётся под руку. На это маленькая Тоня, подумав, задала ещё один вопрос: «Но мы ведь не станем попадаться?». Вот эта самая Тоня, перейдя в десятый класс в 1993 году, настояла чтобы её отправили в Израиль по обмену школьников. Она тоже считалась еврейкой, хотя еврейской крови у неё всего четвертина – зато с правильной стороны. Она уехала к изумлению родителей и всей честной компании. Тут уж взвилась Неточка. Ребёнок один без родителей, в то время как папа лясы точит. Короче, уехали они с младшей семилетней дочкой и Неточкиной мамой и поселились в окрестностях Тель-Авива.
Не сразу, но постепенно жизнь их устроилась, и даже много лучше, чем моя в Чикаго. Дочки удачно вышли замуж, старшая переехала в Штаты, появились внуки. Серёжа свободно говорит на иврите, знает что и как делать и есть на еврейские праздники и подсмеивается надо мной: кто из нас еврей? Я его навещаю в Израиле время от времени. По знаку зодиака Серёжа «Рак». Он не любит трагические и вообще серьёзные разговоры и моментально ускользает под корягу, как и его членистоногий аналог. Так что все свои действительно важные проблемы и несчастья я держу при себе. А их у меня немало. Мне очень интересно и поучительно наблюдать, как люди прячутся за разными щитами от хищного мира. В сущности, так наверное и надо. Какая разница? Если есть возможность, почему бы и не продлить иллюзию бессмертия. Серёжа и Неточка, которая чем старше, тем больше ценит ускользающие радости жизни, ездят, смотрят, пробуют разные блюда. Серёжа и раньше мне напоминал собаку, которой надо везде рыскать, всё обнюхать, а с возрастом эти его черты только усилились. На лыжном курорте в Австрии он отведал свиную ногу по-тирольски и с восторгом мне описывал кулинарные впечатления. Как раз в это время мучительно умирал мой лучший друг и свиная нога меня не очень интересовала, но я отрешённо, как-будто с другой планеты, слушал эту Песню Песней. Здесь ведь тоже есть своеобразный пафос: отчаянная попытка перелететь через бездну верхом на свиной ноге.