А говорят уходит эпоха.
Вчера было все по-другому, а сегодня уже не так.
Вчера все было добрее и радостнее. А сегодня и слова не скажи. Дверь не закрой.
Изменилась мода. Люди. Приоритеты.
А эти липы вчера еще с меня ростом были, а сегодня они уже кому-то мешают и их пилят, пилят и пилят.
Пустеют улицы.
Все меньше и меньше знакомых лиц. Еще меньше с кем можно остановиться и послать весь мир в один конец. Еще меньше тебя поймут. А еще меньше поддержат.
Меньше…
Словно пшеничное поле.
Твое.
Одно и на всю жизнь.
С маленького ростка до спелого, налитого воском ветров и камедью солнца. До…
Растешь. Торопишься. Зреешь. Торопишься. Наливаешься.
И если по началу растешь себе по ночам, вытягиваешься, не замечая никого вокруг, то со временем начинаешь больше и внимательнее слушать те колоски, которые касаются тебя и звенят.
Звенят.
Звенят и поют.
Несут тебе песню каждого зернышка своего могучего и не очень колоса.
А эпоха уходит.
И жизнь безжалостной молотилкой.
Жаткой.
Вырывает из твоей жизни тех, кто и был той, неведомой сегодняшней юности, эпохой.
А ты их еще помнишь.
И их колосья еще поют песню в твоей душе.
А их все меньше…
И с каждым уходом ты оставляешь в своей памяти частичку их тепла.
А сказать, что были друзьями – нельзя.
Он не был ни начальником, ни другом, ни родственником.
Он был!
Он был и другом, и товарищем, и начальником, и отцом.
Скромный полковник. Милиции или полиции – не важно. Он был полковником-опером. Про таких и пишут то мало. Его знают по тем, кого он учил. Его знают по тем, кого он вырастил. Его знают по тем, кому он помог. А значит его знают все.
А ни один праздник не обходился без его пирогов. Уже когда он ушел работать на хлебзавод, ни на час он не забывал о своих учениках.
Учениках достигших разных высот. Ставших людьми. Построивших свою жизнь с его кирпичиком или целым рядом в фундаменте...
Красивые, румяные, с узорами. Ароматные… Пироги…
И мимо не пройдет. Поговорит. Заглянет в душу. Согреет сердцем. Добрым словом. Рукопожатием, дарующим силу.
А когда волна увольнения выкинула из системы в гражданку. Когда стоишь на площади и не знаешь куда податься. Когда вчерашний мир расчерченный и размеренный канул в лету, и ты понимаешь, что ты никто и имя тебе никак, словно из-под земли. Телефонным звонком.
- Ну ты как?!
И слова. Простые и незамысловатые. Без сочувствия и превосходства. Душевным теплом обволакивают и возвращают в этот мир. С того необитаемого острова отчаянья. Без надежды. Лучиком солнца. В сердце. Откуда они эти слова? Где он их нашел? Как? Где? Зачем?
И звонишь ему. И слушаешь. И учишься. Впитываешь песком пустыни воду. С жаждой. Ещё и ещё...
И все. Оглядываешься чтобы услышать и опереться. Захлебнуться лучами его тепла. А нет. Нет его. Нет его солнца.
Да и поле с каждым днем меньше и меньше.
Поле той, нашей эпохи.
Колосья нашей жизни.
И он - Долматович.
Анатолий Николаевич.
Колос, бьющий колоколом сердце.
… А руки тянутся набрать его номер.
Услышать и рассмеяться.
Рассыпаться с зернами его смеха и пожелать еще сто лет…
Но…
Эпоха уходит падающими колосьями, остающимися в наших душах, светлыми лучами тепла…