- Урааааа!!!!!
Я бежал по улице и орал во все свое детское горло:
- Урааааа!!!!! Я завтра уезжаю!!!! С папкой!!!!
- Стой! Стой! Куда это вы уезжаете? – любопытная соседка попыталась остановить, но у нее ничего не получилось. Я увернулся и побежал. Радуюсь. Подпрыгивая. И отвечая на бегу:
- В страну Лимонию!!!!! Урррааа!!!! На тракторе!!!
Игрушек у меня было не так много, поэтому сборы были недолгими. Мама с улыбкой посмотрела на мои вещи:
- Ну зачем они тебе там?! Ты же уже взрослый!
Этого хватило и игрушки, а главное, лучший друг – серый медведь, остались дома. Весь вечер я крутился возле мамы. Хвостиком ходил: на кухню, во двор, по комнатам, в сарай… Она уже и сердится начала:
- Если тебе нечем заняться, то иди почитай, или морковку пополи!
А когда пришел отец, подбежал, схватил за руку:
- Ну что? Поехали?!
Отец с мамой рассмеялись.
- Завтра утром!
Наверное, это была самая длинная ночь в моей жизни. Я так ждал это утро, так ждал, что под утро мне снилось что и не сплю вовсе. Крепко снилось. А одеяло убежало вместе с подушкой – они спрятались свернутые в огромный клубок на полу. У кровати.
И отец уже давно приехал. Ждал, когда проснусь. И после завтрака мы отправились в путь. На тракторе с названием Т – шестнадцать. Этот трактор отличался от других тем, что у него был кузов, который располагался перед кабиной. Как машина, только наоборот. В нашем поселке на таком работал только отец.
Рядом со своим сиденьем, на какой-то ящик, отец положил старую телогрейку, и скомандовал:
- Залезай!
Словно король! Словно космонавт! Словно важный путешественник! Я сидел на этом ящике с телогрейкой и снисходительно смотрел по сторонам упиваясь своей важностью. Как мне хотелось, чтобы все вышли на улицу и увидели, как я еду с отцом. В страну Лимонию! А людей как назло было мало. И я махал рукой домам, в которых жили мои одноклассники, коровам и собакам. Всем, кому мог. Я ехал с отцом! Через мосты, поселки, дороги. В страну Лимонию!
Страна Лимония была недалеко, через пять часов замечательнейшей тряски. Сразу за широкой уходящей в закат речкой. Удерживаемой заброшенными удочками рыбаков, кругами на воде от выпрыгивающей рыбёшки, да белесыми вечерними столбами гудящих комаров. Страна Лимония - город Саранск.
Остановились среди других, разных тракторов. Красных. Синих. Оранжевых. Больших и маленьких. Сильно пахло соляркой и маслом. От отца всегда так же пахло, после работы.
В большом помещении стояли железные кровати, а в конце, вокруг стола сидело человек десять разных мужиков. Ужинали, наверное. После знакомства, меня накормили и уложили спать. Заснул не сразу. Слышал, как отца ругали за то, что он меня привёз. И как отец убеждал, что я никому мешать не буду. А ещё, что я умею готовить. И то, что теперь я буду у них поваром.
Утром отец мне объяснил, что пока они работают я буду в этом помещении. Ну или во дворе. И всё! Это отец приехал в командировку, ремонтировать трактор. И страна Лимония это потому что ему заплатили командировочные, а это очень хорошо.
Потом ко мне подошёл бригадир. Старший.
- Кашу сваришь к обеду. Плита на улице. Кастрюля и соль у окна.
Дал мне огромный кулёк с пшёнкой и с остальными мужиками ушёл в здание, где ремонтировали трактора. Там что-то уже бухало и гремело.
Отец хлопнул по плечу:
- Давай!
И пошёл за ними.
По двору прыгали, кувыркались, поднимали пыль, чирикали воробьи. Между делом выискивая зернышко или червячка. Поймают одного и тянут каждый себе, в разные стороны. Ладно двое. А когда еще парочка вмешается, так совсем интересно становится смотреть.
Но! Надо работать. Плита стояла во дворе. Разжечь огонь было ерундовым делом. Не впервой. Лучинки ножом нащипал. Щепочек наколол. В печь уложил на скомканную газету, Спичку поджог и всё! Гудит. Пыхтит. Дымит. Глаза щипает. Хорошо дров много.
Теперь кастрюля. Налил воды. Ну с половину. Откинул ножом кружки на плите, и туда кастрюлю. Кастрюля большая. Литров на шесть. А может и больше. Ну чтобы на всех хватило. Когда сварится еда. Их то вон сколько много. Придут. Голодные. Поедят. Ещё захочется. А тут добавка осталась! Какой я молодец! Размечтался. Под чирики воробьиные. Или трещотки-сороки, заблудившейся спозаранку.
Кашу-то я варил… С мамой. Очень даже много раз… Смотрел… Ну и что!? Что тут тяжелого? Кастрюлю поставил. Воду налил. Теперь надо пшено высыпать.
Пакет был огромный и тяжёлый.
И сколько сыпать?! Мама-то сыпала. А вот сколько?! Ну если пакет дали, то значит весь!
Пшёнка с шипением, сквозь воду, устроилась на дне кастрюли, оставив за собой мутную пенку на поверхности.
Теперь посолить!
На подоконнике лежала открытая, почти полная, квадратная пачка соли.
Сколько той соли нужно?
Соль слежалась – пришлось ножичком поколоть, подробить, постучать по лавочке. Кастрюля уже нагрелась. Вода начала парить. Горячая. А солить надо, как мама! Держа за край пачки, потихоньку высыпая соль в воду. Чтобы брызги не обожгли. А соль всё не сыпется. Чуть высыпалась и всё. Надо посильней! Начинаю трясти... И тут: «Бульк»! Весь кирпичик соли выскользнул из голубой картонной обёртки и скрылся в воде…
Пока искал ложку, пока ловил-искал… Не поймал…
А тут ещё и огонь начал гаснуть. Подкинул дров. Подождал, пока загудит пламя…
Мама всегда говорила, что если пересолил, то нужно добавить воды и кинуть пару целых картофелин – они соль заберут.
Воды подлил и пошёл искать картошку…
Не нашёл…
А каша сварилась. Ну почти. Крышку в сторону. А под ней - настоящая желтая пшенная каша! Дымится! Получилось! Не так страшно и не так сложно как оказалось. Почти полная! Всем хватит! С добавкой! Вот!
Теперь, чтобы каша осталась горячей, нужно закрыть её крышкой и поставить в сторону, на плите.
Что тут сложного?! Кастрюлю в сторону, на край плиты. Крышкой сверху. А чтобы плита не остыла – дрова в печь. Всё! Можно звать кушать!
С радостью и в предвкушении похвалы побежал звать взрослых на обед…
Позвал.
Вернулся.
А крышка на кастрюле приподнялась. И оттуда каша выглядывает. С облачком пара.
Что делать?! А ничего! Взял полено, чтобы не обжечься, положил на крышку и придавил. Каша спряталась. Но только отошел, а она опять крышку поднимает. Ну ведь так нельзя! Она же у мамы из-под крышки не вылезала! А!
Возле печи, на земле, лежала шестеренка. От чего-то. Большая. Зубастая. Тяжелая, но чистая. С трудом, но положил её сверху на крышку. Подниматься перестала. Только недовольно выплевывала струйки пара. Ну и постукивала слегка. Так и дождались. Обеда.
Обед был не долгим. Мало того, что каша снизу сгорела и превратилась в черный уголь. И то что было сверху было настолько пропитано солью, что аппетит пропадал мгновенно, и очень хотелось вымыть рот. Ерунда. Она так спрессовалась в кастрюле, что ее пришлось вырезать ножом. Долго.
Несколько оставшихся дней я провел в очистке от угля кастрюли.
Я сидел на краю бревна, и чистил, и чистил, и скрёб. Она почему-то не очень хотела очищаться.
А на другом конце бревна возвышались куски моего кулинарного искусства. Они пахли, пугая всё в округе этим резким запахом свежеприготовленной каши. Проходящие собаки, понюхав, поджимали хвосты и убегали. Быстро. Птички пролетая не падали, но не садились.
Расставание со страной Лимонией было быстрым и незаметным. Отец завёл трактор. И я, сидя на ящике с телогрейкой проводил взглядом прыгающих и дерущихся воробьев. Резвящихся на конце бревна. С опаской поглядывающих на то, что должно было быть чьим-то обедом. Видно этот несъедобный запах им был не по душе. Поклевать мою кашку они опасались. И только заблудившаяся сорока, что-то трещала и трещала нам вслед. Наверное, говорила о вкусной и здоровой еде. Но я из-за трескота трактора не слышал. Я ехал домой в тишине кабины трактора. К маме. Учиться готовить кашу…