Лёнчик Абрамович несколько напоминал собой муравейник или, во всяком случае, нечто конусообразное, низвергающееся волнами сверху вниз, от треугольной головы, сидящей на укороченной шее, через узкие, но мощные плечи к обширному животу, широкому тазу и кривоватым толстым ногам. При этом Лёнчик, во-первых, если и выглядел толстяком, то жиры его отличались плотностью и нисколько не дрожали и не колыхались. Во-вторых, что даже важнее, Лёнчик совершенно своей толщины не стеснялся и был подвижен и общителен.
Приглядываясь к этому странному и любопытному результату схватки Ормузда с Ариманом, возможно, даже побочному и случайному продукту их грандиозной битвы, нельзя не удивиться многообразию проявлений разумной жизни. Можно много чего сказать на эту благодатную тему, но лучше ограничиться минимальным философским отступлением. Чтобы вкратце охарактеризовать Лёнчика, скажу, что лучше всего назвать его человеком-пауком. Меня в данном случае интересует не моментально при этой характеристике всплывающее негативное отношение, кстати, не во всём справедливое, а беспристрастное определение породы или вида.
Лёнчик являлся человеком довольно ограниченным в смысле интеллектуального багажа и в то же время большим фантазёром. Ему снились красочные сны, которые он зачастую пересказывал, как нечто имевшее место в действительноси. Скажем, врал с три короба о каких-то озёрах, странных животных, которых встречал в лесу или ещё где-нибудь, где он никогда не бывал. В то же время Лёнчик обладал житейской хитростью и умел завлекать людей в психологические сети, типа, долга или ещё чего-нибудь в таком роде. Его блестящие карие глаза буквально сверлили человека в поисках подходящих для клейкой паутины мест.
Лёнчик закончил педагогический и преподавал в школе математику. Ученики не то что бы побаивались его, но он умело забивал им памороки и добивался желаемого.
Лёнчик рано женился на скромной и неразговорчивой девушке, полной своей противоположности. Работала она библиотекарем. Худенькая его жена родила ему дочку. Дочка была похожа на мать внешне, то есть Лёнчиковы мяса ей не передались, но по характеру кое-что от него взяла. Тоже была себе на уме.
Родители Лёнчиковы рано покинули сей мир и к моменту развала империи, когда их сыну исполнилось сорок пять лет, от них осталась лишь однокомнатная квартира, в которой поселилась Лёнчикова дочка Лиза. Братьев и сестёр у Лёнчика не было.
Жена Людмила в конце Перестройки наладилась посещать церковь и постепенно это сделалось в семье привычным. На стенах квартиры висело несколько простеньких икон и основные православные праздники отмечались, без особого впрочем размаха. Лёнчик к религии относился без интереса и рассматривал Людино православие, как приправу, вносящую разнообразие и остроту в довольно пресную в остальном жизнь. Но так продолжалось не так уж долго. В начале девяностых Лёнчика посетило некое смутное осознание своей еврейской идентичности. Он забеспокоился и начал принюхиваться к незаметным, прозрачным, но набиравшим скорость в эфире, идеям. Закончилось это тем, что Лёнчик ринулся в синагогу. Там он почти сразу почувствовал себя, как рыба в воде. И не потому, что поднаторел в Талмуде или знал назубок Танах или прочие основы, а вследствие своей способности создавать вокруг себя поле общения и производить впечатление человека значительного. Клейкая, выделяемая им, паутина теперь налипала на бока посетителей еврейского дома и даже ребе не сумел её вовремя отодрать от кипы. Лёнчик сделался уважаемым евреем. Люду с её православием Лёнчик теснить не стал, но дома отмечались теперь и еврейские праздники. Люда не возражала, а Лиза крутила пальцем у виска. Она являлась сторонником марксистской точки зрения на религию, как на опиум народа.
Лёнчиковы жизненные силы, получившие подпитку от еврейской общественности, взыграли. К сожалению, взыграла и его фантазия, питавшаяся теми же соками и из того же источника, что и всё остальное. Лёнчиковы сны получили новое направление и приобрели пророчески-религиозный оттенок. Он не доверял их простым прихожанам, а пересказывал со значительным видом ребе. Тот хлопал глазами и временами вносил некоторые коррективы, ибо сны эти отличались изрядной безграмотностью в вопросах иудейской веры. Лёнчика робкие эти коррективы нисколько не обескураживали. В конце концов он добился того, что его в числе ещё нескольких человек и самого ребе отрядили с какой-то религиозно-общественной миссией в Израиль. Дома новость эту встретили довольно кисло, хотя поездка оплачивалась синагогой и разорения семье не сулила. Лёнчик уже начал вызывать смутные опасения у жены и дочки, которая как раз собралась замуж. Жених, инженер-строитель, с некоторой опаской поглядывал на будущего тестя.
В Израиле Лёнчика понесло. У него развилось то, что называется «Иерусалимский синдром». Он босиком и с вдохновенным видом дефилировал по Иерусалиму, забредая временами даже в арабские районы. Арабы его не трогали, ибо вид Лёнчик имел вполне умалишённый. Юродивых не принято обижать не только в России. Остальные члены делегации не знали что предпринять. Лёнчик ознакомил их со своим неожиданным открытием, сделанным опять же во сне, что он то ли новый пророк, то ли уже Машиах. Лёнчик пока не разобрал. Во сне ему давал наставления пророк Илья (Элийяху), но Лёнчик не всё ясно помнил и ждал продолжения. Продолжение явилось в виде полиции, вызванной арабами, когда Лёнчик забрёл в мечеть Аль-Акса. Вообще-то нет закона, запрещающего туда заходить евреям, но не рекомедуется ввиду не предусмотренных законом последствий. Поэтому полиция вначале отвезла его в гостиницу, а потом, пошушукавшись с главой делегации, вежливо препроводила для обследования в психбольницу. Лёнчик отнёсся к происшествию мирно, не роптал в связи с ограничением свободы передвижения и самовыражения, но громко проповедовал и разъяснял свои пророческие видения. Не все сопровождавшие понимали по-русски и с некоторой опаской поглядывали на горы впавшего в экзальтацию мяса. В психушке Лёнчика подержали пару дней и отправили домой вместе с остальной делегацией, дабы уже местные психиатры разбирались с Лёнчиком дальше. Ему правда вкололи какие-то успокаивающие и расслабляющие, так что домой Лёнчик попал в состоянии сонной задумчивости. Дома кое-что узнали, но далеко не всё поняли. Главным образом оставалось неясным – что делать дальше и надо ли главу семьи лечить у психиатра. В синагоге теперь от Лёнчика шарахались и он скоро потерял к ней интерес. Приближалась осень и пора было возвращаться к преподаванию. У психиатра обследоваться и наблюдаться Лёнчик конечно отказался и вообще настаивал на том, что с ним поступили по-свински. Жена Люда потихоньку плакала и молчала даже больше обычного. Лиза шипела и с отцом перестала здороваться. Дома она теперь появлялась редко. В школе начали замечать, что Лёнчик рассеян и ученики у него за спиной творят что хотят. Назревали большие неприятности. Денег в семье было немного, время, то есть девяностые, не очень-то располагало к возвышенным предметам и потеря работы могла обернуться катастрофой. Люда не знала что предпринять. Но тут вдруг случилось совершенно неожиданное событие, полностью изменившее тональность из минорной в мажорную. Событие это произошло опять-таки во сне. Лёнчику явился на этот раз Исайя (Иешаяху) и с пророческими интонациями, уставив указующий перст в мясистую Лёнчикову грудь, поведал, что Лёнчик разгильдяй и плохой еврей, ибо еврей должен быть богатым, чтобы иметь возможность помогать бедным. А Лёнчик увиливает от своего долга и ничем не помогает еврейской общине. - Где твоя доля, десятина, вклад? – грозно вопрошал Исайя. Лёнчик проснулся в слезах и дрожи. Люде он ничего толком не объяснил. Запуганная и уже потерявшая всякое представление о происходящем, Люда с изумлением наблюдала, как Лёнчик засуетился и забегал, словно одержимый. Она уже ничего хорошего не ждала. Но неожиданно выяснилось, что не только дела в школе наладились, но и откуда-то, как с неба, возникли частные заказы на репетиторство, Лёнчик вошёл в цену и деньги полились в семью всё более мощным потоком. Лёнчик ни словом больше не упоминал свою пророческую миссию и в синагоге его репутация постепенно восстановилась. Лиза, с большой опаской наблюдавшая семейные эволюции, наконец поверила, что к отцу вернулся разум, и даже привела с собой на какой-то семейный праздник мужа. Так закончилась эта удивительная история.