Однажды на сплаве по Белой в Бурзянском районе Башкирии мы сделали привал. Инструктор Саша, который сопровождал в байдарке наш пятиместный катамаран, втихаря высосал все запасы пятидесятиградусной медовухи, прикупленной утром в деревеньке у Каповой пещеры.
При высадке стало ясно, почему весь дневной переход он маловразумительно мурлыкал, лениво кидая блесну безо всякого результата. Теперь же тело негодяя валялось в тени нашей палатки. Единственными признаками жизни горе-инструктора были его редкие летаргические восклицания и всхрапывания.
Мы занялись обустройством лагеря, сбором хвороста, заготовкой дров и приготовлением ужина. В картонной коробке с продуктами моя жена обнаружила маму-мышь с новорожденными мышатами, крошечными красными комочками плоти. Длительное плавание, по всей видимости, пошло семейству на пользу. Мы аккуратно отнесли коробку с остатками яблок и печенья в подлесок и искренне пожелали сереньким счастья в этом благословенном заповеднике.
Аппетитный аромат жаркого из тушёнки с картошкой к вечеру вернул нашего инструктора из объятий Морфея к голодной реальности. Вскоре совместными усилиями была готова и походная баня. Мы славно попарились, несколько раз искупались в ласковой вечерней реке, вкусно поужинали и теперь сидели на берегу расслабленные и счастливые.
Внезапно на инструктора Сашу снизошло озарение.
– Ребята, – хитро прищурившись, сказал он. – А ведь тут недалеко есть пасека...
И многозначительно обвёл просветлённым взглядом всех присутствующих. Народ сразу оживился. Перспектива полакомиться мёдом из сот отдыхающих ульев выглядела заманчивой. Двое – семейная пара, университетский преподаватель-философ Лёня и учитель-филолог Юля – остались охранять лагерь, а мы с женой во главе с почти протрезвевшим Александром отправились за мёдом.
Долго ли коротко ли, преодолев символическое ограждение, добрались мы до ульев. Места были глухие, так что пасека особенно не охранялась. Туристам вряд ли про неё было известно. Но Саша был не простой турист.
Ульи выглядели вполне мирно. Стояла умиротворяющая тишина. В знойном мареве изредка стрекотали кузнечики. Я достал фотоаппарат и подошёл к одному из ульев, с которого Саша уже снимал крышку.
Не успел он убрать белое полотно, прикрывавшее ячейки, как тут же раздалось зловещее жужжание и появились первые стражники. Затвор фотоаппарата успел сработать только один раз.
Дальнейшие события разворачивались стремительно. Рой разбуженных полудиких бурзянских пчёл набросился на незваных гостей, которые, вопреки сакраментальной поговорке, оказались всё же лучше татарина с фотоаппаратом.
На свою беду он к тому же был опрометчиво облачён в красную футболку с надписью "Занесён в Красную книгу" (см фото). Таким образом, у вашего скромного слуги появился реальный шанс и взаправду в неё угодить.
На самом старте своего, вне всякого сомнения, рекордного забега я успел заметить, что жена с Сашей, будучи одетыми не столь празднично, тихо замерли в сторонке от злополучного улья. Позже жена, смеясь, рассказывала, что они успели лишь заметить некую красную стрелу, стремительно уводившую весь рой в сторону реки.
А я тем временем нёсся к воде, пытаясь на ходу застегнуть чехол фотоаппарата, отчаянно напевая песню Винни-Пуха "Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь!.." Тут же промелькнули в мозгу кадры из мультика про Маугли, как Багира и Балу спасаются от тучи диких ос под водой. Кроме шуток, я намеревался поступить точно так же, оставив драгоценный фотоаппарат на берегу.
Но то ли пчёлы толком не проснулись, то ли бегун с перепугу показал отменный результат, а, может быть, стражники ульев просто-напросто выполнили свою задачу, только рой преследователей неожиданно приотстал. За мной, уже порядком выдохшимся после почти километрового спринта, теперь тянулся лишь жидкий шлейф жужжащих мстителей.
Всё тело моё, голова и шея ныли от укусов. Кепка была мокрой от пота. Издалека я довольно бодро прокричал Лёне и Юле, сидевшим в обнимку на берегу:
– Ребята, у нас гости! Быстро прячьтесь в палатку и застёгивайтесь на все молнии!..
Уже растянувшись в своём наглухо задраенном со всех сторон убежище и поджидая жену, я слушал угасающие звуки пчелиного негодования. И вот, наконец, последние крылатые разведчики совершили несколько контрольных кругов вокруг палаток и исчезли.
Вскоре появились мои хохочущие спутники. На бренном теле спортсмена поневоле жена насчитала 13 укусов. На всякий случай я принял таблетку супрастина, но обошлось без последствий. Родные башкирские пчёлы проверили мой иммунитет на прочность: аллергической реакции не последовало.
Немедленно были извлечены остатки медовухи, вкусить которые Саша, потупив взгляд, скромно отказался. Зато Леонида угощение, как видно, сподвигло на повторение авантюры с медовой ловушкой. Поистине, дурной пример заразителен!
Улыбаясь сквозь усы, поразительно похожий на молодого Лейбу Троцкого, он выбрался из своей палатки в шляпе с накомарником и камуфляже. Поверх носков были натянуты мешки для мусора, на руках – хлопчатобумажные рабочие перчатки.
От смеха мы с супругой обессиленно повалились на гальку: настоящий философ должен всё постичь эмпирически!
Наш новоиспеченный Повелитель Мух удалился в направлении зарослей, а мы продолжили беспечно валяться на берегу и болтать о том о сём. Незаметно стемнело.
Первой забеспокоилась Юлия. Когда уже было принято решение снарядить спасательную экспедицию, из темноты вдалеке послышался взволнованный (мягко говоря) Лёнин голос. Но и без этого уже все поняли по характерному гулу приближающейся вражьей эскадрильи, что настало время воздушной тревоги.
Мы вовремя попрятали носы по палаткам. Одновременно с усилившимся гудением все услышали, как взвизгнула молния, откинулся полог, и наш философ ввалился в свою палатку, сопровождаемый ненавистным эскортом.
Его заботливая жена при свете фонарика стала извлекать из доспехов храброго рыцаря многочисленных самоотверженных карателей. Лёня был жестоко изжален от самой макушки до пят. Пчёлы набились бедолаге даже за шиворот, под перчатки и накомарник. Юля насчитала больше 30 точных попаданий пчелиных жал, так что я в свою очередь ещё легко отделался.
Но несмотря на провал операции, наш герой был весел и полон оптимизма. По его словам, он угодил в засаду. Стоило только незадачливому любителю халявы вторгнуться в пределы пасеки, как почти кромешная тьма вокруг него внезапно ожила. Разница между нашими с Леонидом забегами состояла лишь в том, что ему пришлось улепётывать от грозных инсектов при свете фонарика, отбиваясь от них свободной рукой. Мёда в тот вечер мы так и не отведали. Зато чуть не умерли от смеха.
Ночь у костра под гитару, анекдоты и походные байки лилась, как сладкая патока. Скала за рекой напротив стоянки служила гигантским рефлектором. Многократное эхо подхватывало и усиливало наш разудалый хор, воодушевлённый горячительным. Но постепенно усталость начала брать своё, и все по одному отправились на боковую.
Наутро я проснулся первым и развел костёр, чтобы приготовить кофе. Лес и скалы прятались в тумане. Было довольно прохладно. Через некоторое время озябший народ потянулся к костру.
Чуть позже оказалось, что ночью у нас были и другие благодарные слушатели – отправившись на лодке порыбачить со спиннингом, на мокром песке противоположного берега я обнаружил свежие медвежьи следы. Косолапый властелин местных первобытных лесов, чарующих своей красотой, сидел и внимал туристам как раз напротив нашего лагеря, буквально метрах в сорока.
– Классно ты вчера в скалу пел, – улыбаясь спросонья и кутаясь в плед, сказала подошедшая к костру Юлька.
– Вскалупел?.. – несколько ошарашенно переспросил я, явно не готовый с утра к словесной эквилибристике. – Это что за глагол такой?
– В скалу... Пел! – захохотала Юлька, а вслед за ней и мы все.
Так в нашу жизнь вошёл новый походный термин. А точнее, лингвистический изыск прекрасного учителя русского языка и филолога Юлии Фишман.