Связку ярких воздушных шаров друзья подарили Вите на день рождения. Наполненные гелием, они туго натягивали свои веревочки, пытаясь взмыть в небо. Такие же продает парень возле супермаркета. Частенько я вижу, как он стоит там под огромным разноцветным облаком. Шариков так много, что, казалось бы, они должны унести худого юношу в стратосферу, но он как-то с ними справляется…
Признаюсь, мне никогда и в голову не приходило купить: дочь большая уже, двенадцать исполнилось. А она вон как обрадовалась! Явилась из кафе веселая, довольная, с подарками и стала кружиться и играть с шариками, дергая их вниз и наблюдая, как они поднимаются к потолку.
Я-то хотела, как всегда, приготовить что-то вкусненькое, купить торт, позвать Витиных друзей, своих родителей, свёкров и отметить. Дети днем, взрослые вечером. Но у Кирилла была своя идея – он решил повести ребят в кафе, и Вита согласилась. Ну что ж, как говорится: баба с возу – кобыле легче. Ни возни на кухне, ни грязной посуды, ни уборки после гостей… Правда, и мы с родителями остались без праздника – собираться без именинницы не стали, думали встретиться по этому поводу в ближайший выходной. Но опять же – с отцом лишний раз пообщается, все-таки, она по нему скучает... Хорошо хоть, у него хватило такта не тащить в кафе свою новую. Хотя тогда Вита бы и не пошла.
Она ее не выносит так же, как и я. А Кирилла оправдывает, считает, что он не виноват. Ага! Чисто ангел! Мы в разводе полгода, а его ребенку на стороне – два! Каково? Я его никогда не прощу. Больше всего обидно, что все это время, которое он изменял, я продолжала любить, заботиться, переживала, что он так часто задерживается на работе: как бы не перетрудился! Не, не перетрудился! Теперь она живет с ним в квартире его родителей, спит на моем месте, занимается их ребенком – и все прекрасно!
А мы вынуждены были переехать в этот старый дом – две крошечные комнатки и кухня, да участок в полторы сотки. Он достался мне от бабушки. При ней-то он был почти новым, но за эти годы без хозяев постарел, обветшал… Около двух месяцев я потратила, чтобы привести его в относительный порядок перед началом учебного года: побелить потолки, наклеить новые обои, покрасить двери, постелить линолеум. Интернета, который необходим мне для работы, само собой, не было, тоже надо было устанавливать.
Вообще, я бы не хотела здесь жить. Бабушка, папина мать, была непростой женщиной с тяжелым характером. Из всех людей на планете она любила только своего сына. Я – единственная внучка – была ей безразлична. Она никогда не приезжала к нам в гости, и мы у нее не бывали. В детстве я видела ее только несколько раз. Лет в шесть, когда мама лежала в больнице, а папе надо было на работу - он привозил меня сюда. Бабушка была очень строгой. С соседями постоянно ругалась, окрестных ребятишек терпеть не могла. Я сама видела, как она гонялась за детьми, которые рвали ее черешню с ветки, что перевешивалась через забор на улицу. Там и было-то всего несколько штучек…
На меня тоже постоянно кричала, всем вечно была недовольна. Если я что-то делала или говорила не так (а всегда было не так!) – она больно стукала меня по голове костяшками пальцев. На улице со мной никто не играл из-за нее, и я пряталась за домом с книжкой, плача и поджидая папу. Вечером дома он утешал меня, объясняя, что у бабушки была трудная жизнь, надо ее понимать и прощать. И я терпела.
Так прошла неделя, а потом, когда мы приехали в очередной раз, то увидели, что в переулке царит необычная суета: взрослые бегали туда-сюда и загоняли малышей домой, стояла машина милиции. Бабушка выглядела особенно злой и не пустила нас дальше порога. Из их с папой разговора я поняла, что пропала соседская девочка Даша, ей было лет восемь. Не вернулась вечером домой – и все. Папа не стал меня оставлять, отвез к нашей соседке, и больше я в этом доме не была. Насколько мне известно, девочка так и не нашлась.
Года через два бабушка потеряла память. Она ничего не помнила, никого не узнавала, и ее на много лет поместили в психоневрологический диспансер. Папа каждую неделю ее навещал, носил передачи, но даже его она не признавала. И я один раз посетила. Тогда я встречалась с Кириллом, готовилась к свадьбе, была влюблена, и мне хотелось обнять весь мир от счастья. Как-то сама собой возникла мысль поехать, посмотреть, как она выглядит сейчас, может даже удастся поговорить…
Набрала всяких вкусностей в кондитерской лавке и поехала. Меня провели в уныло обставленную палату. Бабушка величественно сидела на кровати и смотрела в стену. Мне показалось, что за прошедшие пятнадцать лет она ни капельки не изменилась, только голова стала полностью белой. Но такая же гордая осанка, так же презрительно сжатые губы, колючий взгляд. Я поздоровалась, бабушка и бровью не повела. Однако когда я выгрузила на стол все, что принесла, она быстро схватила первое, что подвернулось, и стала жадно жевать. Почувствовав смешавшиеся в одно стыд, сочувствие, уколы совести, я погладила ее сухую, всю в синих жилах руку. Она отдернула ее так резко, что я чуть не потеряла равновесие. И она зашипела! Реально зашипела, как змея! Но ни одного слова так и не сказала.
Я постояла еще немного, наблюдая, как она расправляется с угощением, попрощалась и вышла. Но с тех пор, приезжая к родителям, всегда привозила конфеты, вафли или зефир специально для бабушки, чтобы папа ей отнес.
А через несколько месяцев бабушка умерла. Я не пошла ни на похороны, ни на поминки, потому что была беременна, и все родственники сказали, что нечего мне там делать. Да я и сама не горела желанием. Бабушка так и осталась незнакомой и чужой.
Дом, который унаследовал папа, долго простоял закрытым. Папа договорился с соседями, что те будут приглядывать, и сам несколько раз в год приезжал посмотреть, все ли в порядке. За это время двор зарос бурьяном, краска на крыльце облупилась до голых досок, плодовые деревья без ухода перестали плодоносить. Мы не знали, что делать. Пускать чужих людей не хотелось, а коммуналку приходилось платить – за воду, за вывоз мусора. Даже подумывали продать дом и обменять родительскую однушку на двухкомнатную. Но жизнь распорядилась иначе.
Когда мы с Кириллом развелись, нам с Витой пришлось выехать из квартиры свекрови. Тратить бешеные деньги на съемное жилье, когда есть собственный домик, неразумно, тем более, мои доходы, даже с учетом алиментов, к этому не располагали. И мы поселились в бабушкином доме. Оказалось, что жить здесь вполне можно: газовое отопление, вода, санузел и ванна внутри. Мебель несовременная, но крепкая, лакированная, в отличном состоянии, посуда вся есть, ковер мы сняли со стены и постелили на пол. Короче, привезли только одежду, мой компьютер, да дочерин ноутбук. Правда, засорилась горелка в печке, но мастер из Райгаза ее починил. Мы навели чистоту, сделали косметический ремонт, а двор я оставила на весну, мечтая, как разведу цветы, заасфальтирую заново площадку для папиной машины, покрашу ржавый забор. Под окном был полуразрушенный погреб, я еще не решила, засыпать ли его совсем или отремонтировать. Ведь погреб в частном доме нужен: картошку зимой хранить, мамины соленья-варенья.
Может еще, думала я, заведем котика или собачку. Наша семья любит животных, у родителей живет огромный ленивый рыжий котяра Бом, которого Вита, когда там бывает, тискает и везде таскает с собой. А у свекра аллергия, поэтому там животных не было. Еще летом Вита притащила котенка – черно-белого коротколапого бутуза. Соседка раздавала детенышей своей кошки. Котенок мирно сидел у дочки на руках и мурлыкал, зажмуривая глаза. Но как только очутился в доме – неожиданно стал выворачиваться, царапаться и вопить. Мы не могли его успокоить: он не обращал внимания на еду, что мы подсовывали, бросался с диким мяуканьем на дверь, и, в конце концов, пришлось вернуть его хозяйке. Позже Вита нашла еще одного. Этот был постарше, красивого тигрового окраса. Но жить у нас тоже не стал – при первой удобной возможности убежал, и больше мы его не видели.
Витин день рождения встретили тут. Я в глубине души надеялась, что Кирилл, подонок, придет к нам, но он захотел отметить праздник в кафе, ну и ладно, детям понравилось.
Увидев шары, я ахнула – такие они были нарядные. Семь штук, все разного цвета: красный, белый, розовый, оранжевый, желтый, синий, зеленый. На мой взгляд, для баланса не хватало еще цветов холодного спектра, но и так было очень красиво. Шары приклеились к потолку там, где дочь, наигравшись, их оставила – в углу моей комнаты, которая, по совместительству, является у нас и гостиной. И ложась спать, я просто чувствовала праздник.
Но уже со следующего утра некоторые шарики стали сдуваться. По одному, по два. Сморщившись и съежившись, они незаметно испускали дыхание. Эти несознательные члены тянули весь коллектив вниз, к полу. Я отстригала нитки штрейкбрехеров ножницами, и оставшиеся шары, еще полные легкого газа, освободившись от балласта, снова поднимались вверх. Дня через три остался лишь один. Большой, тугой, красный…
И вот тут началось нечто необъяснимое… Шарик начал жить своей собственной жизнью. Если раньше связка висела в одном углу, то, оставшись в одиночестве, шарик стал путешествовать. Каждый раз я находила его в новом месте! И если бы он перемещался в пределах одного помещения! Нет! Он мог оказаться в другой комнате, а потом вернуться обратно. Мог очутиться в коридоре или на кухне. Причем, никто из нас не видел, как он передвигается. Просто сейчас здесь, а немного отвлечешься – он уже там. Лишь один раз я случайно увидела, как шарик медленно скользит по потолку вдоль окна. Под моим взглядом он замер и больше не шевелился. Это выглядело страшновато…
Я старалась объяснить происходящее себе самой. В школе по физике у меня был трояк, но я предположила, что шарик мог двигаться под действием воздушных потоков. Окна у нас обычные, не пластиковые, рамы деревянные, возможно, из щелей немного дует (хотя на зиму я их заклеила). Но я не могу понять, как он попадает в другие комнаты! Ведь для этого он должен из-под потолка спуститься до уровня дверного проема, то есть где-то на шестьдесят сантиметров! Что заставляет его это делать? Непонятно…
Вита тоже заметила передвижения шарика. Сначала я сказала, что сама переношу его то туда, то сюда. Ну, чтобы не пугать, мало ли - у девчонки всякие страшилки на уме после кино и мультиков ужасов, любит она их. На что получила резонный вопрос:
- Ты, что ли, ночью специально вставала, чтобы принести его в мою комнату? Вчера, когда мы ложились, он был у тебя!
Мне пришлось взять себя в руки и авторитетно заявить, что всему виной микросквозняки, хотя сама верила в это с трудом. Но дочь успокоилась и больше не обращала на шарик внимания.
А мне было как-то неуютно… Очень неприятно внезапно натыкаться на шарик, который несколько минут назад ты видела совсем в другом месте. Будто он живой…
Но через несколько дней случилось то, из-за чего мое терпение лопнуло. Я была дома одна – Вита отправилась в гости к подружке по соседству. Я сидела перед монитором в полумраке, мирно горела настольная лампа. Шарик спокойно висел в углу под потолком. Я озябла: деревянный дом, как мы успели понять, не очень теплый. Решила попить чаю, включила чайник. Когда он закипел – вновь отправилась на кухню, заварила чай с мятой, налила в чашку и двинулась было обратно. И застыла на месте. Шарик висел прямо у меня за спиной! Когда я повернулась, он оказался на уровне моего лица! Я вскрикнула и отшатнулась, облив ноги горячим чаем. Нервы у меня не выдержали: я схватила нитку, выскочила, раздетая, на крыльцо и отпустила шарик. И он полетел в мглистое ноябрьское небо! Вверх! Хотя только что находился на высоте человеческого роста! Как такое возможно?
Ну, слава Богу, он улетел. Я долго стояла на улице, провожая его взглядом, меня трясло. Когда он окончательно исчез в вышине, я выдохнула с облегчением и вернулась в дом. Наконец-то я от него избавилась!
Рано радовалась…
На следующий день было воскресенье. Не надо было отправлять дочь в школу, и я позволила себе поваляться подольше. Меня разбудил плач Виты. Даже не плач – рев. Она влетела ко мне с залитым слезами лицом. Правда, слезы были видны в последнюю очередь, потому что все лицо было раскрашено фломастерами! Разноцветные полосы, круги, пятна покрывали его сплошным узором.
- Мама! Что это? – Вита была в ужасе, - Что это???!
Я спросонья ничего не могла понять.
- Это ты так раскрасилась? Зачем?
- Да нет же! Нет! Я этого не делала!
- А кто же? - я старалась говорить осторожно, подбирая слова, - Кроме тебя - кто?
- Нет!!! Нет!!! Нет!!!Это не я! Я этого не делала! - Вита была близка к истерике.
Я, как могла, успокоила девочку, сказала, что, наверное, это было во сне, и она просто не помнит. "Ничего страшного, это бывает, если, допустим, организм испытывает большие нагрузки. Ты же много занимаешься в последнее время? - Ну вот... Отдохни сегодня, полежи, почитай..."
Мы смывали краску мылом, терли мочалкой, протирали спиртом, но следы все равно остались, не цветные, а какие-то сероватые. Лишь к вечеру удалось с ними справиться, но кожа лица сильно пострадала. Весь день дочь была в плохом настроении, задумчива и вздрагивала при каждом громком звуке.
На следующее утро я обнаружила, что на кухне разбиты все чашки. Не вдребезги, а просто все в глубоких трещинах. Все до одной! Конечно, это могла быть только Вита, не сами же они раскололись. Но она клялась, что ночью даже не просыпалась! Проводив дочь в школу, я решила в ближайшее время показать ее детскому психологу, ведь это ненормальное поведение. Как это: что-то делать и не помнить! И чашки жалко… Хорошо, что в серванте стоит бабушкин парадный чайный сервиз, можно взять оттуда. Но меня, помимо происходящего, беспокоило кое-что. Что-то не вязалось. Ведь я сплю очень чутко. Эта привычка осталась с того времени, как Вита была грудным младенцем. Я вскакивала не просто от каждого ее движения, а даже от изменившегося ритма дыхания. И до сих пор меня будит любой шорох. Как я могла не услышать, что ночью она выходила из своей комнаты? И потом, чтобы посуда треснула, надо, наверное, по ней чем-то ударить? Как получилось, что я ничего этого не слышала?
Выбросила чашки, кое-как написала статью по работе: мысли витали далеко от темы. Отклонения в психике подростка – вещь крайне опасная… Почему так могло случиться? Да тут и психотерапевтом быть не надо: все на поверхности. Развод родителей – раз, переезд в другое жилье, причем в худшие условия – два, переход в другую школу, новые одноклассники, новые педагоги – три! Хотя в школе-то как раз у Виты все складывается неплохо, но все равно стресс. Вот тебе и хождение по ночам и всякие неосознанные действия… Раньше-то такого я никогда не замечала. То, что после развода и переезда прошло несколько месяцев, а результат проявился только сейчас - ну, тоже, наверное, можно объяснить: накапливались отрицательные эмоции…
Вечером я была предупредительна и внимательна к дочке, как никогда. И едва она попросилась спать со мной, потому что одна боялась, - сразу согласилась. Выключив свет, мы немного пошептались о том, о сем, а потом уснули, обнявшись.
Я могла бы дать на отсечение руку, ногу, голову, что ночью Вита спала, не шевелясь. Но проснувшись, с ужасом увидела у нее на голове стоящий дыбом клок волос. Сама она еще спала. Волосы над ухом были густо начесаны, так, что превратились в паклю. Я сразу поняла, что расчесать их никак не получится. И первое, что прокричала Вита, когда это увидела:
- Мама, зачем? Зачем ты постоянно издеваешься надо мной?
Это прозвучало, как гром с ясного неба. Я даже предположить не могла, что в этом можно обвинить меня! Но ведь я точно знаю, что ребенок спал всю ночь! Она-то спала! Значит… Мне стало жарко. Неужели это я ненормальная? Почему нет? Развод, переезд, новая школа… Это стресс и для взрослого! Конечно, я не помню, что делала это! Но кроме меня некому…
- Нет, Вита, нет, это не я, я не знаю, как это вышло, может, ты просто лежала на этой стороне, и они спутались… - мои оправдания звучали неуклюже, и я видела, что дочь мне не верит.
Мало того, в ее глазах мелькали искорки страха. А кто бы не испугался, оставшись один на один с безумным человеком, пусть это и собственная мать?
Я понимала, что, чем больше буду суетиться и лепетать что-то невнятное, тем меньше шансов убедить Виту, что я нормальна. Поэтому, собрав волю в кулак, я твердым ровным голосом (хотя внутри все трепыхалось) сказала, что такое часто бывает, что у одной моей сотрудницы тоже такое произошло, что надо просто привести прическу в порядок, а в школу сегодня можно не ходить. Последнее, как я заметила, обрадовало дочь больше всего.
Потом долго мудрили над испорченными волосами: Вита отказалась завтракать, пока страшный колтун не будет убран. Сначала я попыталась расчесать его щеткой – бесполезно, только дочь вскрикивала от боли. Прикрыть волосами тоже не получалось – он все равно торчал, как его ни приглаживай. Пришлось выстричь. Хорошо хоть не под самый корень. Проплешина бросалась в глаза. В конце концов, мы поехали в парикмахерскую (легкий морозец оказался кстати – волосы спрятали под шапку). Там Вите сделали короткую стрижку под мальчика, она поплакала, но оказалось, ей идет, а после порции мороженого с орехами и шоколадом она совсем пришла в себя.
Чего нельзя было сказать обо мне. С одной стороны, я чувствовала себя психически здоровой: ну как же – я все понимаю, как будто все помню, даже французский знаю. С другой – эти дикие, ничем не объяснимые поступки, которые я совершаю в каком-то измененном состоянии сознания… По телефону (так, чтобы дочка не слышала) записалась на прием к невропатологу-психологу в нашей поликлинике.
В следующую ночь мы опять спали вместе. Вернее, спала Вита. Она доверчиво положила мне голову на плечо, я обняла ее и не сомкнула глаз всю ночь. Я боялась уснуть и снова что-то натворить. Чуть придремала, когда начало светать. Ничего будто не стряслось, но, одеваясь после душа в ванной, я увидела в зеркало синяки на шее. Небольшие, свежие багровые синячки… Как же я была благодарна судьбе, что поставила их не Вите! Такого я бы никогда себе не простила. Визит к психиатру не допускал отлагательств.
Ухоженная дама глубоко бальзаковского возраста в облегающем халате выслушала мои жалобы внимательно. Я, конечно, не рассказала ни о волосах, ни о посуде, ни о синяках. В кабинете докторши все это показалось мне бредом. Просто сказала, что плохо сплю, нервничаю, не помню свои поступки. Она постучала молоточком мне по коленям, задала несколько незначащих, на мой взгляд, вопросов. Заставила встать, вытянуть вперед руки и закрыть глаза. Я закрыла, но чуть-чуть подсматривала: руки дрожали. Потом попросила в этом положении еще поднять одну ногу. Вестибулярный аппарат у меня оказался никакой: я потеряла равновесие и чуть не врезалась головой в шкаф. Даму это не смутило, она посоветовала попить пустырник и валериану и выписала рецепт какого-то успокоительного, название которого я так и не сумела прочитать. Возможно, фармацевт бы разобрал каракули, но мне было не до аптеки.
Сомневаться в компетентности врача не приходилось: она имела ученую степень и, подрабатывая в нашей поликлинике, еще вела платный прием в клинике неврозов.
Дома я задумалась крепко и надолго. Если у нас с дочерью все в порядке с головой, то кто мог все это совершить? Или что? Я вынуждена была себе признаться, что некая мысль зудела с самого начала. Нет, так-то все было хорошо. Единственное, что можно было отметить – то, что у Виты сразу после переезда стали пропадать всякие мелочи: резинки для волос, девчачья дешевая бижутерия. Она спрашивала, не видела ли я, а я в ответ ее ругала за неаккуратность, за то, что разбрасывает свои вещи, где попало. Потом это все находилось в неожиданных местах: на верхней полке кухонного шкафчика, в духовке газовой плиты. Но большинство – за моим диваном. Ума не приложу – как туда попали эти предметы. Вита отнекивалась, и я постепенно про это забыла, тем более, что ничего такого не повторялось. А вот теперь… Я люблю, конечно, смотреть мистику, но в привидения я не верю! Такого просто не может быть! Ну какие в наше время призраки, я вас умоляю? Хотя…
Мне вдруг почему-то отчетливо вспомнился тот день, когда я была здесь в последний раз в детстве. Так бывает: неожиданно из глубин памяти всплывает забытое, казалось, навсегда. Вот интересно: прошла четверть века, а я будто вернулась в то время. Солнечно, тепло. Мы с папой приехали утром, но пришлось остановиться подальше от бабушкиного дома, потому что проезд заняла милицейская машина, а разъехаться двум было нельзя – переулок узенький. Женщина тянула упирающегося мальчонку во двор, группа подавленных теток в блеклых домашних платьях что-то обсуждала вполголоса.
Папа открыл калитку своим ключом, и мы прошли в дом. В коридоре нас встретила бабушка и перегородила проход, не давая идти дальше. На приветствие не ответила, голос ее звучал грубо:
- Ну, чего явились? Вас только не хватало!
- А что случилось? – папа был обескуражен такой встречей.
- Девчонка соседская потерялась, ищут со вчерашнего вечера. Домой идите, недосуг мне с вами тут!
Папа стал что-то говорить о том, что меня не с кем оставить, и вдруг замолк на полуслове. Воцарилась тишина. Я удивленно подняла на него глаза и увидела, как он смотрит остановившимся взглядом куда-то за мою спину, в комнату. Я обернулась посмотреть, что же его так поразило, но не успела ничего увидеть – бабушка захлопнула дверь.
Папа схватил меня за руку, и мы ушли.
На улице нас остановил милиционер. Он поговорил с папой, а потом присел передо мной на корточки и стал задавать вопросы. Спросил, знаю ли я Дашу, о чем мы говорили вчера, и не собиралась ли она куда-нибудь пойти одна. Я честно ответила, что Даша со мной не играет и не разговаривает, а только дразнится. Он посоветовал папе пока не приводить меня сюда, потому что, возможно, в районе появился маньяк. Папа испуганно кивал головой…
Вся эта картинка встала передо мной так живо, так ярко, будто это было вчера. Вспомнила Дашу – хорошенькую светловолосую девочку в джинсовых шортиках. Она внезапно исчезла, и мне почему-то вдруг подумалось, что ее пропажа как-то связана не с маньяком, а именно с этим домом… Мне пришло в голову, что я совсем не знаю, что за человек была моя бабушка. Могла ли она причинить вред маленькой девочке? Да, она была озлобленной, крикливой, но не могла же убить! Ну невозможно же, чтобы пожилая женщина что-то сделала с маленькой девочкой! Да с какой стати, за что? Нет, нет… Как бы там ни было, бабушка была здравомыслящей, умной, практичной. Не могло существовать объективных причин расправиться с ребенком! С другой стороны, здесь что-то произошло, я чувствовала. Все события последних дней подтверждали это. Что находилось тогда в комнате? Что так напугало отца, что у него аж лицо побелело?
Мне срочно требовалось с ним поговорить.
- Пап, привет! Мне надо с тобой встретиться.
- Так в чем дело? Приезжай к нам! Мама вон пирожков нажарила с мясом и капустой. Давай, бери Витусю после школы, и приезжайте! Я соскучился по моим красотулям!
Я всегда была папиной дочкой. Он меня любил и баловал, скрывал мои шалости от мамы, чтобы мне не влетело, и, если она узнавала – влетало нам обоим. Мама часто болела, и папа один водил меня в зоопарк и на аттракционы, ходил на родительские собрания, решал со мной задачки… И внучку любит безумно.
- Нет, папа, мне надо с тобой поговорить наедине. Дело есть. Давай встретимся через час в кафе на Вокзальной. Только чтобы мама не знала.
- Что за секреты? Ладно, сейчас соберусь.
- Давай, жду.
В большом зале почти никого не было, только парень с девушкой сидели у противоположной стены, да недалеко от них две веселые девицы щебетали, что-то разглядывая в телефонах. Официантка появилась нескоро, вид у нее был утомленный. Где она умудрилась устать, когда рабочий день только начался, и как собиралась работать до самого вечера – оставалось загадкой. Папа заказал кофе, а я еще и пирожные. Мне всегда хочется сладкого, если нервничаю.
Мы молчали, дожидаясь, когда нам принесут заказ, и официантка уйдет с глаз долой. Я не решалась начать разговор, и папа меня не торопил, будто догадываясь, что он будет неприятным.
- Пап, - наконец собралась я с духом, - ты помнишь, как мы с тобой были у бабушки, когда пропала маленькая девочка?
- Нет, не помню… - отец с безразличным видом отпил кофе.
В детстве родители учили меня не лгать. Как и всех детей, наверное. И я всегда следовала этому правилу. Врать меня никто не учил. Я научилась сама с возрастом. Оказалось, что без вранья жить довольно сложно. Я врала, что иду к подружке заниматься, а сама гуляла с одноклассником. Я врала ему, что люблю, а на самом деле, мне просто нравилось целоваться. Я врала в институте руководителю курсовой, что не нашла материал и поэтому не сдала главу, а сама весь вечер до этого веселилась на празднике в общаге. Я врала на работе, что мне надо к врачу, а сама уходила по своим делам. Я врала, что после развода чувствую себя прекрасно, а сама по ночам рыдала в подушку. Я врала, врала, врала… В основном, по мелочам, но тем не менее… И мое умение врать, как ни странно, научило меня отлично распознавать ложь других.
Сейчас я прекрасно видела, что мой отец врет. Об этом мне говорили деланно спокойные, даже ленивые, движения, как будто немного сонный взгляд, бесстрастный тон и еле заметное дрожание подбородка. Он был ошарашен моим вопросом! Он не ожидал, что мне что-то стало известно! Значит, что-то было на самом деле!
Я сразу взяла быка за рога.
- Не ври! Я все знаю! – мой взвизг взлетел к потолку и заставил обернуться всех малочисленных посетителей.
Девицы гнусно захихикали. Может, они подумали, что выясняет отношения супружеская пара, потому что мы с папой абсолютно не похожи внешне, хотя нас вряд ли можно и принять за супругов из-за разницы в возрасте.
Отца мой окрик заставил сразу потерять наигранное спокойствие. У него сильнее задергался угол рта, руки заходили ходуном, он вынужден был поставить чашечку на стол. Выражение лица стало умоляющим. Он зашептал:
- Ирочка, не надо, прошу тебя, не надо… Пусть это останется в прошлом… Не стоит ворошить…
-Ах, не надо? – я опять сорвалась на крик, - А ты знаешь, что у нас творится?
Любопытству нечаянных свидетелей нашего разговора не было предела.
Я понизила голос:
- Быстро рассказывай, что тогда произошло! Где девочка? И не смей врать!
Никогда я не позволяла себе так разговаривать с родителями. Но тут была особая ситуация.
И отец заговорил. Тихо, бесцветно, делая большие паузы между фразами.
- Это был несчастный случай… Понимаешь, просто несчастный случай… Никто не виноват… Уже стемнело, когда бабушка услышала шум во дворе. Она потихоньку вышла, взяла лопату и направилась в ту сторону, откуда доносилось какое-то шуршание. Ей показалось, что в кустах смородины роется чья-то чужая собака. Она и ударила лопатой со всей силы… И только потом разглядела, что это была девочка… Она там ползала, в смородине... По земле... Зачем? Ягода еще не созрела... Она умерла сразу, «скорая» все равно не успела бы… Бабушка завернула тело в покрывало и спрятала под крыльцом…
Под крыльцом! Да, я знаю, там что-то типа открытой с одной стороны кладовки, места достаточно. Хранятся старые ведра, разлезшаяся коробка с остатками кафеля, проржавевший топор без топорища, надколотые цветочные горшки, другие мелочи... Все это занавешено лохмотьями пропыленной паутины, как бархатной портьерой в театре. Я специально не стала ее убирать из опасения, что потревоженные пауки поползут в дом, а я их так боюсь... Я там возилась, разглядывая, выбирая, что можно использовать, там, где лежала мертвая девочка! О, Боже!
- Значит, она была в доме, когда мы с тобой приходили? – голос у меня сел от волнения. Нельзя сказать, что услышанное было для меня полной неожиданностью, я нечто такое и предполагала, но одно дело какие-то измышления, и совсем другое – ужасающие факты.
- Не в доме. Под крыльцом.
- А что тогда ты увидел в комнате, чего так испугался?
- Мячик. Маленький детский мячик. Как я потом узнал, бабушка утром нашла его во дворе. По тому, как она пыталась нас выпроводить, я понял, что дело нечисто. Если бы она просто подобрала мячик на улице, то так не вела бы себя. Я не был уверен, просто хотел выяснить.
Мячик! Я тоже его вспомнила! Я видела, как Даша с ним играла. Как она им гордилась! Небольшой, очень красивый. Гладенький, блестящий. На розовом фоне были нарисованы Барби и Микки Маус. Все девчонки, в том числе и я, ей завидовали. Ни у кого из нас такого не было.
- Интересно, почему ты так подумал? Мало ли, как попал к ней мячик? Почему ты ее заподозрил?
- Пойми меня правильно: я никоим образом не подозревал бабушку в чем-то подобном. Просто она вела себя очень странно… У меня просто мелькнула мысль, что она может быть причастна к исчезновению девочки. Я слишком хорошо знал свою мать, чтобы это допустить. Но, конечно, не такое… Я подумал, что, возможно, она держит Дашу взаперти по какой-то причине, или что… Может, чтобы наказать за что-то... Или, по крайней мере, знает, где ту искать... Я был уверен, что девочка в порядке... Поэтому, после того, как отвез тебя к соседке, вернулся к бабушке. И она все мне рассказала. Никто не виноват. Просто несчастный случай… Трагическая, но случайность! Знаешь, в жизни все бывает...
- Да? А ты видел труп? Ты уверен, что там был только один удар? Вряд ли ребенок мог умереть от одного удара лопатой! Ты уверен, что она не забила ее до смерти? Ты разворачивал покрывало?
- Нет… Я боялся… Чуть отвернул край, чтобы убедиться, что нет признаков жизни. Она была уже холодная...
- Почему не посмотрел, как следует?
- Говорю же - боялся...
- Чего?
- Вот этого самого… Что там будет много ран…
- Но кровь через покрывало не просочилась? – я холодно задавала вопросы, как следователь. Первый шок прошел, теперь мне надо было разузнать все подробности.
- Нет… Но под покрывалом была еще клеенка… Не знаю... У меня не достало духу...
Он залпом допил оставшийся кофе. Казалось, ему не хватает воздуха. Но я безжалостно продолжила допрос. Сейчас я ненавидела своего отца.
- Почему ты не вызвал милицию? Бабка совершила убийство! Нечаянно - не нечаянно - все равно убийство!
- Я не мог! Как ты не понимаешь? Это же была моя мать! Она воспитывала меня одна, на трех работах пахала, чтобы обеспечить мне достойную жизнь! Она на все была готова ради меня! Она дала мне образование, всегда и во всем меня поддерживала! Я не мог на нее донести! Это случилось по неосторожности! Она не виновата! И непонятно, зачем девочка забралась на чужую территорию! Почему ее родители не следили за дочерью, позволяли ей гулять дотемна?
- Ах, вот как? – я поперхнулась от ярости, во мне все клокотало - Оказывается, родители виноваты! Ты не знаешь, зачем Даша оказалась там? Я тебе отвечу: скорее всего, она случайно забросила мячик на наш участок и перелезла через забор, чтобы его забрать. Потому что с твоей распрекрасной мамашей разговаривать было невозможно! Она лучше изрезала бы мячик на куски, чем отдала его! Она изошла бы злостью! Я знаю, как она терпеть не могла детей, как шугала их, лишь только они приближались к ее ограде! Девочка всего лишь искала свой мяч, а ее убили! Подумала, что собака, видите ли! Как будто собаку можно! И там был точно не один удар! Наверняка, старуха испугалась ответственности, когда поняла что натворила. Скорее всего, Даша была еще жива, просто без сознания, и старая карга заткнула ей рот навсегда!
Всю эту тираду я выдала свистящим полушепотом, потому что боялась, что нас услышат. Но и паре, и девушкам надоело за нами наблюдать, и они занялись своими разговорами.
Отец понуро опустил голову, наверное, такие мысли тоже его беспокоили. Но продолжал упорствовать:
- Да нет, нет, не может такого быть... Бабушка случайно... Девочка не кричала, соседи бы услышали, значит, погибла сразу...
- Дальше. Что было дальше? – на меня вдруг навалилась неимоверная усталость, мне так захотелось уйти и не выслушивать остальные детали.
- Мы ее похоронили.
У меня по спине побежали мурашки. Я вскочила из-за стола, чуть не перевернув его. Все взоры опять обратились на нас.
- Что-о-о??? Вы закопали ее во дворе??? – я сразу вспомнила полузасыпанный погреб, - Она еще там???
Я увидела недоеденное пирожное с прослойкой из клюквенного желе, и меня затошнило – показалось, что пирожное пропитано кровью.
Отец схватил меня за руку и заставил сесть.
- Ну что ты! Что ты! Нет, конечно. Мы положили тело и мячик в багажник, вывезли за город и там закопали. Она была такой легкой, почти невесомой… Несчастная девочка…
У него на глазах показались слезы.
- На обратном пути заехали на рынок и набрали всяких продуктов, чтобы соседи думали, что я отвозил бабушку за покупками, как обычно. Долгое время мы боялись, что все раскроется, я посоветовал бабушке побрызгать в доме и во дворе уксусом, чтобы собака не взяла след, но с собакой никто и не искал… Бабушка тоже переживала, совсем замкнулась, а потом, как ты знаешь, потеряла память. Видимо, ей было очень тяжело с этим жить, и мозг просто стер все воспоминания. Вот и все…
Все... Все? Мне хотелось орать, топать ногами, стучать кулаками по столу… Бросить ему в лицо обвинения в том, что сейчас происходит у нас дома, в страданиях Виты, в моих нервных срывах… Я уже открыла было рот, но тут же его захлопнула. Впервые за долгие годы я посмотрела на отца как бы со стороны. Передо мной сидел мужчина, которому не исполнилось еще и шестидесяти. Но он был похож на девяностолетнего старца: худой, сгорбленный, остатки волос вокруг лысины седые, лицо в сетке морщин, взгляд какой-то угнетенный… У меня защемило сердце от жалости. Бедный мой папочка… Ведь и ему пришлось нелегко. Двадцать пять лет живет он наедине с этой страшной тайной и чувством вины!
Я не стала ничего ему рассказывать, чтобы не расстраивать еще больше, а просто подошла, обняла, прижала его висок к своей груди, погладила по плечу.
- Ладно, пап, ты прав, давай забудем это.
В его глазах, которые он поднял на меня, была такая благодарность за прощение, что я заплакала…
Папа предложил меня подвезти, но я отказалась. И ему посоветовала ехать осторожно: он так переволновался. По дороге размышляла. Картинка сложилась полностью. Хотела было пригласить батюшку из церкви, чтобы он провел обряд очищения жилья. Ну, проведет, и что? Душа Дашеньки осталась там, где она умерла. Сначала ее лишили жизни, а теперь еще выгнать из того места, где она обитает? Ну уж нет! Ведь ребенок… Девочка…Ей хотелось играть, и она играла, чем могла – бусами, резиночками… Шарик оказался для нее настоящим подарком, а я его отняла… Она рассердилась и стала мстить. Мстить так по-детски…
Я надеялась, что правильно все поняла. Ноги сами понесли меня в «Детский мир». Я купила мячик. Не совсем такой, как был у нее, но похожий, яркий, с героями мультиков. Купила маленькую куколку с набором одежды. Купила стопку детских книжек с красивыми картинками. Напоследок съездила к супермаркету и выбрала у продавца несколько воздушных шариков, самых больших.
В Витиных глазах читался вопрос: зачем ей все это, она же не маленькая? И пришлось выдумывать историю, будто мне встретилась старая знакомая, которая знала ее, Виту, в детстве, но не учла, что время летит быстро. «Ты у меня уже такая взрослая, а тетя Таня помнит тебя малышкой, вот и передала эти подарки. Не отказываться же! Да ладно, пускай будут». Мы вместе посмеялись над Таниной оплошностью, и Вита, повертев в руках, отправила презенты на полку и тут же про них забыла, погрузившись в смартфон. Лишь немного поиграла с шарами, а потом бросила и их. Я надеюсь, что она не будет больше обращать на них внимание. Только бы не заметила ничего подозрительного и никому не рассказала, особенно соседям.
Ведь некоторые из них (правда, старожилов осталось мало) помнили исчезновение Даши, и у них могли возникнуть подозрения: дыма без огня не бывает. Любой заинтересуется, почему призрак появился именно в этом доме. Продать жилище теперь тоже нельзя – следующие владельцы, наверняка, молчать не будут, и все всплывет (да мне теперь и неохота уезжать)...
В принципе, все это ерунда, что всплывет-то? Кто узнает, что это та самая девочка? Хотя, если бы вдруг дело возобновили на основании того, что появилось что-то паранормальное (ха, смешно же! тем более, срок давности уже прошел, и бояться наказания нечего), то папа мог бы стать главным обвиняемым, как пособник. И я, как человек, узнавший о преступлении, и промолчавший. Но доказательств никаких нет, если только он сам под давлением и, не вынеся угрызений совести, не покажет место захоронения.
Или я. Мы ведь были там вдвоем, вскоре после того разговора в кафе. Отец искал могилу почти три часа, еле нашел. За прошедшее время все изменилось, как он сказал: выросли новые деревья, рядом построили дорогу. Большой камень необычной формы, будто срезанный с одной стороны, положенный в изголовье, как памятник и ориентир, покрылся мхом и практически врос в землю, стал почти невидимым, вокруг разрослась трава. Я положила цветы прямо в траву, и она их скрыла…
А дома теперь все нормально. Просто иногда прыгает сам по себе в пустой комнате мячик (в фильмах ужасов часто такое показывают). Просто летают туда-сюда шарики. Просто кукла оказывается в разных местах и в разной одежде. Просто шелестят страницами книжки. Дашенька ничем нам не досаждает. Мне хотелось бы обнять ее, посадить на колени, погладить по голове, но я никак ее не ощущаю и не слышу. Единственное, что я могу для нее сделать – поиграть с ней в мяч или почитать вслух сказку. Но если я бросаю мячик, он, остановившись, так и остается неподвижным. Играть со мной она не желает, затаивается. А сказки – мне хочется думать, что она их слушает, и я часто ей читаю, когда Виты нет дома. Иногда я задумываюсь, а что, если бы вошли ее родители? Узнала бы она их? Они ведь постарели. Как-нибудь показала бы им свое присутствие? Однако определить это невозможно, так как ее родные давно уехали отсюда. Поэтому теперь эта девочка, которая всегда будет восьмилетней, - моя. И я постараюсь почаще радовать ее хотя бы новыми игрушками…