В годы лихие. Потери и неудачи. Главы 6-8

Александр Махнев Москвич
      6.
      Из дому Олег позвонил в Киев Татьяне. Та его огорошила новой проблемой: выселяют из коттеджа. Как оказалось, документов на дом нет. Появился какой-то собственник, он выставляет дом на продажу. Свет, газ, вода всё это потребляется незаконно.
      – Надо срочно выезжать. Мне сказали, если в течение недели не выеду, выселят через суд. Что делать, Олежек?
      Что он мог ответить? Самому ехать в Киев невозможно, это просто гробить время.
      – Таня, ты не паникуй, я сейчас попробую что-либо предпринять. Жди звонка.
      В Киеве у него один более-менее известный знакомый, возможно с какими-то связями. Это Николай. Надо звонить.
      На счастье Коля взял трубку и даже не побежал к телефону-автомату.
      – Олег Платонович. Вашу просьбу понял, попробую что-то сделать. Но сами понимаете, деньги нужны. Хороший юрист денег стоит. Перезвоните завтра вечерком.
      – Коля, спасибо тебе, я всё оплачу. Ты уж извини, за назойливость: как там дела, по которым мы последний раз говорили. Если не можешь разговаривать, не надо. Пойму.
      – Да нет, могу. Я там не замешан ни в чём. Разбираются. В нашем «департаменте» многих убрали, кое-кого и с треском, так что воздух чище стал. Но боюсь, это просто расчистка площадки для других парней. Вот такие дела.
      Олег положил трубку.
      Татьяну он успокоил, как мог. На день-два проблема утихнет. А дальше что?   Что дальше? Если за Таню крепко вцепились, а надо так понимать, вцепились не простые люди, съедят, не иначе. Видимо стоит ей искать резервную площадку, хотя бы у тестя, здесь в Харькове. Ну, если сильно придавит, она может и к нему переехать. На время, конечно. С Маришкой она вряд ли уживётся.
      Опять звонок. На часах четверть двенадцатого. Ночь на дворе, кто бы это мог быть?
      – Командир, это от Чубатого. Завтра подъезжай, до одиннадцати он дома.
      Вот порядки у братвы. Словно у министров. Запись на приём накануне ночью. А ничего, что он занят завтра? Однако придется всё отложить. Он сам вопрос перед Чубатым ставил.
      В девять утра он был у Чубатого. Лицом в грязь его на сей раз не тыкали.   Всё обошлось просто окриком: кто и куда. Парни его уже запомнили.
      Чубатый начал издалека.
      – Послушай, командир. Говорят, ты моих бойцов в охрану себе переманиваешь. Мне тут про Валька рассказывают: в костюмчике стоит, стрижен как Ван Дам. Мамка его десять лет к парикмахеру отвести  не могла, а у тебя он под полубокс. Довольный стоит. Рассказывает, что и за заработок расписывается.
      Добров вскочил со стула.
      – Не знаю, о ком ты говоришь, что ещё за Валёк такой, я народ через фирму нанимаю. А ты лучше у своих спроси, что это они в охрану бизнеса от тебя бегут.    И потом, что плохого в том, что человек аккуратен, стрижен, жвачки во рту нет, ногти чистые. Семечки не плюёт на лавке. Это что, плохо?
      Чубатый  косо глянул на Доброва. В глазах злые чёртики.
      – Ладно. Проехали. Садись, что стоишь?
      Олег присел к столу.
      Чубатый продолжил.
      – Теперь по твоим делам. Дружка твоего по заказу грохнули. Причём специально за украинской границей. Знали, разбираться никто не будет. Так вот. После убийства машину обшмонали, уж, что там взяли, не известно. Но вот что характерно, как только менты тамошние подъехали, минут через двадцать с нашей стороны  люди в гражданке приехали. Перетёрли меж собой. Останки водителя в палатку соскребли и перенесли в машину с украинскими номерами, поручкались, да и разъехались. Это от российской милиции сведения. Но в документах ты эту аварию нигде не увидишь. Всё вымарали. Номерки машин у меня есть, есть и фамилии с кем мои парни общались. Но что тебе это даст? Я так думаю, бойня из-за денег. Видимо забрал твой кореш чужое, и много забрал, вот его и грохнули. Не марайся, мой тебе совет. Начнёшь трепыхаться по этой теме, получишь, по самое не хочу. Тут уж и я не помогу. Большие люди там повязаны, поверь, у меня нюх на такие дела.
      Чубатый ничего нового Доброву собственно не сказал, он просто подтвердил его догадки: повязали Чуприя деньгами и заставили трудиться. На кого? Вот это вопрос. Но стоит ли разбираться? Правильно вор сказал, начнёшь копать, самого зароют. Итак, надо остановиться. Впрочем, он ещё и не копал, а вот под него копали – и разговор с Чуприем слушали и знают, как ему квартиру выделили. Многое знают. Так что надо быть готовым ко всему.
      Вечером позвонил Николай.
      – В командировку завтра уезжаю. По вашему вопросу кое-что уточнил.  Занимаются домом, как собственно и смертью Тараса люди одного нашего генерала. Извините, фамилию не могу сказать, нельзя говорить, но он очень влиятельный человек и выход у него на первых лиц государства. Так что отберут дом, и никакие суды не помогут, поверьте. Я Татьяне Ивановне пятьсот баксов дал, потом сочтёмся. Думаю её надо сориентировать на переезд. Другого выхода нет. Просто головой в стену бить бесполезно. Извините, всё что мог, сделал. Всего доброго.
      Что же, всё ожидаемо. Добров понимал, если никаких документов на жильё нет, то не сегодня так завтра выдавят. И здесь, против лома, нет приёма. И искать другой лом бесполезно. Надо готовить Татьяну к переезду, благо хоть какие-то варианты есть.
      Добров позвонил в Киев. Разговор с Татьяной был длинный, сумбурный, с рыданиями и проклятьями. Но что сделаешь. На том конце провода была женщина, просто беззащитная одинокая женщина.
      К утру, видимо всё, осмыслив, она успокоилась и сама перезвонила:
      – Олег, извини за вчерашний разговор, нервы, сам понимаешь. Я позвонила  Сергею Ильичу, рассказала ситуацию, и ещё сказала, что ты подойдёшь, всё подробно расскажешь. Ты не против?
      Этот звонок был глоточком свежего воздуха: слава богу, она пришла в себя и всё можно решать без скандалов и нервотрёпки.
      После работы Олег заехал к Чуприю старшему. Они были знакомы. В семидесятых, Сергей Ильич гостил в их гарнизоне. Они вместе отмечали какое-то событие, то ли ноябрьские праздники, может, чей день рождения, дело было в осень. Олег хорошо помнил этого высокого, стройного отставника-полковника.
      На звонок в дверь вышла немолодая женщина.
      – Вы к Сергею Ильичу? Он ждёт, проходите.
      Олег знал, что Чуприй болеет, болеет тяжело и давно. Но увидев обтянутый кожей скелет, далеко не похожий на того отставного пятидесятилетнего бодрячка, что приезжал к сыну, он невольно отшатнулся от дверного проёма.
      Скелет криво улыбался.
      – Проходи, садись, я уже не кусаюсь. Прошли те времена.
      Боже мой, он ещё и шутит.
      – Здравствуйте, Сергей Ильич. Помните меня? Я Олег, товарищ Тараса.
      – Присядь, Олег. Видишь, горе, какое. Страшно когда дети умирают раньше отцов. А я ещё и не проводил сына, и Таня не поцеловала его лоб. Страшно. Время страшное пришло. Тяжко мы жили, да, тяжко. Но мы жили, действительно жили. Были какие-то цели, удачи, победы. Были и поражения. Всё было. Но так как сейчас… Раньше за Родину люди гибли, а сейчас. Сейчас в глазах только деньги и за них людей убивают. Это ужас. Жить не хочется.
      В уголках глаз старика появились слёзы. Слёзы поддавливали и Олега. Он не мог без сострадания смотреть на этого немощного человека. Сиделка подошла к Сергею Ильичу, поправила салфетку на его груди, рукой пригладила одеяло.
      – Успокойтесь, вам нельзя волноваться. Успокойтесь.
      – Видишь? Мне волноваться нельзя. Спасибо Оксаночка, спасибо родная… Расскажи Олег как там мои. Ты был на похоронах? Вижу, был, расскажи, как там всё было.
      Добров вытер платком вспотевший лоб.
      – Достойно проводили вашего сына. Большим человеком он был, уважали полковника. Одних орденов и медалей четыре подушки несли. Боевой офицер. А как погиб? Не всё пока известно, разбираются. Вы вот о трудном времени говорили. Правильно, трудное оно, наше время, но в нём мы живём. В этом времени цена человеческой жизни копейка и не важно, кто человек, орденоносец ли, учитель, слесарь, врач. Не важно. И не мир нынче, война идёт. В этой войне и погиб ваш сын и мой товарищ. Соболезную, Сергей Ильич. Мне очень жаль. 
      Чуприй старший слушал его с закрытыми глазами. Помертвевшие, обтянутые бледной кожей скулы его сведены, словно спазмом стянуты. Спустя несколько минут он шевельнулся, открыл глаза.
      – Олег, у Тани какие-то вопросы с жильём?
      – Да. К сожалению. Дом, где они жили, не являлся их собственностью. Они его снимали. Тарас хотел тот дом купить, но что-то не срослось. А сейчас коттедж выставлен на продажу. В течение недели Тане с детишками надо съехать. В Киеве она не хочет оставаться. Видимо сюда, в Харьков переедет. Просила здесь ей жильё снять. Думаю это не сложно. С работой тоже поможем, дети взрослые, с ними проблем не будет.
      – Зачем снимать жильё. У меня три комнаты – есть, где жить. И мне веселее. А помру, так им вообще простор будет. Ты ей передай – никаких «сниму». Жду у себя. И Оксаночку высвободим отчасти. Да, Оксана? Оксане Тарас платил за уход. Теперь уж платить некому.
      Олег посмотрел на сиделку. А у той уж и глаза на мокром месте, всхлипывает,  платочком обмахивается: прикипела к старику.
      Ушел от Чуприя Олег с тяжёлым чувством.
      Вот переедет Татьяна сюда после своего дворца. Увидит немощного старика, и дети его увидят.
      Тяжело всё это, тяжело.

      7.
      Гараж фирма Доброва арендовала и уже первые дни его эксплуатации показали явные преимущества этого шага. Самым главным было то, что, наконец,  Олег  впервые увидел всю свою технику. Полтора десятка машин – это уже не  кое-что, это деньги и немалые. Пока всем этим богатством управляли начальник гаража и механик. Однако Олег чётко представлял: немного усилий и гараж превратится в центр продаж и сервиса. Площади вполне позволяли.
      Но, к сожалению, на эту «кадушку с мёдом» слетелись любители сладкого. Причём это произошло быстрее, чем можно было предположить. Районная власть, чиновники всех мастей тоже увидели гараж. Однако их взгляд отличался от видения Олегом перспектив развития бизнеса. Во взгляде начальников различных уровней была неприкрытая алчность. Проверяющие выстроились в очередь: инспектора энергонадзора, СЭС, водоканала, налоговики и прочий люд заполонили и гараж и офис. И что интересно, когда бизнес Доброва был разбросан по городу, никому и дела не было до их конторы: корпели над бумажками бухгалтера, трещали по телефону менеджеры, руководство могло спокойно за чашкой кофе продумывать варианты коммерческой деятельности. А тут… Хоть ты фирмы закрывай.
      Через братков увидел эту «движуху» и Чубатый.
      – Командир, что, комары заели? Подъезжай, разберёмся.
      Как же, разберётся он. Только оброк увеличит. Не дурак, Чубатый, видит, раз чиновники на мёд слетаются, значит можно давить на предпринимателя, понимает, есть, что ещё у него брать.
      Эх! Когда управу на всех их найдут. Были бы военные времена, к стенке таких. И не только рэкетиров, но и чиновников к стенке. Однако он понимал, думать об этом не возбраняется, но говорить вслух не желательно, а уж тем более посылать, куда подальше, весь этот осиный рой, вовсе опасно. Так что приходится с этим мириться и жить.
      После некоторых финансовых затрат, Добров и его бизнес, для большинства районных вожаков стали неприкасаемыми. Не навсегда конечно, он это знал. Но какое-то время его трогать не будут. Определённую долю пришлось всё же отдать и Чубатому. Но это не главное, это не потеря, это просто новый шажок вперёд.
Добров уже понимал к чему надо стремиться.
      Неделя потребовалась Татьяне, чтобы закрыть все вопросы в столице. Она успокоилась, точнее, смирилась с необходимостью оставить киевский особняк и стремилась быстрее открыть новую для себя страничку в жизни. Впереди было лето, а значит каникулы. С Павлом вопрос решён. Он переводился на второй курс Харьковского политеха, на факультет автоматики и приборостроения. Устроить Наташу в выпускной класс школы по новому месту жительства так же труда не представляло. Была только одна сложность: отец Чуприя. Как бы старик не бодрился, но дни его были сочтены, и Олег это понимал, видимо и Татьяна догадывалась. Правда в том состоянии, в котором застал Сергея Ильича неделю назад Добров, Татьяна тестя ещё не видела.
      И вот переезд состоялся. Всё прошло как нельзя лучше. И старик прибодрился, и Татьяна почувствовала себя центром в новой своей семье. Наверно это и было главным для неё: ей нужно было о ком-то заботиться. И сиделка Оксана с первых дней потянулась к Тане, то есть и здесь всё сложилось.
      Дальнейшую судьбу Татьяны Добров обсудил с Анатолием. Задумал он пригласить жену товарища в «ИнКрас Лану». Одно смущало: властность Светланы – уживутся ли женщины. Характер у Светы не подарок, а уж стремления покомандовать – тут уж никаких авторитетов для неё не было. Толя не возражал, но чувствовалось, и он несколько смущён предстоящим назначением в фирму нового человека.
      – Слушай, Платоныч, а может мы её, Татьяну то есть, формально оформим, зарплату нарежем, сиделке платить будем, но в офис пока воздержимся приглашать, присмотримся. А вдруг у неё другие интересы появятся, всё ведь может быть, а?
      Логика в  словах Анатолия была.
      – Что же соглашусь, пожалуй.
      Он уж собирался, была отъехать, но вспомнив разговор у Чубатова об охранниках, обратился к Парицкому.
      – Кстати Толя, работал у нас в конторе охранником Земнухин, крепкий такой паренёк с румянцев во всю щеку. Не вижу что-то его?
      – Это Валёк-то? Нет его уже. Уволился. Но прежде ноги кто-то ему переломал. Нет, не по работе всё это. Разборки какие-то были в охранной фирме, не знаю. Новый парень стоит. Да вот он! А что?
      Разборки…
      Нет, не разборки это, Чубатого работа. Своих «орлов» воспитывает: ушёл на сторону, получи. Однако сурово…
      Лето.
      Наступило долгожданное лето 1993-го.
      Почти полтора года прошло, как Добров ушёл в запас. А сколько всего произошло. Тогда в феврале, уходя из армии, он боялся, что мир рухнет, произойдет нечто такое…
      Нет.
      Ничего не произошло.
      Жизнь закрутила, разметала, мощным потоком встроила в новую жизнь. Всё было как в кино: ещё вчера, он, сжавшись от пронзительной февральской стужи, тоскливо брёл к временному своему обиталищу, а сегодня трудиться в шикарном кабинете. На улице ждёт новенькая иномарка, и именно на ней он поедет в свою, да, да, в свою большую, престижную квартиру. И как-то так случилось, все это месяцы он не думал о жизни. Всё шло помимо его воли. День за днём он что-то делал, что-то решал, с кем-то встречался.
      Это всё нужно. И ему и его команде. Деньги какие-то идут.
      А что впереди?
      В газетах, журналах, на телеэкранах лишь картинки нынешней жизни. Ни тебе серьёзного анализа экономики, ни взгляда в перспективу государства. Ничего нет.
      Хочешь что-то производить? Конечно, хотелось бы.. Он понимал, жизненно только то, что даёт реальный продукт. Будь то булка хлеба или гайка, главное чтобы всё, что производится, было востребовано. А как это понять? Ну ладно, хлеб всегда и во все времена востребован. Но как его выработать. Это же надо оборудование, площади, люди, в конце концов. И всё это деньги, связи. А если ни того ни другого нет? Что тогда об этом мечтать. А гайка? Гайка, это, условно говоря? Начнешь ты её на колене делать. А кому она нужна?
      Прочёл он на днях производственную статистику Украины. Нет не в украинской прессе. Ксерокопию перевода с английского Парицкий подсунул. Об украинской экономике пишет американский профессор. Цифры в статье, шокирует, оказывается, инфляция в 1992 году достигла 2730% , и по 93 году прогноз: она вырастет в пять(!) раз.
      Мыслимое ли дело.
      И ещё что интересно. При таких показателях Украина ещё жива. Рестораны по вечерам забиты, дискотеки полны молодёжи. Никто из посетителей этих учреждений не плачет. Бандюги всё толще и толще цепи на шею надевают, у Чубатого цепь скоро на хомут будет походить. И ничего.
      Офицеры.
      Разделилось  офицерство, нынче это уже не костяк армии. Офицерскую косточку, лучших, перестройка вымела. Самые прыткие и молодые ушли, к бизнесу потянулись. Середняки, и те, кому до пенсии чуток осталось, ропщут, но на службу ходят. Людская зависть и жадность в армии плеяду хапуг воспитала. Поездил он по складам и арсеналам. Прапора холёные, сытые, в золотых цепях. Старшее офицерство и генералитет, на своё войско порой как на личную усадьбу смотрят. А кто не ворует, тот переживает, от огорода питается и ждёт лучшие времена.
      Страшно думать о таком исходе для государства.
      Нет, бороться надо и он будет бороться, хотя бы за себя, за свою семью сражаться.
      Как? Да очень просто – трудиться. Пахать и пахать…
      Лето.
      Он душой рвался к семье. Соскучился по Маришке, по детишкам, он их ещё детишками считает, а ведь Володьке семнадцать, школу кончил, и Алёнка уже далеко не малышка – девушка-красавица. Серёженька. Как он там?
      Конечно, надо ехать. Но как всё оставить? Сделки идут за сделками. И бросить нельзя и передоверить, даже друзьям опасно. Нет нынче друзей, есть только бизнес и деньги.
      Как тут фирму бросишь?
      Но уехать всё же Доброву пришлось. Срочно уехать.
      Тесть сообщил: Серёжа умер.
      И он опять, как всё в этой новой жизни, на автомате: билет, самолёт, такси, переезд в Домодедово. Самолёт. И вот он рядом со своим малышом.
      Поздно. Нет Серёжки. Страшная потеря.
      Тесть рассказывал: «Не уберегли. Простыл малыш. Думали, просто простыл, а тут грипп, воспаление лёгких, воспалительный процесс осложнился. Приступ за приступом эпилепсии. Долго мучился малец. Прости ты нас, Олежка…»
      Олег рыдал.
      Рыдал громко, некрасиво, не стесняясь ни стонов своих, ни слёз.
      Нет мальчика.
      Два дня он был как в тумане. Что-то делал, куда-то ходил, разговаривал с Мариной, детьми, но успокоения в душе не было. Добров считал себя виновным в смерти сына. Он не говорил об этом, и никто его в этом не обвинял. Но так и было.
      После похорон малыша опять состоялся серьёзный разговор  и с тестем и с Мариной. Они вновь настаивали, что бы он переехал в Екатеринбург. В Харьков    Марина категорически не желала уезжать.
      Спустя несколько дней он улетел. Семья осталась на Урале.

      8.
      Дела вновь захлестнули Доброва.
      Светлана, всё также расправлялась с косметическими товарами и парфюмом. Всё у неё отлажено, всё шло по накатанной колее. Никакие президенты, чиновники с их порой тупыми новациями, не могли отбить стремление женщин к чистоте, порядку и красоте. Доля прибыли, на фоне растущей  конкуренции с такими же компаниями, падала, но торговля шла, и это было неплохо.
      Гараж пыхтел, но успевал принять очередную партию грузовиков. Идёт их ремонт. В выставочном отделе красуются пять перегнанных из Германии иномарок. И покупатели бродят, деловито осматривая технику.
      На повестке сделка по реализации тракторов. Вот здесь у Доброва были
сомнения. Казалось, всё нормально и покупатель – вот он, и продавец рад, ждёт не дождётся своих денег. Планируемая прибыль чуть ли не в три раза перекрывает стоимость этих несчастных тракторов. Юридически всё чисто. Но это как раз и сдерживало стремление дать последнюю отмашку. Всё же отгрузка на юг России, да ещё в точку, где мир вроде и есть, но его и нет.
      Надо ещё подумать.
      Позвонила Татьяна: тесть совсем плох. Попричитала, поплакалась, душу облегчила. Себе облегчила, на Олега своё взвалила. Кто бы ему облегчил душу, снял камень с сердца за смерть Серёжки.
      Домой Добров приходил поздно, он уже ненавидел этот дом. Здесь только спал. Но сном, забытье, в котором он пребывал, назвать сложно. Приходил, ожидая звонок от Марины, а звонка не было. К ночи выпивал стакан водки и отключался. А утром на колёса и вновь в контору.
      Трактора всё же продали. Но прежде Добров по всей цепочке прошёл, сам убедился, что подвоха не будет. Через пять дней после отгрузки прибыл нарочный с наличными. Подсчитали, всё верно. Не подвели южане. На следующий день примчались переговорщики: опять трактора просят и вновь в Дагестан. Теперь уже заказано три десятка тракторов.
      Аппетиты растут у клиентов.
      Казалось бы, соглашайся, навар прекрасный, канал проверен. Но с душой не поспоришь, душа Доброву опять говорила: «Стоп!», остановись, опасно.
      – Платоныч, что ты переживаешь? Проверен канал, и люди нормальные, им довериться можно, а?
      – Толя, ты газеты читаешь, или бумага  на махорку идёт. Ты посмотри, в тех краях не сегодня, так завтра война начнётся. И деньги, откуда деньги возьмём? Нарисуем, что ли? Надо отказаться. Точка!
      Олег точку-то поставил, но она, точка эта, больно уж хлипкой была – стереть пальцем можно. Парицкий это смекнул: ушлый парень, и он стал понимать толк в деньгах.
      Что такое три десятка тракторов. После несложных манипуляций с калькулятором стало понятно, цифра тянет на четверть миллиона баксов. Причем полученных без особого напряжения. Договорись с банком, возьми сто пятьдесят тысяч, купи трактора и отправляй в Ингушетию. Это так считал Анатолий. Но надо ещё банк найти, договориться об обеспечении займа и прочее. А вот в этих делах без Платоныча он ноль. Но кое-что сделал. Очередные кумовья свели его с банком, где в принципе их проблему можно было решить, и он рискнул.
      – Олег Платонович, я банк нашёл, всё сделают в лучшем виде, и продавцы на тракторном заводе готовы ниже себестоимости продукцию за нал хоть завтра отпустить. Рискнём?
      – Толя, дел нет других? Гуляй, а не то в гараж пошлю, больно много бардака там стало. Уже без нас менеджеры пытаются на сторону тачки продавать.  Ещё раз вспомнишь об этих тракторах, точно на неделю сошлю в гараж. Работай!
Но червячок сомнений всё же своё дело делал. Калькулятор у Доброва тоже был, и он считать умел: дело было опасным, но прибыльным. Смущал только залог – обеспечение кредита. Такая сумма в нал уже не шла.
      К вечеру Добров, от души разругавшись с гаражным шефом, опять встретил Парицкого.
      – Ну что, бизнесмен, про трактора запоёшь?
      – Олег Платоныч, не мы, так другие купят. У покупателя серьёзный интерес.   Давайте вернёмся к разговору.
      – Добил-таки ты меня! Пошли.
      Наутро Добров был в банке. Ничем внешний вид учреждения его не сразил: банчёк, как сотни таких же, невесть откуда появившихся постперестроечных украинских банков. Первый этаж бывшего техникума, размеры не впечатлили. Документы вроде есть. Но насчёт справок и прочего о банке, так это не сложно – владельцы сами их пишут, иди потом проверь.
       Добров с собой юриста взял, работал у него паренёк по договору. Тот повертел, покрутил бумажки, посмотрел на Доброва.
       – Олег Платонович, денёк надо с договором и документами поработать, если не возражаете.
       Что уж возражать?
       Следующий день Платоныч  работал с покупателем, а Анатолия послал на завод.
       Просители уже в половину девятого топтались у офиса. Было их четверо.   Олег приехал к девяти. Провел гостей в кабинет.
      «Гиреев, Абдулла», – представился старший, свои имена назвали и спутники Гиреева. Гости подтвердили заказ и попросили всё оформить как можно быстрее.
      – Господа, техника ждёт, но главное деньги. Как говорил один из персонажей «Двенадцати стульев», – «утром деньги, вечером стулья…», – сами понимаете, время сложное, тем более что время, это и есть деньги.
       Наверно гости были готовы к такому предложению. Гиреев на хорошем русском языке, чуть улыбнувшись, заговорил.
      – Олег Платонович, мы уже покупали у вас трактора и вы не можете отрицать, что все ваши просьбы были выполнены. Деньги мы доставили в срок. Ваш товар хорошего качества, претензий нет. Почему бы нам не продолжить в том же духе. Вы отгружаете, а мы в течение недели передаём деньги.
      – Нет, уважаемый Абдулла. Сумма велика. И риск велик, товар мы не страхуем. Получается, мы рискуем и только мы. Так не пойдёт. И потом, перечисление денежных средств надо провести безналичным порядком. Мы получаем по безналу деньги и в это же день отправляем трактора. Точка.
      Переговоры длились не меньше часа. Выпито уже два чайника чая, а гости всё не соглашались на условия Доброва. Последним аргументом стали слова Доброва: «Всё, господа, торг закончен. Всего вам доброго. Решитесь на наши предложения, приходите».
      Гиреев, встал.
      – Хорошо, Олег Платонович. Мы согласны. Итак: мы переводим на ваш счёт деньги, предоставляем банковскую авизовку с печатью банка и в тот же день вы отгружаете трактора.
      С такой формой расчёта Добров был знаком, всё же экономику когда-то преподавал, она для него показалась вполне приемлемой.
      – Добро. Мы сегодня подготовим все документы, вечерком подъезжайте, подпишем.
      На том и остановились.
      К обеду подскочил Парицкий.
      – Олег Платонович, в раю побывал: столько дармового товара, аж в жар бросило. Завод затарен готовой продукцией. По всей территории стоят разного цвета, марок и спецификаций трактора. Не удивительно стремление руководства любыми путями продать готовую продукцию. Я с такого рода техникой связан мало, но послушав заводчан, посмотрев на всё их богатство, ещё раз убедился: дебилы у власти стоят. Это же надо, такой Союз разрушить. Около 60 смежников из разных республик работали на предприятие. Тридцать шесть государств покупали продукцию этого монстра. Разрушили СССР и кому завод нужен? Все связи побоку и что дальше? И как остатки продать? По безналичному расчёту, боязно. Курс скачет, да и кому оно нужно, положим в России. А менять, так это головная боль. По результатам этих финансовых операций потери объёмом в предполагаемую прибыль. Так что такие покупатели как мы – на вес золота.
      Добров понимал, пока всё срастается. Банк деньги дает. Завод продукцию отпускает, Анатолий и соответствующее письмо привёз. Дагестанцы гарантируют оплату. Всё срастается. Но сомнению были.
      – Ладно. Если они платёжку банка предоставят, наш риск минимален. И потом риск только моим жильём и деньгами фирмы. Так?
      – Да, брось ты Платоныч, какой это риск! Это всё просто бумажки и не более того. Всё будет в норме.
      Добров задумчиво кивнул головой. Действительно, риск не так уж и велик, на «Инвесткомпании…» денег немного есть, если что, обанкротить её не жаль, к этому они и сами её ведут, а жильё… А что жильё – как пришло, так и уйдёт. На этой мудрой фразе, сказанной естественно мысленно, он и остановился.
      – Толя ты займись этими вопросами вплотную, а я в администрацию, потом к Татьяне заскочу.