Гоголь, страдающий без головы...
ГОГОЛЬ, СТРАДАЮЩИЙ БЕЗ ГОЛОВЫ…
«Участь поэтов печальна на земле: им нет пристанища,
им не прощают бедную крупицу таланта, их гонят…»
Николай ГОГОЛЬ, 18 апреля 1837 года
Всего Гоголя, при всём обилии литературы о его творчестве и о нём самом, не объяснишь. Гоголь остаётся и сегодня самым загадочным и таинственным из всех русских писателей. Одной из главных тайн писателя является его душа, его миропонимание и мировоззрение. Полностью раскрыть тайну его страдающей души не помогут ни психоанализ Фрейда и Юнга, ни труды советского Психоневрологического института, ни весьма противоречивые воспоминания современников. Здесь бессильна возрастная психология и отечественная литературная критика, не помогут статьи Александра Герцена, известное всем ещё со школьной скамьи знаменитое письмо Белинского к Гоголю и даже запрещённое в 1934 году в СССР фундаментальное жизнеописание Гоголя в серии «ЖЗЛ» репрессированного советского критика и публициста Александра Воронского. И дело тут даже не в недостатке фактического, документального материала, а в той стене недопонимания, возникшей между писателем и обществом, между ним и его современниками ещё при жизни, и даже между ним и потомками после смерти. Пожалуй, никто из современников писателя, за исключением художника Александра Иванова, автора огромного полотна «Явление Христа народу» так до конца и не понял природу духовных терзаний писателя. Ведь говоря о творчестве Гоголя и его болезненной религиозности, литературная критика той поры делала упор на сложные и трудные взаимоотношения писателя с русским абсолютизмом, с тёмными сторонами власти Кесаря. А Гоголь между тем пытался делиться с русским обществом своими мучительными страхами перед беспощадной реальностью Бытия, перед Судьбой, делился своим запредельным страхом перед самим Создателем Мiра сего. Именно из-за этого ярко выраженного «страха божьего», полного непонимания религиозного мировоззрения писателя, узкий кружок революционных безбожников Бакунина, Белинского и Герцена, объявил Гоголя сумасшедшим. Они произвели Гоголя в сумасшедшие, потому что он верил в Бога. И даже не могли понять того, что происходило в его душе (Л.Н.Толстой).
Но не прошло и двух лет после его смерти, как многие современники, наконец, поняли, что вся его жизнь была святым подвигом, что все его ошибки и умственные заблуждения ничего не значат на фоне его страстного стремления к совершенству и преображению. В России всегда так – при жизни ты смутьян-безумец и враг устоев, а после смерти – пророк, святой подвижник и герой. В России, как и во всём мире, к гениям отношение одинаковое: сначала мы их всячески ревниво и методично унижаем, а после, озверев, « …и преследуем и убиваем, а потом мавзолей воздвигаем, человечества славу прозрев» (Пьер Жан Беранже). И тогда преданный анафеме писатель-еретик становится для потомков учителем нравственности и «зеркалом русской революции», а дважды побывавший в ЧК на Лубянке городской калужский сумасшедший становится «отцом советской космонавтики». И далеко не всегда социальная мечтательность заканчивается «красным террором» и революционным насилием. Иногда именно из социальных мечтателей и фантазёров возникает целая плеяда пламенных борцов за справедливость, последовательных романтиков на крови, хладнокровных реалистов и прагматиков.
Удивителен при этом тот факт, что Гоголь, этот певец романтических настроений и языческих переживаний, автор поэмы «Ганс Кюхельгартен», и «Вечеров на хуторе близ Диканьки», стал автором таких жутких по своей беспощадной правде произведений как «Ревизор», «Шинель» и «Мёртвые души». Мало этого, романтик и мистик, социальный мечтатель и утопист, он стал главой «натуральной школы» в литературе, предтечей критического реализма, с его демократическими принципами, борьбой за правду и справедливость. У Гоголя был свой, особый взгляд на людей и на события, у него были свои видения, своя сложная фата-моргана, касающаяся судьбы России. У Гоголя, как и у историка князя Щербатова, была своя «Земля Офирская», свой Китеж-град и своя Гиперборея. Она в общих чертах была описана им во втором томе «Мёртвых душ», который по своему оптимистично-утопическому содержанию должен был устроить всех – и Кесаря и Бога, рабовладельцев и крепостных рабов. В новой России, которая по Гоголю станет духовным центром Вселенной, нет деления людей на сословия, там не практикуются никакие наказания, жители почти все бессмертны – настолько долгой является продолжительность их жизни по воле государя-императора под Покровом Божьей Матери. Гоголь не переставал верить в светлое будущее России даже тогда, когда окончательно потерял веру в себя и свой гений. Путь к светлому будущему он указывал в настоящем, уповая на политическую волю императора, на того верховного Хозяина и Ревизора, Который Может Всё! Только от воли Государя зависит успешное обустройство России, только он с Божьей помощью способен навести порядок, справедливость и всеобщее благоденствие в стране.(1)
В Гоголе-художнике и человеке причудливая фантасмагория гармонично уживалась с фантомными ощущениями и религиозным фатализмом, верой в божественное предопределение. Его творческое воображение дополнялось «умом холодных наблюдений», умением на основе реальных представлений создавать логически несовместимые с ними картины окружающего мира. Фантасмагория Гоголя в гротескных образах, символах-персонах, в сюжетных конструкциях и лирических отступлениях, выражает реальную и физиологическую сторону человеческого бытия, мировоззрение автора и целой эпохи. И современники, и потомки советской эпохи в ХХ веке усматривали в Гоголе-художнике в первую очередь обличителя общественного строя николаевской России, быта и нравов российской провинции. Из его современников только Вера Аксакова, Александр Герцен, Александр Дружинин и Александр Никитенко старались объяснить духовный мир Гоголя, сложную духовно-нравственную глубину его произведений, беспощадная художественная правда которых не нуждается в документальном подтверждении. Здесь можно согласиться с утверждениями советского филолога академика Виктора Жирмунского (1891-1971), считавшего, что большой грех давать девятилетним детям читать Гоголя, ибо «глубину его насмешки в «Мёртвых душах» и в повестях они не поймут, а поэзия «Вечеров на хуторе близ Диканьки» доступна не каждому взрослому». Из советских режиссёров-постановщиков только один Всеволод Мейерхольд сумел за авторским текстом увидеть мучительно страдающего до конца жизни напуганного жизнью человека, утратившего веру в себя: «всё, что написано мной и слабо и ничтожно…» Из его комедии «Ревизор» Мейерхольд сделал трагедию. Он насытил спектакль гоголевской мистикой и ужасом перед страшной реальностью, и тем самым возвысил Гоголя, показав его другую сторону – его смертельный ужас перед той эпохой, в которой он жил.
Видеть в будущей России «щастливую Страну Офирскую» князя Щербатова Гоголю мешала обыденная пошлая российская реальность, которая требовала от художника потешного балагана и милых пошлостей, комедий, од и поэм. Чем пристальней Гоголь всматривался в сумерки русского дремотного бытия, тем резче проступали на его сером фоне очертания зла, тем сильнее становились страхи перед грядущим. Чем дальше от столицы на восток, за Волгу и за Урал, тем беспросветней жизнь, тем больше насилие и злее лихоимство чиновников. А в Сибири, близ Нижнеудинска и Иркутска, там, по словам реформатора-современника Михаила Сперанского, вообще – мрак и белая ночь бытия. Там, на самом дне русской провинции, нужна повальная ревизия на высшем уровне, другой образ управления, совсем другой и полный набор чиновников, ибо местные чиновники есть зло нетерпимое: в Тобольске их надо всех отдать под суд и сослать на рудники, а в Томске остаётся только повесить. (2)
Гоголь понимал, столичная и провинциальная русская жизнь давно нуждается в кардинальном переустройстве и тотальной морально-нравственной ревизии под руководством настоящего Главного Ревизора и Хозяина империи. Печатное издание продолжения его знаменитой злой комедии так и называется «Настоящий ревизор, комедия в трёх днях или действиях, служащая продолжением Комедии: Ревизор, сочиненной г. Гоголем». (Санктпетербург, печатано в типографии Христиана Гюнша, 1836). Чем дальше на восток, тем меньше надежд на благоустройство России для обеспечения в ней нормальной, культурной, человеческой жизни, тем меньше встречается людей, способных изменить жизнь к лучшему. Жалобы, доносы, ябеды и клевета повсюду, ни одного мыслящего и созидающего живого героя, все «приличные люди», как у помещика Собакевича, – «либо мошенники и лихоимцы, либо воры». Страшная, сонливая, скучная, однообразная действительность уничтожает всякие благие намерения и романтическое парение духа. Драма Гоголя в том, что он мучительно искал на российских просторах надёжных созидающих героев, способных обустроить Россию и преобразовать её в «приют, сравнимый с раем», искал, но кроме «живых трупов» и «мёртвых душ», никого не находил. Продолжать мучиться самому и продолжать верить в счастливое будущее, пытаясь проникнуть взглядом сквозь мглу и смог нечистых, навозных испарений, не каждому под силу. Это был мучительный труд его души: вокруг несметные легионы мелких и крупных бесов, прислужников зла, и ничтожно мало, почти никого из делателей Добра. У Николая Гоголя, как и у Михаила Булгакова, Добро и Зло иногда мирно соседствуют друг с другом, ладят и порой воркуют между собой под одной крышей, оказывая своим подопечным, субъектам-объектам посильную сверхъестественную помощь. Всякому воздаётся по вере или неверию его. Кому-то бесовские силы помогают встретиться с самой императрицей и получить из её белых ручек вожделённые, заветные черевички, а кому-то – снова вернуться в свой подвальчик с кустом сирени под окном. Кому-то посланники Света дают в блаженном успении вечный покой. А посланники Тьмы кому-то раздвигают пространство тесных московских квартир, спасают от огня нужные рукописи, прилюдно расстреливают и сжигают тела в огне неугасимом, отрывают головы и используют их по назначению на пирах Сатаны. И те и другие – грозят человеку бедами и горем, наказывают, милуют, прощают, спасают и даже помогают, порождая всё новые и новые страхи и старые как мир заблуждения.
Страхи Гоголя - это страхи осознающего своё ничтожество «маленького человека» перед божественной Вечностью, перед реальной жизнью и смертью, перед высшей властью, перед посмертной судьбой. Страхи Гоголя во сне и наяву нашли своё выражение и узилище в его натуралистичных произведениях-фантасмагориях. Гоголь жил и страдал до тех пор, пока ему удавалось носителей своих страхов (теневых героев) сажать на цепь своих произведений и тем самым на некоторое время освобождаться от них. Гоголя-писателя погубил Гоголь-публицист и религиозный моралист. Известно, что Гоголь был плохим лектором, он так дурно читал свои лекции по истории в Киевском университете, что сделался посмешищем для студентов, его эпистолярная, нравоучительная публицистика была слабой и неубедительной. Его страх перед Судьбой, Роком и Смертью дополнился боязнью людей. Его страшил в первую очередь не сам факт смерти, а его дальнейшая посмертная судьба. Он боялся возможного осквернения его могилы потомками. Он боялся слишком пристального и нездорового внимания общества к его персоне: в своём завещании он запретил потомкам ставить над его могилой пышные надгробия и памятники.
О своей посмертной судьбе Гоголь волновался не напрасно. Он знал, в какой стране живет и мучительно выживает. В стране, где православные рабовладельцы-помещики и чиновники торгуют мертвыми и живыми душами, всё возможно, даже самое немыслимое – это и повсеместная анафема (церковное проклятие) за инакомыслие, и посмертная казнь покойников, признанных властями преступниками, и осквернение их праха и показательный провоз трупов по улицам столицы в санях, запряжёнными тройкой свиней. (3)
Время показало, что его мистические страхи и опасения относительно своей посмертной судьбы, не были беспочвенными и напрасными. Его могила дважды вскрывалась. Первый раз в его столетний юбилей в 1909 году, когда устанавливался вопреки его воле памятник на Никитском бульваре и во второй раз 1 июня 1931 года в связи с ликвидацией кладбища Свято-Данилова монастыря и перезахоронением его останков с прахом философа-публициста Алексея Хомякова и поэта Николая Языкова на Новодевичье кладбище. Второе вскрытие могилы Гоголя в морально-этическом аспекте разительно отличалось от первого и носило ярко выраженный характер надругательства с элементами мародёрства, свойственного большевикам-безбожникам и воинствующим атеистам тех лет. По существу, могила Гоголя была не только осквернена как многие гробы святых старцев и учителей нравственности, но и разграблена. Были растащены на сувениры не только фрагменты его верхней одежды, но и отдельные части скелета – голова, ребро и берцовая кость Гоголя. Причём, по воспоминаниям Вячеслава Полонского и Владимира Лидина, мародерами были не подростки-беспризорники, им голодным и бесприютным было не до сувениров. Они, как будущие воспитанники Даниловского приемника-распределителя для беспризорных детей и несовершеннолетних правонарушителей, старательно за водку и папиросы рыли могилы. Мародёрством занимались представители новой интеллигенции, советские литераторы, «инженеры человеческих душ»: Всеволод Иванов, Владимир Лидин, Александр Малышкин, Юрий Олеша, поэты Владимир Луговской, Михаил Светлов, Илья Сельвинский, критик и переводчик Валентин Стенич. Помимо литераторов, при церемонии перезахоронения присутствовали историк Мария Барановская, археолог Алексей Смирнов, художник Александр Тышлер.
Почти все они – благополучно устроившиеся в жизни идейные «попутчики» и партийцы, отрыжка Серебряного века и Пролеткульта, певцы НЭПа и «трудовой социалистической жизни». Многие из них – дети мелких торговцев и купцов, аптекарей и ремесленников-часовщиков, получили законченное и неполное высшее образование, быстро нашли себя в революционной смуте, став идейными прислужниками новой идеологии. Для многих характерны конформизм и социальная мимикрия, психология «рыбки-лоцмана», готовность ради сытого пайка пойти на всё, на любое унижение. Какое им дело до Гоголя, с его религиозно-мистическими переживаниями и болью за судьбу России? И что им Лермонтов, этот «вечный странник, но только с русскою душой», изгнанник в своём Отечестве? И что им Достоевский, с его «бедными людьми», с больной, свербящей совестью? Или Бунин, с его дворянской честью и достоинством, обострённым обонянием и зрением, который способен под любой маской и нарядом заметить гнилую суть любого лицемера?
Тотальный террор и перманентный голод меняют сознание и совесть человека, мнут как пластилин человеческий материал и придают ему по желанию монструозной власти, какую угодно форму. Напуганные голодом в Поволжье добровольные менестрели большевизма восторженно приветствовали ленинский НЭП, который, по их мнению, навсегда покончит с голодом и сделает новую Россию страной весьма комфортной для успешного личного жизнеустройства натур сильных, волевых, «искательских» и авантюрных. Объектами борьбы нового советского человека с дремучим, застойным бытием становится его прошлое и его давно изжившие себя представители, неприспособленные к жизни мечтатели бледные и слабые отщепенцы, неврастеники и тихие психопаты. Объектом преодоления для сильного волевого героя, (как правило, видного партийца и чекиста) является сама природа, покорить которую является для него задачей всей жизни. Этим можно объяснить многое, явное и тайное – «перевоспитание» всего русского крестьянства подневольным трудом на Беломорканале через тотальный террор и голод, тайно воспринимая социальные процессы, как процессы активного биологического приспособления к новой, жестокой реальности: «Жизнь – хитрый механизм, ничего более, и прав тот, кто перехитрит» (роман «Отступник»). Слабые, совестливые индивиды не способны «перехитрить» жизнь (такими были писатель Гоголь и его друг художник Иванов) и обязательно гибнут в нужде и болезнях, а самые сильные и хитрые (подлые –А.А.) в условиях строительства социализма торжествуют, отсюда в большинстве произведений советских писателей подспудно и часто превалируют мотивы биологического жизнелюбия и вариации плохо скрываемого биоморализма, так характерного для их почти всех литературных героев. Какое им дело до той страны, которая продолжает оставаться безумной тройкой, мчащейся на край земли, за горизонт событий во главе с алчным и бездушным седоком? (4)
Один из них – в ту пору модный поэт и эссеист Стенич, пользуясь сумерками, украл ребро Гоголя. Другой советский писатель – Малышкин, отрезал кусочек ткани сюртука Гоголя, а третий, сын «меховщика-скорняка» – сунул в карман кусок позумента (позолоченной тесьмы) с гроба, который хорошо сохранился. Примечательно, что некоторые даже хвастались этими «артефактами» перед другими литераторами, вызывая всеобщее удивление и недоверие. Характерно для той эпохи и то, что мало кто возмутился этой позорной историей разграбления могилы Гоголя. Даже присутствующие при вскрытии могилы Гоголя историк Мария Барановская и археолог Алексей Смирнов не остановили и не пресекли действия писателей-мародёров.
И это вполне объяснимо – ведь история СССР начиналась с разграбления Российской империи, с осквернения и разграбления храмов и священных могил, с изъятия фамильных ценностей у живых граждан и у богатых покойников, с кражи их черепов, с отрубленных голов и расчленения трупов царской семьи. У писателей-мародёров за плечами был богатый опыт чекистов по поиску сокровищ в 1921 году в великокняжеских и императорских могилах в Петропавловской крепости и в склепах царских сановников в Александро-Невской лавре. Тогда большевики якобы искали золото и бриллианты «на нужды мировой революции», а в начале 30-х годов могилы известных людей растаскивали на отдельные «раритеты» для пополнения личных коллекций. Во время изъятия церковных ценностей и сноса монастырских и храмовых кладбищ, проблем с бесхозными черепами не было, а посему стало даже модным держать черепа при домашних библиотеках или на письменном столе, на подарочном томе трагедий Шекспира. Стало модным шокировать публику, фотографироваться с черепами, как это не раз делал Велимир Хлебников. Таким образом, он хотел подчеркнуть всю бренность мира: «И когда знамёна оптом понесёт толпа, ликуя, я восстану, в землю втоптан, пыльным черепом тоскуя».
Есть что-то нездоровое в этой кладбищенской «чёрной археологии», в желании присвоить себе кусочек мощей великого человека или же после вскрытия гроба услышать хруст костей под своим сапогом когда-то могущественных властителей мира. Что здесь больше – чисто животного любопытства или больного тщеславия, клептомании смутного времени или бытового мародёрства, порождённого гражданской войной и коллективизацией? Трудно сказать. Жаль, что осквернение праха предков не получило в своё время достойного порицания со стороны потомков. Жаль, что никто из нынешних крещёных комсомольцев не стыдится этой позорной страницы нашей истории, а вслед за осквернителями отеческих гробов, идейными вандалами и мародёрами, продолжают разочарованно повторять: «Пустой гроб, пустая гробница, немного пыли…»(Лев Любимов, Натан Эйдельман)
Последнее открытие памятника Н. Гоголю на Гоголевском бульваре состоялось в 1952 году. Судя по надписи на постаменте, Советское правительство от своего имени поставило этот памятник своему писателю Гоголю, Гоголю-сатирику, яркому и меткому обличителю общественных устоев самодержавной России, но только не писателю-патриоту и не великому гуманисту. Этот памятник писателю от имени Советского правительства широко советской общественностью не обсуждался. Всем было ясно, что перед ними не Гоголь –автор «»Мёртвых душ», а очередной властитель дум, пропагандист и обличитель, что в художественном и эстетическом плане никуда не годится, что он такой вычурный, непонятный и назидательный, как и тот, установленный на Никитском бульваре в 1909 году, ибо «народ знает Гоголя с другой стороны и только это (богоискательство и народность) в нём ценит». (Лев Толстой)
Этот памятник Гоголю устанавливался на закате сталинизма, тогда была своя монументальная скульптура и своя mania grandiosа, своя эстетика и этика. В каждой эпохе свой кумир и степень поклонения ему зависит от царящей в обществе идеологии. О Гоголе как о живом человеке из плоти и костей, с его житейскими заботами и нуждой как в самодержавной российской, так и в советской империи мало кто писал, с этой стороны он был никому не интересен. Об этой сугубо материальной стороне жизни великого писателя в советских учебниках по русской литературе всегда умалчивалось. В основном всегда делался упор на идейном противостоянии писателя царскому режиму. Так было при Сталине, так было при Брежневе, когда речь шла о «взвешенной и конструктивной критике» некоторых «отдельных недостатков» в деле строительства социализма: «Нам надо как можно больше Гоголей и Щедриных!» (И.В.Сталин)
Одним словом, какие на дворе времена, такие и нравы, какая в умах идеология, такая и аксиология и «философия жизни». Апостол Павел был прав: время продолжает стремительно сгущаться, на глазах только одного поколения детей войны сменилось несколько эпох. Не за горами закат и нынешней эпохи. И уже пришла пора переписывать заново новорожденный при Путине единый учебник истории. А заодно с этим пора менять взгляд и на роль монументального искусства в жизни общества в прошлом и в настоящем. Что должно оно отображать – только значимость данной личности или заодно духи эпоху, в которой она жила и трудилась? Что отображает каждый значимый памятник – наше прошлое или наше настоящее? И как наше отношение к памятникам вообще характеризует нас самих, наших отцов и дедов? В каком духе будет написан ещё один единый учебник отечественной истории нашими потомками, никто не знает. Вполне возможно, что прошлое нашего отечества будут писать или те, кто его не будет желать знать, или те, кто будет беспристрастен как робот-андроид и правдив как Бог. Вполне возможно, что универсальная историческая память будущего во всех мелких подробностях отобразит всю ирреальность и безумие древней, новой и новейшей истории, и тогда появятся новые памятники известным людям отечественной истории, которые мы сегодня не можем даже вообразить.
Какие это будут монументальные инсталляции и «политические композиции», сегодня трудно сказать. Может быть это будут величественные монументы, выполненные в авангардном духе Вадима Сидура или Эрнста Неизвестного, в манере Георгия Франгуляна или Василия Сварога или в стиле того, другого, пока никому не известного ваятеля, который владеет языком предметов-символов и экспрессивной, активной пластикой. Памятники духовному состоянию эпох, памятники погибшим от насилия и тирании, погибшим от бесчеловечных реформ, от коллективизации и голода, от рукотворных смут и беспричинных войн. Вполне возможно, что на новых площадях и скверах русских городов и в обновлённой столице возникнет целая серия памятников всему ХХ веку, памятник целой разоблачённой во лжи эпохе и тем, кто тогда жил и напрасно страдал.
Когда новые люди обретут новую, честную идеологию, когда люди перестанут делать из своих правителей идолов и перестанут им поклоняться, когда властители перестанут требовать от людей, чтобы их непрестанно хвалили и уважали при жизни и после смерти, тогда и появятся особые памятники тревожной совести и природного стыда. Памятник «Гоголю, страдающему без головы» с посмертной маской в руках. Бронзовый памятник Ленину – «Демону революции, разоблачённому и голому», без одежд и грима. Памятник «Есенину –лучшему Другу чекистов», с проломленным черепом и пулевым отверстием под правой бровью. И много других, им подобных, беспощадно правдивых и одновременно абсурдных, жутких и страшных в духе прошлых безумных и бесславных эпох. Но это будет не скоро и не при нас. Пока мы живём по лжи и выживаем обманом. Выживаем и доживаем свой век за счёт других, и утешаем и стращаем друг друга: «А ну не хнычь, а ну не ной! Скажи спасибо, что живой!».
Авторские примечания и литература.
1.Только В.А.Жуковский и А.О. Смирнова-Россет заметили в характере Гоголя и в его творчестве пронзительную человечность и сострадательность, глубокое чувство народности и отчизнолюбия. Его писательское и человеческое сострадание ко всем нуждающимся и страждущим, к бедному мелкому чиновнику-писарю Акакию Акакиевичу, к солдату-сторожу Пискарёву и другим «маленьким людям» повергает читателя в глубокую скорбь и жалостливую любовь ко всему живому. Эти скорбные социальные лейтмотивы вытекают из его личных страданий и постоянных страхов перед будущим и перед огромностью мира. Так по поводу назначения Гоголю государственного пособия В.А. Жуковский писал А.О. Смирновой в январе 1845 г.: «Вам бы надо о нем позаботиться у Царя и Царицы. Ему необходимо надобно иметь что-нибудь верное в год. Сочинения ему мало приносят, и он в беспрестанной зависимости от завтрашнего дня. Подумайте об этом; вы лучше других можете охарактеризовать Гоголя с его настоящей, лучшей стороны». Усилия близких друзей не проходят даром: Гоголь получает от Государя трехлетний «пенсион» (по тысяче рублей в год). Такую же сумму прибавил ему наследник, Великий князь Александр Николаевич (будущий Император Александр II). А посему только сегодня становятся понятными глубокие монархические убеждения позднего Гоголя и та его молитвенно-благодарная память относительно тех, кто не дал ему погибнуть от нищеты, голода и болезней, и то печальное самоуничижение со стороны Гоголя в благодарственном письме императору Николаю Павловичу от 18 апреля 1837 года: «Всемилостивейший Государь! Простите великодушно смелость Вашему бедному подданному, дерзающему возносить к Вам незнаемый голос. Находясь в чужой земле, среди людей, лишенных участия ко мне, к кому прибегну я, как не к своему Государю? Участь поэтов печальна на земле: им нет пристанища, им не прощают бедную крупицу таланта, их гонят. Государь! Я болен, я в чужой земле. Я не имею ничего, и молю Вашей Милости, Государь: ниспошлите мне возможность продлить бедный остаток моего существования до тех пор, пока совершу начатые мною труды и таким образом заплачу свой долг отечеству, чтобы оно не произнесло мне тяжелого и невыносимого упрека за бесполезность моего существования. Клянусь, это одна только причина, понудившая меня прибегнуть к стопам Вашим». ( Н.В.Гоголь Собрание сочинений. Т.11, Сс.106-107),
2.Политическая история России: Хрестоматия в двух частях. М.: АО «Аспект Пресс» 1995.
3. Анисимов Е.В. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. –М.: Новое литературное обозрение. 1999. С.543.
4.Лидин В.Г. Собрание сочинений в 3-х томах. Воспоминания. М., «Художественная литература», 1973 -74. Чтобы всегда, даже в голодные годы, жить днём новым и сытым, такие «попутчики» как Лидин в дни Голодомора 1932-33 гг. писали хвалебные повести о колхозном строительстве на юге России и романы о строительстве на Дальнем Востоке («Великий или Тихий», 1933)
Вот перечень тех работников советской культуры, которые были включены в Комиссию по перезахоронению праха Н.В.Гоголя. В нем представлен весь цвет так называемого творческого попутничества и пролетарской культуры:
Барановская-Глауберман (в девичестве – Пономарёва) Мария Юрьевна (1902-1977), советский историк, иконограф и некрополист. Окончила гимназию Нахичевани-на-Дону и училась на филологическом факультете Ростовского государственного университета. Работала библиотекарем в Публичной библиотеке Ростова-на-Дону, а с марта 1930 года в Москве в отделе ИЗО Исторического музея. Как член учёного совета Музея истории Москвы и как некрополист, принимала активное участие в перезахоронениях в связи со сносом ряда московских кладбищ и храмов при них. М.Ю. Барановская – автор статьи «Судьба могилы Веневитинова», двухтомника «Некрополь Донского монастыря» и большой книги «Московский некрополь», которые до сих пор не изданы по известным соображениям. Мария Юрьевна активно занималась паспортизацией могил, установила надгробные памятники Н.М.Языкову, Д.В. Веневитинову, В.Г. Перову, Н.П.Чулкову и П.Н.Миллеру. По рассказам профессора истории Фаины Абрамовны Коган-Бернштейн, это была довольно странная, экзальтированная женщина, страстно влюблённая до конца жизни в своих давно и недавно почивших кумиров – Бетховена, Тимофея Грановского, Гоголя и Серго Орджоникидзе. Некоторые авторы мемуаров из окололитературной московской среды указывают ещё на одну странность Марии Юрьевны, на её некоторую склонность к клептомании по отношению к редким книжным изданиям, лежавших на прилавках букинистических магазинов при гостинице «Метрополь» и в Столешниковом переулке. Скорей всего это наветы её недоброжелателей и завистников к этой учёной даме из провинции с незаконченным высшим образованием, сумевшей по совокупности научных работ стать кандидатом исторических наук. Нет, эта женщина не могла тайно присвоить себе череп Гоголя, который она якобы видела «с остатками порыжевших прядей на нём».
Гусин Вячеслав Павлович (псевдоним–Вячеслав Полонский; 1886—1932), критик, историк, публицист. Родился в Петербурге в семье ремесленника-часовщика. В 1907, сдав экзамен на звание учителя, поступил вПсихоневрологический институт. В 1905 ГусинПолонский примкнул к меньшевикам. В 1918 порвал с меньшевиками, а затем вступил в РКП(б).
Иванов Всеволод Вячеславович (1895-1963), советский писатель, певец завоеваний революции и гражданской войны ( пьеса «Бронепоезд 14-69»)
Лидин Владимир Германович (настоящая фамилия –Гомберг; 1894-1979), советский писатель, библиофил, один из главных свидетелей и участников ограбления могилы Н.В. Гоголя. Он же первым поведал миру об этом гнусном перезахоронении и стал автором многих мифов о посмертной судьбе Гоголя, косвенно оклеветав русского театрального деятеля Александра Александровича Бахрушина (1865-1929) в присвоении им головы Гоголя в 1909 году.
Луговской Владимир Александрович( (1901-57), советский поэт, романтик гражданской войны и социалистического строительства. (сб. «Сполохи», 1924; «Мускул», 1929) В первую мировую войну служил санитаром в полевом госпитале на Западном фронте. После революции работал в угрозыске и учился во Всеобуче, Военно-педагогическом институте и военной школе ВЦИК. Был членом группы конструктивистов, разработал новый размер – тактовик. В 1930 году вступил в РАПП, с 1934 года член СП СССР. В 1937 году, после командировки во Францию, некоторые его стихи с точки зрения руководства СП СССР осуждались как политически вредные. От «ежовых рукавиц» Лубянки Луговского спасло публичное, чистосердечное раскаяние и признание всех своих политических заблуждений и ошибок.
Никулин Лев Вениаминович (1891-1967), уроженец Житомира, средней одарённости советский писатель, поэт и драматург, журналист, военный корреспондент. Лауреат Сталинской премии третьей степени за роман «России верные сыны» (1950) и кавалер ордена Трудового Красного Знамени.
Олеша Юрий Карлович (1899-1960), советский писатель, поэт и драматург, журналист и киносценарист. Одна из ключевых фигур одесского литературного кружка 1920-х годов. Автор социально-революционного романа-сказки «Три толстяка» (1924) и социально-психологического романа «Зависть» (1927), рассказов и пьес о мучительно трудном становлении и выживания личности в условиях строительства социализма. Пожалуй, из всего цвета писателей-попутчиков, присутствующих при вскрытии могилы Гоголя, самыми совестливыми и порядочными людьми оказались писатели Олеша и Светлов. Они всячески избегали разговоров об украденной голове Николая Гоголя в любых обстоятельствах, в дни абсолютной трезвости и в дни чёрного запоя.
Светлов (Шейнкман) Михаил Аркадьевич (1903-1964), советский поэт и журналист, лауреат Ленинской премии (1967). Родился в Екатеринославе (Днепр) в семье торговца-меховщика. Первая его публикация появилась в 1917 году в городской газете «Голос солдата», псевдоним «Светлов» появился в 1919 году. Стихотворение о двух солдатах первой мировой войны – «Они у костра своего улеглись, бессильно раскинув тела, и пуля, войдя сквозь висок одного, другому в затылок вошла» – является самым лучшим из всех его стихов 20-30-х годов. Завидуя модным тогда писателям-драматургам – Михаилу Булгакову и Всеволоду Вишневскому, Светлов тоже пытался стать драматургом, и сразу же после Голодомора на юге России и на Украине пишет пьесу о жизни советской деревни. Однако его пьеса о колхозной жизни «Глубокая провинция» (1935) была раскритикована в газете «Правда» и снята со сцены. В годы Великой Отечественной войны Светлов был корреспондентом газеты «Красная звезда», затем работал во фронтовой печати 1-й ударной армии. Наиболее известное из военных стихотворений — «Итальянец» (1943).
Сельвинский Илья Львович (1899-1968), советский поэт, член КПСС с 1941 года. Родился в Симферополе в семье «меховщика-скорняка» Лейбы Эльшаеловича Селевинского. Основатель и председатель Литературного центра конструктивистов. Певец гражданской войны, а позднее обличитель нэпа. Его «идейно-порочное» стихотворение «Кого баюкала Россия» рассматривалось на высшем уровне, на заседании секретариата ЦК ВКП(б), на котором Сталин, указывая пальцем на провинившегося поэта, якобы сказал: «С этим человеком нужно обращаться бережно, его очень любили Троцкий и Бухарин!»
Смирнов Алексей Петрович (1899-1974), советский историк и археолог, специалист в области финно-угорской и булгарской археологии, Доктор исторических наук. Окончил реальное училище в 1916 году. В 1926 году окончил археологическое отделение факультета общественных наук МГУ. Ученик известных учёных В.А. Городцова и Ю.В.Готье. В число комиссии по перезахоронению останков Н.В.Гоголя Алексей Смирнов был включён как молодой советский учёный из Института археологии и искусствознания Российской ассоциации НИИ общественных наук .Его главной задачей было наблюдать, чтобы раскопка могилы Гоголя шла по всем правилам раскопок финно-угорской (прикамской) и волжско-булгарской археологии.
Стенич (Сметанич) Валентин Иосифович (1897-1938) русский поэт и эссеист, переводчик западноевропейской литературы. Родился в семье Осипа Семёновича Сметанича, состоятельного коммерсанта, мецената и коллекционера живописи. В рядах писателей-попутчиков пробыл недолго, и за свои антисоветские взгляды был в 1938 году приговорён Военной коллегией НКВД к смертной казни и расстрелян.
Тышлер Александр Григорьевич (1898-1980), советский живописец и график, театральный художник, скульптор. Родился в Мелитополе в семье еврейского ремесленника. До революции учился в Киевском художественном училище в студии Александры Экстер, а с 1921 года учился во ВХУТЕМАСе в мастерской Владимира Фаворского. Увлекался экспрессионизмом и беспредметной живописью и в 1925 году вступил в Общество станковистов. Создавал, по словам Эфроса, непроницаемые для рационального истолкования композиции из фрагментов женских тел, звериных и человеческих голов. Тышлер создавал сценические образы, пронизанные экспрессией и напряжённой эмоциональностью, легко трансформирующиеся конструкции. Незадолго до второй мировой войны он в своём творчестве перешёл на рельсы социалистического реализма В 1940 году осуществил постановку оперы «Семён Котко» С. С. Прокофьева. Мог ли Тышлер присвоить себе череп Гоголя? Вряд ли. В художественной среде практически невозможно такого рода раритеты сохранить в тайне. Тышлер был включен в состав комиссии по перезахоронению праха Гоголя, чтобы, кроме фотографии сделать ещё и рисунок открытого гроба писателя, на подобие наброска головы Сергея Есенина сделанного после его смерти художником В.С. Сварогом. Как известно, вскрытием могилы Гоголя занимались неопытные подростки-беспризорники, мероприятие затянулось допоздна, и никаких фотографий и рисунков сделано не было. А посему у нас нет как описи могилы, так и документов визуального характера, чтобы судить о содержимом гроба Гоголя. Порой рисунок художника может историку больше пищи для размышлений, чем пухлое (сфабрикованное) следственное дело. До революции в Российской империи было принято приглашать на похороны художников и фотографов, использовали их труд, посмертное изготовление портретов усопших и следственные органы. Но в Советской России художники уступили место фотографам-криминалистам. Последним мастером посмертного портрета в Стране Советов Василий Сврог(1883-1946)
Имя успешного советского художника Василия Сварога (Корочкина) связано с именем поэта Сергея Есенина. 28 декабря 1925 года художник также находился в ленинградской гостинице «Англетер» и попал в номер Есенина в тот момент, когда того извлекли из петли. В. Сварог в этот момент создал посмертные портреты С. Есенина. На одно из рисунков Сварога, опубликованном в 1990 году видно, что лицо Есенина деформировано, над правым глазам проходит борозда, у поэта проломлен череп, самоубийцы-повешенные так не выглядят («Наше наследие», III/15, 1990, с.119). Я до сих пор не могу понять ,почему чекисты не изъяли этот рисунок-компромат и не уничтожили его. Или они во главе с «другом» поэта Яковом Блюмкиным спешили замести следы своего преступления и в спешке забыли о посмертных портретах Есенина, или к этому времени художник Василий Сварог окончательно расстался с авангардизмом и стал уже своим, советским художником-реалистом, который как и поэт Сергей Городецкий порвал с древнеславянской мифологией. После Великой Октябрьской революции творчество Сварога приобретает яркую политическую направленность. Сам художник называет свой жанр «политической композицией». В 1923 году он вступает в Ассоциацию художников революционной России. В это время он создаёт портреты Карла Маркса и Фридриха Энгельса, цикл портретов советских вождей –Ленина, Сталина ,Володарского, Ворошилова, Куйбышева, Урицкого, а такие полотна как «Волховстрой», «Кузнецкстрой», а также полотно «Товарищи К.Е. Ворошилов и А.М.Горький в тире ЦДКА» делают Сварога (Корочкина) официально признанным советским художником.
О советских художниках типа Сварога и Иогансона очень живо пишет художник-иконописец Алексей Смирнов (фон Раух) в своей книге статей и эссе «Полное и окончательное безобразие» Тель-Авив-Екатеринбург, 20150 в главе «Заговор недорезанных»)
Удивительно, но факт, но иногда одна тема тянет за собой другую, родственную, более обширную и глубокую, и тем самым восстанавливает связь времён и целых поколений.
15.04.2019