Был ноябрьский вечер. Дул ветер, который пронизывал тело до костей. Шумели листья, под ветром слетая с деревьев, и набрасывались прямо на глаза.
За шорохом листьев не смог спрятаться камень, упавший с неба. Судя по заголовкам из газет, сохранившихся в библиотеке города, это был метеорит. Упал он на Землю сто пятьдесят лет назад. Будучи уникальной достопримечательностью, для изучения он был бесполезен: камень пропадал из взгляда, когда к нему подходили поближе. Он зарывался в землю, и не помогла бы ни одна лопата или даже экскаватор, так как врывался он глубоко, делая для себя землю мягче, чем топлёное масло. Он пропадал, создавая своды пещер, оставался лежать в них и выпускал пары красного газа, меняя свойства воды, корней, палок и червей, а так же менял людей. Менял людей не обычных, а тех, кто умер и был погребён на кладбище, находящееся прямо над дышащим метеоритом.
Происходило это событие раз в год. Пар захватывал участок земли, и делал всё, чтобы попасть в каждое мёртвое тело. Он попадал в него, наполнял, и не поверит никто и никогда, но тело, бывшее мёртвым десятки лет, восстаёт из могилы.
Лежал скелет в одном из гробов. Глазницы заполнились паром, пробравшимся через землю, просунутым в щели старого гроба. Темнота смерти развеялась перед скелетом, и вот он ощутил, что снова жив. Было девяносто шестое пробуждение его тела, что наводило на скелета грусть. Хотелось не вставать, а покончить со всем этим, но метеорит считал упрямо, что мёртвым следует жить.
Зашевелилась крышка гроба. Пытаясь открыться, ей мешала наваленная гора земли. Открываясь с трудом, внутрь гроба падала земля, сваливаясь скелету на лицо. Стряхнув её, он толкнул крышку рукой, чтобы выбраться. Раз ему снова дали жить, стоит подняться, чтобы увидеться с друзьями.
Из могилы появилась белая фигура скелета. Он был высоким и худым, а ветер развевал его красный шарф, который украшал шею. Шарф был прогнившим, но мертвец не снимал его, потому что он был напоминанием о прошлой жизни, о которой хотелось вспомнить. Был ещё на голове и берет, который повис на одно ухо.
Встав в полный рост и потрясав костями, чтобы сбросить червей, насевших на кости, он оглянулся. На кладбище, где он лежал, стояла тишина и не было никого. Сделав шаг, он пошёл вперёд, проклиная заведомо этот день.
Проходя мимо деревьев, мертвец решил положить руку на ствол. Он не ощутил ничего. Не ощутил физически, ни холода и ни тепла, но внутри появилось чувство, которое не мог описать. Будто красота, открывающаяся глазницам на холме была частью его жизни, которую он позабыл после смерти. Хмыкнув, скелет перекинул хмуро шарф через плечо, поправил на голове берет, и отправился назад, к могилам других. Пройдя между них, спускаясь с холма по тропинке вниз, он вышел к самому входу и остановился. Он увидел развешанные цветные флажки, вставленные в чёрные пики.
— Брандспойт!
Могло показаться, при чём тут пожарный насос, но скелет повернул голову к звавшему голосу. Звали его после смерти только так: Брандспойт. Он не помнит, почему и как его стали так называть. Он знал лишь, что нашли его тело на парковке, облитого до смерти водой, а повсюду были пролиты краски. Брандспойт вспомнил этот момент, рассказанный ему от других миллион раз и ему снова стало грустно. Ведь он не знал, откуда взялись краски.
Хлопнули по плечу так, что чуть не отломили. Брандспойт крутанул голову и увидел старого друга. Это был мертвец, и звали его Самосвал. Он умер, когда растил лук на окраине города. Парень не заметил, как со стороны заката движется в его сторону бешеный самосвал, сгружающий адскими клешнями мусор. Так рассказывал свою историю Самосвал после смерти. Может быть, парень наклонился и его стало незаметно, а водитель, не заметив, задавил его. Он умер, и только перчатки остались дрожать в его штанах после смерти, которые он использует теперь в качестве карманов.
— Привет, дружище! — обратился Самосвал, — Не виделись целый год! Я так рад видеть тебя! Рассказывай, как твои дела? Лежалось хорошо?
Брандспойт нахмурился и ответил сухо:
— Нормально. Лежал в гробу, размышлял, хотелось покончить с собой, но в этот момент я был мёртв. Если бы не проклятый метеорит, то я бы не проснулся….
Отмахнулся собеседник.
— Да хватит. Это же хорошо. Мы можем жить каждый день в году, всегда! Всё время.
— Я даже не знаю, что тебе на это ответить… — начал говорить Брандспойт, но его тихого голоса уже не услышали.
Подняв руку в сторону накрытых столов, приготовленных к празднику, Самосвал не расспрашивал его дальше, а просто пригласил его присоединиться к кучке стоявших скелетов. Столы были украшены праздничными скатертями. Из угощений была в основном еда, украденная из супермаркетов, причём украдена она была не сегодня и не в позапрошлом году. Скелеты не смыслили явно в понятии о сроке годности еды, от того стояли на столе взбухшие банки с кукурузой.
Стояли салаты, заплесневелые и размоченные дождём. Стояло пиво. Оно запаковано было в полиэтилен и не выдернута была ни одна из банок. На фонарных столбах были развешаны гирлянды. Они светили зелёным светом, опрокидывая от скелетов жуткие, пляшущие тени на землю.
— Держи.
Брандспойт почувствовал тычок палкой. Оглянувшись, он увидел наставленный батончик шоколада. Он был с выцветшей обёрткой и гремел переломанными семечками, но это не играло роли для вкусовых ощущений мертвеца. Брандспойт взял батончик.
— Спасибо, Самосвал. — Брандспойт постарался улыбнуться, обнажив зубы, похожие на клыки, — Ты был всегда такой щедрый?
Он пожал плечами.
— Может, при жизни я был очень щедрым и добрым?
Внутри свернулся гнетущий комок, когда Самосвал сказал это. Будто был в его жизни момент, когда он не был таким. Играли на празднике скрипящую мелодию, каждый инструмент в которой выбивался то тональностью, то не входил в темп. Играли на скрипке, били в барабан, исполнял соло скелет в шляпе с длинными краями.
— Получается всё как всегда. Ничего нового. — На челюсти Брандспойта не было ни капли удивления. — Опять украденные инструменты? Где украли всё на этот раз?
— У музыкального оркестра. — Заявил Самосвал, грустно вздохнув от того, что они совершили, — Люди оставили инструменты на улице, пока переодевались в вагончике, а ребята украли их. Кажется, вместе с ними была и Ловушка, она помогла украсть барабанную установку. Брандспойт, смотри, кстати, вот она!
К месту праздника приближался в танце скелет, одетый в свадебное платье. Это была девушка, и, кажется, она умерла недавно: черви и время не успело снять с неё кожу и мясо, оставив мраморно-белое лицо и глаза, которые были размазаны от туши.
Звали её Ловушка. Звали потому, что был нацеплен на шее капкан, которым ловят волков. Ловушка не успела потерять память, как остальные скелеты и ещё помнила, как это случилось, как она умерла. Ловушка занималась браконьерством в лесах. Когда упал метеорит, он оживил тела волков, которые освежевала группа браконьеров, в которой состояла Ловушка. Волки погнали людей по лесу, а она, не увидев своего же оружия, влетела в него. Родственники не смогли снять с неё здоровый капкан, а просьба девушки была всегда одна: «случись что со мной, похороните в свадебном платье». Была ли замужем она, Ловушка не говорила никогда. Увидев Брандспойта и Самосвала, девушка улыбнулась и сказала:
— Приве-е-ет!
Услышав громкое приветствие и увидев махающую руку, Брандспойт поежился и хотел скрыться.
— Привет, — ответил он с тяжестью.
— Как я люблю вставать из могилы, Брандспойт! Я не могу привыкнуть всё никак! Знал бы ты! Представляешь, не видишь никого целый год, лежишь себе, не шевелишься. А потом один день, собираются все друзья, стоят рядом с тобой, шутят и веселятся! Этого стоит ждать целый год!
Брандспойт постарался улыбнуться в ответ. Ему не нравилось развлечение, которым занимаются мертвецы. Заключалось оно в том, чтобы ходить по улицам и проникать в дома людей. Объектом интереса становились вещи, чтобы их украсть, еда, чтобы попортить её, и испуг, чтобы повеселиться. Проникая в дома, мёртвые будили людей, орали на них, скрипели дверьми и окнами. Проснувшись, и взглянув на источник шума, люди видели лицо, уставившееся на них пустыми белками глаз.
Узнав, что скелеты собираются в город, чтобы забраться в очередной раз в дом к людям, Ловушка взбаламутилась ни на шутку.
— Мы идём к людям? Мы будем переворачивать их шкафы, да? О, ребят, хотела бы найти себе шляпку. Брандспойт ходит в таком красивом шарфике, я бы хотела найти и себе такой же, только ещё и шляпку! Идём?! Не терпится перевернуть все вещи!
— Друзья! — крикнул голос. Кричавший постучал костяшкой курицы в бокале с шампанским, привлекая внимание.
Перед скелетами стоял мертвец во фраке и с заржавевшими запонками. Он оглянул собравшихся, взглядом усмирил тех, кто оставался перешептываться между собой, и когда все затихли, он начал речь:
— Друзья. Все вы знаете, какой сегодня день. Вы знаете, этот день самый важный для нас. В этот день, сто пятьдесят лет назад упал метеорит, упал он недалеко от нашего с вами дома, места, где мы были погребены. Метеорит упал необычный: он начал давать нам силы, выпуская из себя волны. Все оживает возле него, и мы в том числе. В этот день, сто пятьдесят лет назад мы, пусть ещё и с небольшим числом, но встали, чтобы войти в дома людей и напомнить им о том, что мы ещё помним о них. Давайте проведём этот день, подаренный нами судьбой, чтобы войти в дома людей и хорошенько оторваться! Вперёд!
Самосвал стоял перед другими мертвецами и слушал речь Главного. Когда он произнёс последние слова, Самосвал прыснул себе в глазницы соль для носа, имитируя слёзы, вырывавшиеся от прилива чувств:
— Это верно! Оторваться! Лучшая речь!..
Скелеты, посмотрев ещё пару раз на еду и выпивку, и запомнив её, чтобы помечтать, какова она на вкус, пошли за ворота.
Спустившись с холма, они побрели по улице. Был вечер, было сыро, в лужах плавали опавшие листья. Будучи будто лодками, закруженными в водовороте озера и оставшимися без вёсел, чтобы выбраться. Светофоры были отключены, машины уже спали на краю дорог. Не было людей, которые могли пройтись по улице и увидеть слоняющихся мертвецов. Брандспойт, Самосвал и Ловушка отделились от толпы, и пошли своей дорогой. Свернув на узкую улочку, заваленную пакетами мусора, они увидели дом, который зацепил их взгляды.
Казалось бы, дом был небольшой, но выглядел он уютно и создавал приятное впечатление. Самосвал шёл впереди. Остановившись перед дорогой, Самосвал повернулся к ребятам и спросил:
— Я проверю всё первым?
— Дерзай. — Ответил Брандспойт. Ловушка охотно кивнула.
Он прошёл дорогу, шагнул веранду и встал перед дверью, ведущей в дом. Нужно было додуматься как открыть дверь, потому что Самосвалу никак не хотелось ломать и крушить, как делали это другие мёртвые. Посчитав, что нужно проверить самое простое, он нагнулся к ковру и прощупал его. Найдя торчавшую шишку под вискозой, рука скользнула под ковёр. Этой шишкой оказался ключ. Подняв и открыв им дверь, Самосвал зашёл осторожно в открывшийся проход и растворился в темноте. Через мгновение из открывшейся щели прохода появилась рука, и согнувшийся палец приказывал ребятам войти.
Зайдя в дом, ребята смогли первым же делом ощутить запах, стоявший в коридоре остатками носа. Пахло ванилином, испекшейся недавно выпечкой.
— Пахнет вкусно! Давайте заглянем на кухню! — Предложил Самосвал.
Зайдя на кухню, перед ними появился стол, лучи лунного света освещали со всех сторон аппетитный пирог, стоявший посередине стола и привлекающий своим видом гостей.
— Й-и-и! — взвизгнула Ловушка, — Это то, что я думаю?! Это похоже на свадебный торт!
— Это не он, Ловушка, — шлёпнув ладонью себя по лицу от недальновидной подруги, ответил Самосвал. — Это пирог.
Ловушка отнекивалась и не желала слушать его.
— Это торт, я же вижу!
— Нет, я говорю тебе, что это пирог, а ты не желаешь слушать. Дай-ка его лучше сюда.
Самосвал отрезал кусочек в положил в рот. Пожевав, посмаковав, он вывел вердикт:
— Пирог. И похоже, что он лимонный.
Засунув нос прямо в пирог, он втянул в себя запах так сильно, как только мог.
— М-м-м… А может вишнёвый.
— Это ты дай мне его сюда!
Глаза Ловушки стали безумными, она рванула к Самосвалу и выдернула у него из рук пирог.
— У меня был такой на свадьбе! Только выше и больше в тысячу раз!;
Она прикоснулась пальцем к краю подноса и закрыв глаза начала напевать песню, слов которой ребята не понимали, но она была мелодичной. Открыв глаза, Ловушка взяла поднос на ладони и принялась танцевать с тортом:;
Мы станцуем с тобой в танце,
Где ты прекрасен, и я прекрасна.
Ответь мне на ушко, и только вкратце:
«Я правда не танцую ужасно?»
Люди танцуют, сами с собой,
Танцуют от рассвета и до зари,
Смотри не на них, дорогой,
Лежит моя рука в твоей, посмотри.
Где были всё время твои глаза?
Показать их давно не мешало тебе,
Ты топтался без меня без конца,
А теперь притоптался ко мне.;
Самосвал пожал плечами и не был явно удивлён поступку подруги.
— Я пройдусь по дому, — сказал Брандспойт, почувствовав себя неловко. Берет и шарфик улетели с ним в темноту.
— «Всё это полный бред», — размышлял Брандспойт, — «Как бы не разливался речами Главный, я считаю метеорит проклятием, а не второй жизнью. Я хочу откинуться в мир иной, а он не даёт сделать этого. Полный бред».
Брандспойт остановился. Он взглянул на картины, висевшие в коридоре. Их было три. Одна была про огород и свинью, вторая про город, наполненный шумом проезжающих по автостраде машин, а третья, про небо, выглядевшее бесконечным, похожим на море, разливавшееся над головой. Его захватило, как точно были переданы цвета, он не мог остановиться их не рассматривать. Уткнув глазницы почти вплотную к картинам, он вглядывался в каждый мазок.
Ловушка закончила танцевать и уложила торт на стол, рядом с подсевшим к нему Самосвалом. Увидев стоявшего отстраненно Брандспойта в коридоре, она решила подойти. Она залезла под плечо:
— Чего не придумают люди, чтобы убить время. Придумали даже такую ерунду, как искусство.
Оторвавшись от картин, Брандспойт взглянул на неё и переспросил:
— Как ты выразилась? Искус?..
— Искусство. — Повторила она, — Ты, наверное, забыл о таких вещах, лежа в могиле. Вот и правильно. «Накалякали галиматью, и смотрят на всех, как на кусок… холста». Так выразился бы мой суженый. Я думаю, стоит прислушаться к его словам.
— Ну, а как же…
— Поверь мне, Брандспойт. Я не скажу лжи, ведь когда я была живой, то видела людей, которые делают эти картины. Они никогда не мылись, были дикими и безумными в умах. Их картины не стоят ничего, а эта красота просто притянута за уши. Или, как пошутил бы мой суженый: «притянута на кисточки».
Тон Ловушки был таким утверждающим, что Брандспойт не мог с ней не согласиться. Он ответил со вздохом:
— Наверное, ты права… Может и правда не стоит смотреть на это…
Свернулось всё внутри. Он хотел сказать совсем не то, что было в голове, и проклял себя за это. Ловушка озорно подмигнула ему и произнесла:
— Вот и умничка, прелестный шарфик.
Брандспойт вздохнул, и посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Он поднялся, и увидел, что наверху было всего две комнаты. В одной спали владельцы дома, потому что слышалось, как ворочаются тела и шелестит одеяло. Брандспойт открыл дверь комнаты напротив, и зашёл в неё.
В темноте, комнату освещали лишь тусклые лунные лучики света. Они падали на стену, а тень Брандспойта отпечатала на ней силуэт мертвеца. Свет так же тронул его череп, заставив сиять, но лучи не могли дать такое же сияние, какое было на лице Брандспойта. Он сиял, сиял улыбкой во всё лицо. Стоя посередине комнаты и находясь в ступоре от волшебства, случившегося внутри, Брандспойт воткнулся взглядом в мольберт, стоявший перед ним и смотрящий в ответ пустым листом, приготовившись будто к встрече с гостем. Брандспойт протянул руку. Коснувшись листа, он осознал, что прикоснулся к вечности.
Найдя стакан с кистями, он пробежался вниз по лестнице, на кухню, перебирая костяшками при спуске. Налив рывком воду из-под крана, он заметил танцующую вновь Ловушку и бросающего в себя сосиски Самосвала. Сосиски выпрыгивали из его рёбер и плюхались на пол. Подбирая, он снова бросал их в себя.
Вернувшись в комнату, Брандспойт нашёл коробку с красками, истертую и перепачканную пальцами людей. Открыв её, он увидел, что многие краски даже не были открыты, их владелец писал не часто, и теперь, попав в его руки, он сможет выпустить их на свободу и дать жизнь на холсте.
Он свёл два цвета в палитре и бросил мазок на лист, создав край вечернего неба. Сыпались мазки, поливая лист будто из брандспойта, вживляя в пустоту мысли и идеи мертвеца. Лист приобрёл описание природы, живые ручьи и переданные сочно листья деревьев. Творение оживало перед руками.
Самосвал держал надо ртом очередную сосиску. Она нависла над ним, и покачивалась, находясь в пальцах. Ловушка примеряла вещи, нацепив на себя кучу шляпок и дирижируя перед невидимым оркестром кистями с нацепленными украшениями. Опустив сосиску, Самосвал тяжело выдохнул, пропуская её через себя.
Висела на стене фотография, которая привлекла вдруг его взгляд. Изображён был на ней взрослый человек, стоявший с дочерью, державший её за руку. Картина привлекла его тем, что лица были очень знакомые: будто вытянутые из прошлой жизни.
Перед глазницами всплыла сразу картина. Самосвал стоит перед магазином и запрыгивает на велосипед, чтобы поехать домой. Все шоколадки «Шокомолния: со вкусом прожаренных семечек» разобрали. Это была ограниченная серия батончиков, и Самосвалу очень хотелось достать их и попробовать на вкус. И вот он видит, как открывается дверь магазина и из него выходит маленький мальчик, с тёмными волосами, цвета вороньих перьев, и прыщиками возле носа, светившихся на солнце, держа в руке желанную шоколадку. В голове перемкнуло, и Самосвал решается на очень плохой поступок. Он подбегает к мальчику и выбивает мячом из его рук батончик. Хватая его, он садится на велик и улетает на нём в неизвестную сторону. Мальчику остаётся лишь смотреть на пыль, которую пустил негодяй и пускать слёзы, потирая пострадавшую руку.
— Я довольна сегодняшней ночью, я нашла сто-олько вещичек, ты взгляни!
— А?
Самосвал не расслышал её слова, пытаясь придти в себя после всплывшего воспоминания. Ловушка улыбнулась и сощурила глаза, пытаясь различить друга через блеск металлов. За спиной раздался голос:
— Кто вы такие?
Ребята подпрыгнули от страха. На них уставился человек, одетый в халат и тапки, но с видом сонным, принимая мертвецов за элемент маскарада. Это была женщина. Она смотрела на них через распущенные волосы, цвета вороньих перьев, понемногу открывала глаза, выставляя свои небольшие прыщики напоказ.
— Будьте только спокойны, вам не нужно волноваться… — начал осторожно Самосвал, привставая со стула.
— Я звоню в полицию. — Заявила она. Дыхание было сбивчивое, женщина волновалась, — Не хватало бродяг в моём доме. Я была за то, чтобы квартал не оснащали камерами, но, видимо, соседки были правы.
— Мы уже уходим…
— Уйдёте. Дождитесь полиции и уйдёте. Уйдёте вместе с ними в участок.
— Позвольте объяснить… — Самосвал поднялся. Из его боков начали вываливаться сосиски, плюхаясь на пол.
Увидев это зрелище, она потеряла контроль над собой от страха. Женщина завизжала и попыталась скорее ухватиться за дверной проём дрожащими руками, чтобы не упасть в обморок. Она поняла, что перед ней не бродяги, надевшие костюмы, а столкновение со сверхъестественными силами.
— УЙДИТЕ ПРОЧЬ! — прокричала женщина на выдохе, теряя формы скелетов за заслезившимися глазами.
— НЕ НУЖНО ТАК КРИЧАТЬ! — сказала громче Ловушка, перекрывая вопль, — Кричали вы бы лучше так на моей свадьбе!
— ПОЛИЦИЯ!
Услышав шум и крики внизу, Брандспойт понял, что нужно бежать. Картина не отпускала его, и призывала продолжать, ему не хотелось отрываться. Появилось странное чувство внутри, которое он не испытывал после смерти. Он чувствовал, что нашёл то, ради чего он хочет вернуться к жизни. Он ощутил, что есть в мире вещи, которые дают смысл даже тем, кто пришёл к ним после смерти.
Понимая, что воскреснет только через год, Брандспойт решился на поступок, который не ожидал от себя. Руки потянулись к мольберту. Обхватив его, почудилось даже, что от ножек исходит тепло. Брандспойт вспомнил, как коснулся дерева, когда поднялся из могилы. От него он не ощутил ничего. Это придало уверенности, что он решается совершить верный поступок, который заставляет его жить. Схватив мольберт, он потащил его к выходу.
Выйдя из комнаты он столкнулся черепком к черепку с Самосвалом, который, видимо, как раз искал его.
— Побежали! Люди вызвали что-то страшное!
— Что?
— Женщина закричала «пол-лица я». Кажется, это болезнь или проклятие! Возможно, у нас не будет половины лица! Друг, она не шутила!
Самосвал заглянул за плечо Брандспойта. Он увидел торчавший край мольберта, который тот хотел явно унести:
— Что э…
— Пошли, — поторопил он, не дав договорить.
Спустившись по лестнице, они увидели выглядывающую Ловушку, спрятавшуюся на кухне. Она смотрела на дверь, которая была закрыта, а за ней послышался шорох: человек вертел провод на пальце и общался с служителями закона.
— Что будем делать?
— Уходим через дверь во двор. — Сказал Брандспойт, и кивнул вправо. Там была дверь, в которой просвечивалась улица, через окошко.
Ребята рванули быстрым шагом, Брандспойт поднял кряхтя мольберт с лестницы. Ловушка взглянула на него и в ней проснулся голос:
— Почему ты решил так? Почему решил забрать эту вещь с собой? Тобой движет чувство наживы? Давай поговорим об этом чувстве?
Брандспойт выслушал её, и нахмурился, не став ничего отвечать. «Это не чувство наживы. Она не поймёт, когда не найдёт искусство сама» — размышлял он в голове, ругая в ней подругу. Выйдя во двор, они ощутили приближающийся ливень. Стало холодно и поднялся ветер, он обдувал их кости и проветривал коленки и глазницы. Самосвал глядел в горизонт и произнёс задумчиво:
— Скоро настигнет нас «пол-лица я».
Брандспойт вглядывался в открытый проём, оставленный после побега. Он показался проходом между старым миром и новым. Старый был ещё открыт, и предлагал уйти вместе с друзьями. Новый стоял с ним рядом, был около ноги, и не был ему известен: это мольберт, поставленный на влажную траву, поставленный для ожидания решения. Брандспойт вздохнул нелегко и произнёс:
— Я собираюсь остаться здесь, чтобы завершить картину. Я не вернусь в могилу и не буду ждать нового года. Я останусь здесь и буду ждать своей участи. Написав перед этим то, что вижу перед собой.
— У тебя же давно нет глаз. — заметила Ловушка, глядя пристально на него.
— Для искусства они не нужны.
— Но как же так? — взбаламутилась вдруг она, — Почему ты не хочешь идти домой? Ты что, хочешь потерять тот шанс, который даёт метеорит каждый раз? Иметь вечность, чтобы быть с нами! Пойдём!
— Нет. — Ответил резко Брандспойт, удивившись появившемуся в голосе стержню, — Я останусь здесь и буду писать, а дальше, будь что будет.
— Мы были неразлучны всё это время, а теперь ты покидаешь нас! Подумай ещё!
— Ловушка, я ответил нет!
Отдалось эхо от крика, которое он выдал. Ловушка и Брандспойт взглянули друг-другу в глаза: у неё были белые, заплывшие и потерявшие фокус глаза. Он глядел на неё пустыми глазницами. У обоих читалось во взгляде противостояние.
Взглянув на спорящих друзей, лицо Самосвала тронула вдруг добрая улыбка.
— Ловушка. Брандспойт хочет остаться здесь и исполнить мечту, а ты, хочешь, чтобы он ушёл с нами. Брандспойт, а ты можешь понять Ловушку, она не хочет прощаться с другом. Но я не хочу, чтобы ты шёл с нами.
— Да почему?! — не понимала Ловушка.
— Потому, что он будет несчастлив. Его счастье сейчас стоит перед ним, и увы, это не мы.
—Тогда я должна сказать вам.
Послышались нотки серьёзности в голосе Ловушки. Она стояла сзади, ребята повернулись, чтобы посмотреть на неё. Капли дождя запутывались в волосах и свисали сосульками.
— Что ты хочешь сказать?
— Я не была никогда замужем. Он… мой человек сбежал со свадьбы, когда церемония должна была быть законченной. Прямо под венцом.
Самосвал присвистнул от удивления. Ловушка продолжила:
— Я подумала, что сказать сейчас самое время! Я понимаю, что не вовремя, просто, раз мы можем не встретиться больше… Вы должны были узнать. Наверное, нужно признать, что я давила на него. Он ощущал, будто находится со мной, как в ловушке. Я не хочу, чтобы это повторялось и впредь… Этот вечер, этот торт, он напомнил мне о не сбывшейся мечте, не сбывшись только из-за того, что я была упряма. Влетела упрямо в волчий капкан назло всем, влетела и умерла.
Самосвал сжался в плечах, чтобы засунуть руку в трясущуюся на ветру перчатку, достав из неё батончики шоколада. Он протянул их друзьям:
— Я тоже хочу сказать. Я вспомнил, почему стал таким щедрым. Однажды, я украл шоколадку у ребёнка. Я не чувствовал вины, потому что батончик был очень вкусный и выходил ограниченным тиражом. С семечками… Теперь я умер, и могу отплатить вину тем, что отдаю их. Хотелось бы, Ловушка, и ты, Брандспойт, чтобы вы сохранили батончики. Один из этих людей в доме, тот самый мальчик, у которого я их украл. Я видел его на фотографии, на кухне. Держите, и вспоминайте обо мне только самое хорошее.
Брандспойт взял батончик и положил под берет, и протянул руку Самосвалу:
— Будет сделано.
— Тогда расходимся? — постарался улыбнуться Самосвал, еле сдерживаясь, чтобы не взять из перчатки-кармана капли для глаз, чтобы вызвать слёзы, — Видимо, навсегда?
Брандспойт одобрительно кивнул. Самосвал вздохнул тяжело, и, приложив ладонь к виску, отсалютовал другу. Он показал Ловушке на торчавшую доску в заборе, которую можно отодвинуть. Взяв её за руку, они пролезли, скрипнув доской, оставив Брандспойта наедине. Они сделали выбор, каждый сделал свой, и настанет время, когда их выбор даст о себе знать.
Брандспойт писал и писал, пока через дверь не прошла таинственная «пол-лица я» в виде полиции, и не заглянула за мольберт. Была оставлена на нём картина, которая оживала перед глазами. Уставившись, полиция смотрела как плывут и живут краски, становясь объёмными. Смотрели так долго, что не успели заметить скрюченный скелет, сжимавший в руке кисти. Был прижат берет в другой руке, на который падали капли дождя, разбиваясь о швы этикетки шоколада.
Люди пытались понять, как он оказался здесь. Приехало телевидение, расставило камеры, сделало грим, включило лампы и зажгло свет, сделав ночь неотличимой от дня. Постучав для проверки по подключённым микрофонам, вытирая от дождя, они выдали сюжет:
«Случилось невероятное происшествие! Во дворе дома номер шестнадцать был найден давно умерший художник. Его картина, "пейзаж уходящей луны», подписанная кусочком травы, была оценена экспертами в крупную сумму, о которой пока что умалчивают. Картина находится на изучении, и скоро появится на выставке современного искусства. Скелет художника был передан в городской музей антропологии. Вы можете ознакомиться с ним в любое время в секции современного человека в городе. Там он предстанет перед вами в берете и красном шарфе. «Телеканал «Новости Города»: мы делаем так, чтобы любая история была закончена»».