Первая скрипка

Галина Курова
Помню Дарину ещё в пионерском лагере. Мы все там отдыхали от школы и развлекались, как могли. А Дарина взяла с собой в лагерь свою скрипочку. Так как мы с сестрой увлекались классической музыкой с детства, очень заинтересовались ею. Дарина показала мне, как на скрипке можно сыграть песню Сольвейг, и я с вдохновением пилила бедный инструмент, радуясь, что хоть эта несложная мелодия мне удалась. Жили мы в учебном городке в двух соседних домах и знали, что на скрипке её учил играть папа Виктор с 5 лет. А уж когда привели Дарину поступать в музыкальную школу, все были потрясены талантом 7-летней девочки и взяли её сразу во второй класс. Она чисто и прозрачно играла пьесы для скрипки второго класса музыкальной школы.

 Жили они с мамой Линой и папой Виктором в тесной двухкомнатной хрущёвке, причём одну из маленьких комнат почти полностью занимал настоящий рояль. Белый. На нём мы не раз пили чай с вареньем, которым гостеприимная семья Просвириных угощала нас, когда приходили к Дарине в гости. Папа Дарины происходил из какого-то старинного мещанского костромского рода, в городе даже сохранился их старенький особняк. Дарина показала его нам с сестрой. Сейчас он, наверное, уже разрушился или был перестроен под чьи – нибудь нужды.

Мама Дарины работала в нашей поселковой поликлинике, в кабинете физиотерапии. Лечила наших жителей различными физио – приборами. Действие их на человека в те давние годы было ещё недостаточно изучено. Потом оказалось, что при частом и неправильном их использовании может возникнуть рак у того, кто с ними работает. Так и случилось с Дарининой мамой Линой. Раком она заболела, когда её единственная дочь уже училась в музыкальном училище, ходила на танцы в общежитие института и любила затянуться сигаретой, когда нервничала. В те же годы появился в её жизни Петька Шустрик, наглая деревенщина из Закарпатья, болтливый и, якобы приветливый и добрый парень.  Сравнительно высокий блондин со светлыми глазами, полноватый, он чем-то сумел понравиться Дарине, хотя люди они были совершенно разные, и их жизненные интересы совсем не совпадали. Петька учился на агрофаке, самом простом факультете, а впоследствии стал бизнесменом. Неизвестно только, где и как он «бизнесменил», но Дарина в замужестве потом часто испытывала нужду в средствах. Они и внешне не подходили друг другу. Дарина – утончённая очаровательная шатенка с живыми переливчатыми, трудно сказать, какого цвета глазами – то ли синими, то ли зелёными. Фигурой была похожа на мальчишку. Петька – деревенский увалень, лучше не скажешь.

 Этого избранника Дарина привела к умирающей маме, и та, поговорив с Петькой, сказала: «Ну, теперь я могу умереть спокойно, дочка остаётся не одна с папой. Муж у неё есть». Знала бы бедная женщина, как впоследствии этот муж будет издеваться над её дочерью и заболевшим от горя её мужем Виктором.

Я долго не видела Дарину, и вторично мы как бы познакомились с нею после моего приезда из Ленинграда в родной учебный городок. У нас появилась одна общая знакомая – Тамара Смирнова, немного «двинутая» дамочка с «гениальным» мужем – математиком и двумя зверообразными сыночками. Она очень любила весёлые компании, талантливых мужчин и интересных молодых женщин. Любила сводничать. Ну и о себе не забывала. Меня она заманила тем, что за небольшую плату, считай, даром, взялась усовершенствовать мой английский, хотя я пару лет назад сдала его на кандидатский минимум.  Эта Тамара вцепилась в талантливую скрипачку Дарину, и они стали дружить семьями. Дарина к тому времени очень изменилась. Деревенский муж заставлял её, их маленького сына и больного свёкра работать в огороде, «содить» и собирать картошку, завёл двух дойных коров, за которыми ухаживала и доила их Дарина, хотя ей надо было ещё работать в музыкальной школе и репетировать в городском симфоническом оркестре, где она была первой скрипкой.

 Я помню большой концерт этого оркестра в филармонии. После него – овации, букеты цветов. Дарина вся  светилась от счастья. Дирижёр ей, как первой скрипке, пожал и потом поцеловал руку. А муженёк, ждавший её в машине, даже не слушавший концерт, сказал, пренебрежительно махнув рукой: «А мне плевать на её скрипочку. Вот здоровая и хозяйственная она стала, это да». В этот период они очень много ругались. Ругались так, что их 8-летний сын становился на колени и молился Богу, чтобы мама и папа замолчали и больше не ссорились. Свёкор всё, что мог, уже высказал склочному зятю. Но как надеть узду на наглеца?  «Понимаешь, - говорила мне Дарина, - я даже спать с ним не могу после наших ссор, противно!» И не смотря на всё это, Дарина родила от него ещё дочь. Назвала в честь умершей мамы Линой. А крёстной попросила быть меня. Почему - то к Тамаре она стала тогда относиться настороженно, хотя были они подруги «не разлей вода».

 Эта Тамара потом и развела их. Пригласила в компанию вместе с семейными парами каких-то незамужних и разведённых девиц. Дарина  побежала в тот вечер домой, уложить детей. А Петьки что-то долго не было. Пошла обратно к дому Тамары. И в окно на первом этаже увидела, как её муж целуется с почти голой, завёрнутой в простыню, какой-то девицей. «Я не знаю, - оправдывалась потом Тамара, - мы же все пьяные были».

Так разведённая Дарина с двумя малолетними детьми и старым больным отцом осталась жить в одной маломерной квартире с наглым, ухватистым Петькой. Ведь он был прописан у неё. С Тамарой Дарина потом помирилась. Та, заглаживая свой грех, стала таскать её по разным вечеринкам. Дарина очень изменилась. Сделала новую причёску, одевалась модно. И как-то удивлённо сказала мне в откровенном разговоре: «А ведь есть мужчины, не на одном моём Петьке свет клином сошёлся». Я тогда работала общественным экскурсоводом в одном из музеев города и взяла на экскурсию с собой Дарину с детьми. Дарина потом плакала и благодарила меня: «Есть же и другая жизнь у людей». Видно, совсем невмоготу ей было.

Петька вскоре съехал с её квартиры, снял себе квартиру поблизости и стал там жить с какой-то девицей. Дарина и все мы были потрясены, насколько та была похожа на Дарину – то же лицо, фигура, только кавказский вариант. Сайма была наполовину азербайджанкой. Вскоре они с Петькой поженились.

А Дарина серьёзно заболела. Как её мама Лина. Но я не знала об этом. Потому что сама тогда попала в больницу и надолго. Помню, когда муж забирал меня из больницы, сказал: «Не знаю, говорить тебе или нет…». «Говори», - настояла я. «Дарина умерла. Две недели назад», - ответил муж. Потом я всё узнала. Летом у неё начались сильные боли в желудке, она к врачам не торопилась, и сама нащупала у себя эту опухоль. Операция. Химиотерапия. И вот вяжет она свитер тому же Петьке, а он приходит к ней в онко-диспансер со своей молчаливой кавказской женой и говорит: «Вот ты подохнешь, а мне Сайма и слова поперёк не скажет!» Но всё же Бог наказал его.  Теперь он умирает от гипертонии и диабета в отвоёванной им квартире. Сейчас уже дошло до того, что ему ампутируют пальцы на ногах. Живёт он со своей молчаливой, но не любящей его и очень упрямой Саймой (за нею зовёт Бога Аллахом), с их общей дочерью, уже вполне взрослой девушкой и с дочкой от первого брака Линой. Сын давно вырос и имеет свою семью на другом конце города.  Он заботится и о сестре Линочке, которая выросла в привлекательную милую блондинку, но болеет из-за того, что не выдержала всех этих событий. Инвалид детства. Маму свою она почти не помнит. Та умерла в 35 лет, а Лине было тогда 5 лет.
 
На похоронах Дарина лежала в гробу в парике, вся покрытая цветами. Провожали её аплодисментами. Девчонки из симфонического оркестра сыграли целый концерт, когда все прощались с Дариной – первой скрипкой – возле её дома.  Я смотрю на её фотографию: красивая, молодая и такая талантливая… «О, кто-нибудь, приди, разрушь чужих судеб соединённость и разобщённость близких душ!»  За что ты этого закарпатского дракулу так любила, что даже умерла? Как ты могла умереть, у тебя ведь дети малые оставались? Шелестят на кладбище листья берёзки. Нет ответа…