Солнце коснулось горизонта, стремясь пробудить иную сторону Земли, окутав при этом городскую центральную площадь небольшого городка тёплым, красным светом, придав приятного привкуса предвечернего спокойствия. И даже сейчас, когда его подвели к эшафоту, он ощущал те, уже кажущиеся далёкими, чувства полного спокойствия и предвкушения хорошего, тихого вечера. На площади было много людей, чуть ли не половина населения. В первых рядах стояли одни мужчины, чуть дальше проглядывались и женские лица, а в самом конце или где-то на деревьях можно было увидеть и детей. Все они пришли лицезреть конец человека.
Двоих мужчин завели на эшафот под яростные крики жителей, которые всяческими способами выражали своё презрения, и сняли с них чёрные мешки. Перед глазами возникла петля, через дырку которой было видно гневную толпу, что время от времени выкидывала руки куда-то вверх. Между мужчинами стоял палач.
«Ну, вот и всё», — подумал один из них. Иллюзия спокойствия, которую создал приближающийся вечер, пропала. Мужчину звали Корий.
Оба приговорённых были высокого роста, широкоплечими, с ярко выраженными мышцами. Отличал их только возраст. Первому, имя которого было неизвестно, было около тридцати, а Корию было уже чуть за пятьдесят. Оба они были больше своего палача, который, если бы не подобный случай, вряд ли бы осмелился даже слова плохого сказать в их сторону. Корий понимал, что справедливо осужден за содеянное преступление и прекрасно знал, что помилования ему не ждать. Именно это понимание делало лицо тусклым, жалким, какими-то детским, явно не гармонирующим с его огромным телом.
Корий глянул на своего товарища по смерти — тот был бледен, однако с суровым взглядом. Корий же готов был заплакать, но не мог себе позволить тратить последние минуты жизни на плач, во всяком случае, пока. Его голова была занята другим. Сначала он вспомнил, как впервые в жизни поцеловался, хоть это и было случайно (он столкнулся с девочкой, выходя из-за угла, их губы соприкоснулись), но запомнилось на всю жизнь, хотя бы потому, что в итоге эта девочка стала его первой женой и единственной женщиной, которую он искренне любил. Сразу за первым поцелуем он увидел рождение дочери, которую, к сожалению, потерял сразу после родов, а спустя несколько дней ушла из жизни и жена. Последующие годы Корий не вспомнил, да и не смог бы. В те несколько лет он сильно пошатнул своё здоровье и подорвал работу мозга. Он отбросил плохие мысли и вернулся к моменту, когда взял в руки ещё тёплую, плачущую дочь. Тогда он плакал. Тогда он ещё счастливо плакал. Он стал переживать этот момент снова и снова. Его глаза намокли, но теперь ему казалось, что от счастья, ведь он чувствовал её тепло. Она была так близко.
Ступень, на которую стал священник, заскрипела и передала вибрацию по всему эшафоту, которая выбила Кория из воспоминаний, но ненадолго — не успел священник пройти ещё одну ступень, как мысли Кория вновь улетели в прошлое. В этот раз он вернулся в самый первый свой день, когда родился сам. Он не помнил того дня, и не мог, но теперь отчётливо видел, как его мать смотрит на своё маленькое дитя, что лежит в бережных руках отца.
— Дай подержать, — попросила мать, протягивая руки. Отец молча передал мальчика. Её лицо осветилось улыбкой. — Он чудо…
Корий наблюдал со стороны, словно потусторонний зритель, и в то же время отчётливо ощущал переживания своих родителей. «Я уже умер?» — подумал он. Эта мысль несколько обрадовала его. Он уже умер, пройдя предсмертный ад. О, как ужасно знать точное время, место и причину собственной смерти. Эти знания были куда мучительнее самой смерти. Как хорошо, что он уже прошёл это и может насладиться жизнью загробной, в которую никогда не верил. А жаль.
Ребёнком Корий был воспитанным и добрым, любящим и сопереживающим. Он никогда не повышал голоса на родителей и даже на друзей; никогда ни с кем не дрался и не ругался, хотя частенько имел на то причины и возможности (с пяти лет и по сей день он был бо;льших размеров, чем все его одногодки, да и вообще больше, чем все люди, которых он когда-либо встречал).
За своей детской жизнью он наблюдал с тёплой улыбкой, даже в те дни, когда над ним издевались так называемые друзья, которые с каждым годом, не получая отпора, становясь всё смелее. Корий смеялся над собой наравне с остальными, а иногда и даже громче. Именно в этот период жизни он повстречал свою любовь. Девочка, что частенько первой начинала шутить в сторону Кория, внезапно наткнулась на него, выбегая из-за угла, и была сбита с ног. Корий рефлекторно схватил девочку, не позволяя ей упасть, и прижал к себе, но переборщил с силой, их губы прикоснулись. «Извини, пожалуйста», — сказал тогда Корий и поставил девочку на пол. Она испуганно посмотрела на Кория (его добрые глаза и невинное лицо что-то изменило в ней), затем на своих подруг, что уже хихикали, пряча свои улыбки за ладонями, и сконфужено убежала. После того происшествия она прекратила не то чтобы шутить в сторону «гориллы» (так его называли в школе), но и вообще смеяться над ним, а через несколько месяцев они даже начали общаться и с каждым годом всё ближе.
Следующим этапом жизни стало морское путешествие. Сразу по окончании школы отец Кория, имея связи, отправил его в далёкое, четырёхлетнее плаванье в роли матроса, в котором он «приобрёл» красивое, жилистое тело и загар. Всё своё путешествие он думал о девочке, что стала его первым поцелуем, и грезил о том, как будет делать ей предложение. Расстались они на довольно тёплой ноте и теперь он побаивался, не нашла ли она кого-то за время его отсутствия. Но она не нашла. Корий сделал ей предложение и получил положительный ответ, хотя и сам не очень-то на него надеялся. Как же он был счастлив в тот день! Слёзы лились с его глаз, когда он кружил свою будущую жену.
Странный, никуда не клеящийся скрип зазвучал в голове, ноги ощутили вибрацию. Сознание вернулось к действительности. Священник ступил на следующую ступень. Совершенно забытый страх вернулся и сковал Кория. На лбу появился пот, колени задрожали. Ему казалось, что он уже несколько лет, как мёртв, ведь сколько из своей жизни он успел пересмотреть? Но действительность была беспощадна.
«И вновь я тут… Этого не может быть, нет!» — подумал Корий. Глаза намокли. Священник как-то медленно делал шаги, словно позволяя «смертникам» насладиться последними мгновениями. Но чуть позже Корий понял, что это не священник медлит, а его голова работает в несколько раз быстрее, ведь толпа тоже вела себя слегка заторможено. Откуда-то из глубины себя он услышал далёкую мелодию радости. Это мысль о повторном возвращении в прошлое мелькнула в голове. Корий зажмурился, с силой сжимая веки.
И вновь он очутился в момент рождения своего первого ребёнка. Страх убежал, поджав хвост, а на его место пришло счастье. Корий смотрел на себя со стороны и ощущал всё то же, что ощущал и в тот день. Он точно помнил, что эти чувства были именно такими и тогда. По его щекам потекли слёзы, как и по щекам того Кория, что держал дочку. Жена лежала без сознания, но врачи сказали, что такое бывает, поэтому он не переживал. Но тут случилось то, что могло вогнать в могилу даже самого сильного духом человека. Дочь вдруг перестала кричать и дышать. Глаза Кория округлились, рот открылся, чтобы звать на помощь…
Корий открыл глаза и очутился перед виселицей. Его дыхание было не ровным, взгляд туманный, активно бегающий по окружению.
«Лучше уж тут, чем там…» — подумал он и даже слегка успокоился. Глянул на священника, у того была последняя ступень впереди, а затем эшафот. «Время ещё есть», — с этой мыслью он вновь зажмурился.
Отрезок его жизни после смерти дочери и жены был пропущен, чему Корий очень обрадовался, так как наблюдать за своими тогдашними поступками желания не имел. В этот раз он вернулся в момент, когда повстречал свою вторую жену, с которой-таки решился попробовать создать новую жизнь. Встретились они в одном из баров, где Корий проводил каждый день, упиваясь до бессознательности вот уже пятый год подряд.
— Сдохнешь же скоро, — проговорила она, присаживаясь рядом. — Мать свою не жаль?
Корий остолбенел на некоторое время от столь неожиданного знакомства.
— Моя мать мертва.
— Она страдала, чтобы подарить тебе жизнь, а ты вот как с ней, — она рукой указала на бутылку.
Корий задумался. Они проговорили несколько часов. Было что-то в словах и внешности этой женщины, что помогло ему выбраться из ямы алкоголизма и апатии. Спустя четыре года дружбы Корий предложил ей брак, на что она отказала за неимением желания разделять с кем-то собственную жизнь. Корий тогда не сильно расстроился; он и не любил её вовсе, просто хотел сделать её счастливой, полагая, что каждая женщина хочет выйти замуж, да поскорее. А сам не боялся брака, потому что понимал, что никогда уже никого не сможет полюбить сильнее, чем девочку, которая подарила ему первый поцелуй. Он повторил свою попытку спустя ещё шесть лет, и тогда она согласилась, ведь голову начали посещать мысли скорого одиночества, так как с годами друзей и времени становилось всё меньше. В браке они жили, можно сказать, счастливо. Они не надоедали друг другу, не сковывались моногамией, каждый день вели интереснейшие беседы, имели уважение и в какой-то мере взаимную любовь. Желание завести ребёнка ежедневного росло и крепло в жене Кория, и в какой-то момент достигло своего пика, тогда она и предложила произвести потомство. Но тут была проблема — Корий не хотел детей и имел на то причину — снова потерять ребёнка он бы не смог. Но жена имела на него сильное влияние, которое нарабатывала на протяжении многих лет их знакомства. Корий сдался. Во время беременности он опекал свою женщину, как одержимый. Не давал ей шагу ступить без разрешения врача. Это принесло свои плоды (может вовсе и не это, но Корий думал именно так) и у них родился здоровый мальчик. Счастью Кория не было предела. Он радовался своему сыну каждый день, и с каждым днём всё сильнее и сильнее. Он вспомнил его первые шаги, первую настоящую еду, первый бросок мячика и первый проступок, за который Корий даже не осмелился его наказать, чем занялась мать. Одержимость отца в полнейшей опеке не давала мальчику спокойно жить, но иначе Корий и не мог. Если он только давал свободу сыну, то переживал так, что иногда даже заболевал. Они часто ссорились из-за этого, и Корий мучил себя, упрекая своей одержимостью, но ничего не мог поделать.
Все эти сцены из прошедшей жизни теперешний Корий наблюдал со стороны и чувствовал всё, что чувствовал тот, второй Корий, который, казалось, играл в каком-то спектакле для одного зрителя, но при этом он чувствовал и теплоту, счастье и радость от того, что может смотреть на свою семью хоть до бесконечности, но злосчастный скрип вновь вернул его к действительности. Такой горькой и печальной действительности. Когда он открыл глаза, то увидел, что священник уже ступил на эшафот и продолжал идти, не давая ему времени на прошлое. «Что такое? — подумал Корий. — Неужели я настолько отвлёкся от близкой смерти, что всё вновь стало обычным?» Священник остановился перед «смертниками», начал читать молитву. По лицу его было видно, что делает он это лишь из нужды, а не из искреннего желания помочь двум заблудшим душам раскаяться.
Корий глянул на своего коллегу по приговору, но увидел у него на лице лишь злобу, которую тот излучал глядя на народ. «Он другой», — подумал Корий и вновь посмотрел на священника, который уже закончил свою речь и поспешными движениями рисовал три креста в пространстве. Страх воротился, приведя за собой своего друга — панику. Тело не заставило себя ждать, начав дрожать, как в лихорадке; из глаз потекли слёзы.
— Не ной! Позорище! — процедил коллега по несчастью, но Корий не обратил на него никакого внимания. Ему хотелось плакать и лишь потому, что он больше никогда не увидит своего сына. В этот раз именно он, Корий, уходит из жизни родных, и причинит им множество боли, и нанесёт тысячи душевных ран. Теперь он будет стеной, что построит у себя в душе его мальчик. Он будет барьером, через который ему придётся переступать. Или не будет? Смерть родителя естественна.
Корий начал всматриваться в толпу, в попытке найти лицо сына, но ничего не получалось. Палач что-то начал говорить, а затем подошёл, надел петлю на шею и затянул. Корий зажмурился.
— Отстаньте! — крикнул сын. Корий сорвался с места и помчал к сыну. Были они на пикнике, который устроил мэр небольшого городка для своих жителей. Когда Корий пробился через толпу, что окружила кричащих подростков, и оказался в центре круга, он увидел, как его сын лежит на полу, прикрывая руками лицо, а его бьют двое других. Корий подбежал и одним махом оттолкнул двух подростков, освобождая сына. Уже на следующий день он узнал, что один из этих задир стал инвалидом, после сильного удара головой об камень. За такое обычно не казнят, но подросток тот оказался сыном местного чиновника, который не смог стерпеть подобной напасти. И, признаться, Корий понимал его и не смел возражать. Будь у него возможность, он бы даже Бога наказал, за смерть своей дочери.
Что-то сильно сдавило шею, но, напротив всем рассказам, хруста он не слышал, хотя может и упустил какой-то звук. Глаза его открылись и слегка выкатились наружу, связанные за спиной руки рефлекторно начали дрыгаться в попытке добраться до шеи и разорвать верёвку, но тщетно. Лица толпы разделились на два лагеря: одни излучали радость, наблюдая за работой правосудия, вторые же притихли, осознавая всю горечь события, ведь человеческая жизнь, святая и единая, вот-вот угаснет.
Чувства, что возникли в теле Кория, сложно описать; эмоции то и дело сменяли друг друга. Мир подходил к концу. Каждый миг, который он наблюдал, вися на виселице, казался ему сладостным. Все те люди, что выкрикивали что-то, выражая свою ненависть, и те, что сопереживали ему, и те, что задумались о жизни, все они были прекрасны, все они были живы, у всех их был ещё шанс влюбиться в жизнь. Корий вдруг осознал, что если даже эти мгновения, мгновения перед смертью, кажутся ему теперь такими сладкими, то как же он мог не чувствовать этого раньше, когда у него ещё был запас жизни.
Боже! Все дни его жизни были прекрасны! Все они позволяли ему жить и чувствовать! Школьные дни, когда над ним издевались, казались чем-то чудесным; он жил и переживал, он боролся с какими-никакими проблемами, он справлялся. День первого поцелуя с любовью всей жизни, какой же он был прекрасен, но теперь не отличался абсолютно ни на долю от остальных дней, в которых чувства были другими, но они были, и были по-своему сильными и по-своему прекрасными. Дни смерти его дочери и жены, да, было тяжело, но он мог чувствовать, он мог горевать по ним, он мог помнить их и продолжать любить, а теперь и этого не сможет. Даже дни, как ему всегда казалось, прожитые зря, когда он упивался с горя, теперь выглядели упоительными и сладкими, ведь он мог думать, он мог просто быть. Вся жизнь теперь казалась цельным куском бесценного полотна, сотканного из частиц времени. Он жил, он был, он чувствовал и выбирал, он любил и ненавидел, он горевал и радовался, он злился и шутил. И всё это теперь можно говорить только в прошлом времени, ведь будущего у него нет.
— Папа! — услышал Корий и открыл глаза. Прямо под эшафотом он увидел лицо сына, который смог-таки пробраться через толпу. — Папа, нет! — крикнул парень.
Корий попытался улыбнуться, но вышло скверно. Его лицо начинало синеть, бессознательные и бесполезные попытки вырваться начинали казаться слабым подёргиванием. Его сын ещё что-то кричал, но Корий уже не слышал его, зато видел слёзы на глазах и переполненное болью лицо. Мир начал темнеть.
Что-то порвалось. Корий упал под эшафот, захват шеи ослаб, рот начал хватать воздух, словно пытаясь поглотить его весь. Стало быстро легчать. Два каких-то мужчины подняли Кория и выволокли обратно на эшафот. Толпа молчала в недоумении. Сын тоже затих, но остановить слёзы был не в силах. На эшафот поднялся тот самый чиновник, чей сын стал инвалидом по вине Кория, и крикнул:
— Этот человек ни в чём не виноват! Мой сын в порядке. А он, — чиновник указал на Кория, — стал частью эксперимента. Развяжите его, наконец.
Корий стоял с опущенными плечами и головой, взгляд его был устремлён на сына. Верёвку на руках и ногах разрезали. Он ринулся к сыну.
— Приносим свои глубочайшие извинения за столь грубый эксперимент, и уверяю вас, господин будет вознагражден за пережитое. А теперь продолжайте!
Чиновник подошёл к Корию и шепнул ему что-то на ухо, затем удалился. Второй мужчина, что ожидал своей казни, усмехнулся. Он на миг подумал, что и его помилуют, но, как оказалось позже, он ошибся.
В первый же день Корий отправился на могилы дочери и своей первой жены. Он плакал, он горевал и вспоминал, но в конце улыбнулся им, погладил кресты, что торчали из земли, и тихо проговорил:
— Хорошо, что я смог вас знать.
Свою вторую жену, которая всю его жизнь была ему просто хорошей подругой, Корий осмелился полюбить и бросался обнимать её чуть ли не каждый раз при встрече. В итоге и она в него влюбилась. Приложив множество усилий, Корию удалось освободить своего сына он чрезмерной опеки, так как «жизнь у него одна и выбор в ней делать тоже ему одному».
Спустя несколько дней Корий пришёл к дому того самого чиновника, как его и просили ещё на эшафоте, и пересказал все свои чувства и мысли в тот самый день, которые были записаны в точности до букв и интонаций. Затем они просидели ещё несколько часов, беседуя о всяком разном. По Корию можно было заметить, что он наслаждался каждым мгновением, проведённым на Земле. Даже разговор с человеком, напустившим на него подобную муку, казалось, приносил удовольствие. Что же было и думать об общении с сыном и женой?
После того, как Корий ушёл, чиновник ещё некоторое время сидел молча, затем спросил сам себя:
— Может со всеми так надо?