91. ГРОЗА
Гром гремел немилосердно, трещало все, казалось, что дом Микеланджело вот-вот развалиться пополам. Небо, словно желало показать всю свою мощь и дерзость и в каждом окне, поочередно, делало пугающие гримасы и скалилось в виде молнии. Каждый мощный удар грома тут же вызывал эхо внутри Микеланджело. Он лежал на кровати, отдаваясь на волю стихии, в своем полузабытьи – полудреме. Воображение рисовало картины одну смелей другой. «Вот так, наверное, Бог отделял воду от тверди. С такой же силой и грохотом возникали из земли горы, подобные Апеннинам и другие, которых я не знаю. О-о! Какая мощь!» - гром еще раз потряс дом, как бы ощупывая его всеми своими пальцами и проверяя его прочность. Дом устоял перед натиском.
- Маэстро, проснитесь, маэстро, - Антонио Мини стоял с зажженной свечой над кроватью Микеланджело. Он, нехотя, повернулся, зажмурил глаза от сразу же бросившегося в его глаза света и устало промолвил:
- Антонио, это не по - Божески. Зачем ты меня беспокоишь? Я не хочу сейчас ничего слушать, никого не хочу видеть, ни о чем не хочу думать. Дай старому человеку немного отдохнуть от земных сует. Уйди, Мини.
Антонио немного помялся в нерешительности, двинулся было к выходу, потом, махнул рукой и вернулся к маэстро. Он приподнялся на локтях и спросил:
- Что-нибудь случилось, Мини? Кто-то заболел?
Молодой человек мотнул отрицательно головой.
- Еще серьезнее?! Кто-то умер? – лицо Микеланджело стало бледнеть, -Антонио, что ты блеешь, как коза и мечешься, как птица в силках? С тобой все в порядке?
- Да, со мной да, синьора…
- Что? Что? Синьора Виттория? Мини, не дай мне взять грех на душу, скажи мне, что случилось или я за себя не ручаюсь и сделаю с тобой что-нибудь неугодное Богу.
- Она прислала записку.
- Давай ее сюда.
Микеланджело проглотил содержание записки. Кое-как одевшись, он схватил плащ и забыв о грозе, помчался по указанному адресу. Там его ждала Виттория. Она отдыхала на водах в Витербо, писала ему и вот такой внезапный приезд в Рим. Он увидел ее еще издали и прибавил шаг. Она, услыхав знакомые шаги, направилась прямо к движущемуся навстречу ей Микеланджело, почти бегом. Лицо ее было тревожным.
- Что случилось? – начал Микеланджело, глядя на маркизу. Он взял ее руки в свои, руки женщины дрожали и были холодными. Микеланджело горячо поцеловал их. Маркиза начала тяжело дышать, замерев на секунду, она зажмурила глаза, из них брызнули слезы, и тихий вздох со стоном вырвался из ее груди. Микеланджело оторвался от ее рук и внимательно посмотрел на нее.
- Вальдеса схватили, - проговорила Виттория.
- Трибунал?
Она обреченно кивнула.
- Надежды никакой?
Маркиза отрицательно мотнула головой и закусила губу. Она уже знала, что ее имя тоже числится в списке людей., приговоренных трибуналом святейшей инквизиции к пыткам и допросам. Её друг Вальдес уже был осужден на казнь.
- Вам надо непременно поговорить с Папой. Ваша жизнь в опасности. Обо мне не беспокойтесь. Я сумею за себя постоять, а Ваша жизнь, маэстро, стоит нескольких таких, как моя. Нам надо ограничить наши встречи. За мной установлена слежка. Вы же должны быть вне подозрений.
Микеланджело слушал маркизу, не дыша. Ни одно из её слов не достигло его разума. Он уже физически не мог перестать видеться с ней. Это значило перестать дышать.
- Я действительно должен переговорить с Папой, - сказал художник, - Вам тоже должна быть гарантирована безопасность.
- Вы собираетесь просить у Папы для меня пощады?
- Да, донна.
- Это значит признать меня виновной. Если Вы просите за меня, значит я виновна.
- Нет, маркиза, я просто хочу, чтобы Вы перестали бояться этой кучки оголтелых фанатиков.
- Эта кучка оголтелых фанатиков сжигает людей, как садовник травит крыс.
- Вам нужна защита Его Святейшества.
- Он сам их боится. Он не пойдет против иезуитов.
- Тогда, ему придется узнать, что такое иметь дело с Микеланджело Буонарроти.
- Тогда, иезуиты приговорят Вас. Вы будете для них сладким десертом. Вам не могут простить фрески в Сикстинской капелле.
- Почему я должен их бояться?
- Не бояться, но избегать.
- У меня нет желания встречаться с ними, но у меня есть горячее желание встречаться с Вами, моя маркиза.
- Вы были близки Клименту VII?
У Микеланджело дернулся левый глаз.
- Почему Вы спрашиваете об этом?
- Вам знаком Пиетро Карнесекки?
Микеланджело не захотелось вспоминать очень близкого друга покойного Папы.
- Ему тоже угрожают? – спросил художник.
- Да, он на очереди, а у него есть мои письма, - Виттория почти плакала.
- Нужно, чтобы он сжег их.
- Сейчас нельзя никак послать ему весть, - почти прокричала маркиза.
- Остается только уповать на Бога и просить, чтобы Он вразумил Карнесекки.
- Микеланджело, - голос Виттории был совсем тихим. Было видно, с каким трудом ей теперь дается каждое произнесенное вслух слово, - я знаю точно, человек, имени которого я называть не буду, он носит красную шапку, - Виттория внимательно посмотрела на Микеланджело, он кивнул ей в знак того, что понял о ком идет речь, - так вот, он мне сказал, подвергая свою жизнь опасности, что у меня будет обыск.
Виттория всплеснула руками и начала рыдать. Микеланджело был в замешательстве, ему очень захотелось ее обнять, физически разделить с ней её горе, подставить этой мужественной женщине своей мужское плечо, но он боялся, что каким-нибудь неловким, неделикатным прикосновением оскорбит её, нарушит сложившуюся гармонию их отношений. Он просто посмотрел на нее с глубокой нежностью.
- У меня много врагов, - устало произнесла Виттория.
- У меня тоже,- сказал Микеланджело.
- Папа заказал Вам обновить Палаццо Фарнезе?
Микеланджело кивнул.
- Он к Вам неравнодушен, ни на секунду не хочет оставить Вас в покое.
- Я уже стар для такой горячей любви, - сказал Микеланджело, - никто только не хочет понять этого. Даже мои родственники.
- Вам надо их предупредить. Вам могут начать угрожать через них. Будьте осторожны. Рим весь опутан паутиной интриг и подслушивающих устройств. Микеланджело, прошу Вас, будьте осторожны. Вы – римский гражданин?
Микеланджело отрицательно помотал головой.
- Как?! Сам маэстро Микеланджело Буонарроти не является до сих пор римским гражданином?
- Нет, моя маркиза, - не является, - улыбнулся Микеланджело.
- Немедленно подайте прошение Папе, а то он болен и кто знает…
- Я не буду просить Папу.
- Микеланджело, римское гражданств, если не полностью защитит, но может значительно препятствовать посягательствам инквизиции. В этом случае, они не станут кидать Вас, как других людей, в тюрьму без суда. Это даст Вам многие права и привилегии.
- Я не буду просить Папу.
- Микеланджело, послушайте, Ваша жизнь дорога не только Вам. Она дорога не только мне. Вы не принадлежите никому, кроме Бога. Вы – его избранный сосуд.
- Виттория, причем здесь римское гражданство?
- У Вас невыносимый характер, маэстро Буонарроти.
- За это Вы меня и любите.
- Вы ужасны, но я продолжу и буду настаивать на том, что Вам непременно нужно обрести римское гражданство, а до тех пор Вы еще уязвимы для иезуитов.
- Я не буду никого просить.
- Помните, как в Библии: «Не дай нечестивым врагам торжествовать надо мною». Не дайте, Микеланджело, этим людям восторжествовать над Вами. Даже если им удастся заполучить меня в свои сети, Вы, маэстро, не дайте им восторжествовать над Вами. Помните, «они не уснут, если не доведут кого до падения»?
-- Вы говорите лично о ком-то?
Маркиза закрыла лицо руками и закивала головой. Микеланджело отнял руки от ее лица. Оно было красным.
- Я знаю этого человека? – спросил он.
Она поглядела на него отчаявшимися глазами и кивнула.
- Кто он?
- Кто он? – повторила Виттория, - кто настолько талантлив, что употребляет свой талант на написание преступных и гнусных, по своему содержанию, остроумных памфлетов? Кто, благодаря своему великолепному дару красноречия, оправдывает злодеев и обвиняет невиновных? Благодаря чьим речам треть прогрессивно мыслящих людей Рима побывало в следственной камере святейшего трибунала, треть – покончила с собой, а еще треть – постепенно спивается?
Виттория посмотрела на Микеланджело.
- Аретино!- глаза Микеланджело засверкали гневом, - я должен был это предвидеть. Аретино – бестия, бесовская кукла, слуга Люцифера. Я должен был это предвидеть.
- Он и Вам успел кровь подпортить, я знаю.
- Еще бы. Я и Томмазо дель Кавальери можем теперь только друг другу руку жать в присутствии свидетелей, как он лихо и тонко закрутил мое обвинение в связи с изображением голых мужчин в «Страшном Суде». Он опасен, Виттория, очень опасен.
- Он следит за мной.
- Что Вы намерены делать?
- Я буду жить в монастыре Святой Анны.
- Я буду ждать от Вас вестей.
Микеланджело поцеловал руку маркизы и ушел первым.
92. «FUIS’IO PER LUI»
Микеланджело стал избегать встреч даже со своими друзьями, ограничившись перепиской. Он знал, что они никогда намеренно не сделают ему зла. Они были люди прямодушные и не обладали гибким умом, но они же могли стать добычей других людей с более гибким умом и весьма гибкой и растяжимой, как резина совестью. Дель Риччио заходил к Микеланджело сам, чтобы выполнять за маэстро некоторую секретарскую работу. Микеланджело опять начал прихварывать. Слишком дорого дались ему статуи Лии и Рахили, которые он, не выдержав мук от того, что резец другого скульптора коснется их, завершал сам. К 1545 году все обязательства Микеланджело в отношении гробницы Юлия II были выполнены. Микеланджело проводил много времени, лежа в постели и читая Данте. К семидесяти годам отношения их не обесцветились, а наоборот, посвежели, так как удобрились постоянством, продолжающимся обменом мнений, который происходил в душе Микеланджело каждый раз, когда он брал в руки «Божественную комедию», которую уже и без того, знал наизусть. В отношениях между Микеланджело и Данте была жизнь. Художник уже пережил ушедшего из жизни в возрасте пятидесяти шести лет Данте, но также, как и гениальный поэт, гениальный скульптор и художник не жил, подчиняясь земному отсчету времени. У них были свои часы.
- Ваш племянник приходил опять, - сказал дель Риччи.
- И что теперь?
- Необходимо ответить на его визиты, перед Фатуччи неудобно.
- Фатуччи боится, что я умру в одиночестве?
Луиджи дель Риччи улыбнулся, - я не знаю чего боится Фатуччи, но знаю, что если мы не отреагируем на визиты Леонардо Буонарроти младшего, то это может задеть милейшего Джован Франческо.
- Луиджи, я, наверное, допишу «Божественную комедию» Данте.
Луиджи с интересом посмотрел на друга.
- Луиджи, я допишу и не смотри на меня так. Знаешь, каким будет последний круг ада? – Микеланджело приподнялся на кровати и вытаращил на дель Риччи глаза, - итак, последний круг ада по Микеланджело Буонарроти. Там находятся близкие родственники, они сидят с протянутой рукой, и если ты им не даешь чего-нибудь, то они тут же впиваются в твое какое-нибудь слабое место окровавленными зубами, как древние лемуры из тосканских легенд.
- Это какое слабое место?
Микеланджело улыбнулся, - это смотря, кто туда попадает. У некоторых это голова, у других … сам придумай, Луиджи. Знаешь, надо кого-нибудь приставить к Леонардо во Флоренции, чтобы ты снабжал его деньгами по мере надобности. Я буду переводить, время от времени, некоторые суммы на его имя. Иначе, знаешь, Луиджи, он может пойти по плохой дорожке, если будет нуждаться в средствах. Я хорошо знаю свою семью, - Микеланджело вздохнул, - ты можешь порекомендовать кого-нибудь?
- Да, есть один банкир, он еще не очень известен, но он услужлив и не жаден. Не многие семьи его знают и конечно, он будет очень рад послужить Вам и Вашей семье, маэстро.
- Как его имя?
- Пиеро ди Джино Каппоне.
- Он надежен?
- Вполне.
- Хорошо, пусть займется делами Леонардо.
Луиджи дель Риччи написал мессеру Каппоне и Леонардо от имени Микеланджело, тем самым, несколько освободив скульптора от постоянных просьб со стороны младшего Буонарроти.
Но общение между дядей и племянником все равно происходило в определенной тональности.
Племяннику, 9 января 1545года, Рим
«Леонардо!
Сегодня, 9 января, утром, я передал здесь синьору Луиджи дель Риччи 600 дукатов золотом, которые он велит тебе выдать там, во Флоренции, чтобы дополнить обещанную Вам сумму в 1000 дукатов. Поэтому, пойдите к Пиеро ди Джино Каппоне, и там Вам выдадут эти деньги, подайте квитанцию на сумму, которую Вы должны будете получить».
Племяннику, 6 февраля, 1546год, Рим
«…Что касается твоего приезда в Рим очертя голову, не знаю, приехал ли бы ты также быстро, если бы я находился в нищете и без куска хлеба. Ты бросаешь деньги, которых сам не заработал. Ты только и заботишься о том, чтобы получить это наследство, а говоришь, что это был твой долг приехать сюда из любви ко мне. Если бы ты, правду сказать, так любил меня, ты бы написал: «Дорогой Микеланджело, истратьте эти деньги на себя в Риме, так как Вы нам уже достаточно давали, нам Ваша жизнь дороже Ваших денег». Вы живете на мой счет вот уже сорок лет, а я от Вас до сих пор не получил ни одного доброго слова, не говоря уже о чем-нибудь другом… Если тебе скажут что-нибудь или попросят будто от моего имени, не верь никому, пока не увидишь мою подпись».
- Говорят, Вы сделали изумительный бюст Республиканца Брута? – Павел III похудел, осунулся. Это сразу бросилось в глаза Микеланджело. « И почему все Папы обязательно болеют?» - пронеслось у него в голове, - «не иначе, как Папство – это заболевание». Но вслух он произнес:
-Я восхищаюсь всеми Брутами.
- Восхищаетесь и убийцей Цезаря? Чем же Вам не угодил Император?
- Он думал, что он один знает истину.
- Но истина одна.
- Но для всех.
- Вам нравится Республика?
- Безусловно, если в ней все не зависит от одного главного республиканца.
- Медичи опять единолично правят во Флоренции, Вы уже слышали, что Козимо принял герцогство?
- Слышал.
- Ну и как Вы относитесь к их правлению? Я знаю, что у Вас всегда были непростые отношения с их домом?
- Я не могу сказать ничего хорошего и ничего плохого о герцоге Козимо Медичи.
- Вы – политик, Микеланджело
- Ни в коем случае.
Павел III вызвал одного из своих секретарей и подал Микеланджело запечатанную бумагу. Он стоял в нерешительности. Неизвестность теперь действовала ему на нервы еще больше, чем раньше. Папа покосился на бумагу. - «Это для тебя, Микеланджело».
- Что это?
- Здесь решена твоя участь, - Павел III тоже любил по-своему получать удовольствие. Он взял в руки бумагу.
- Не буду больше мучить тебя. Возьми, читай.
Микеланджело цапнул бумагу и развернул, прочел и улыбнулся.
- Доволен? – спросил Папа.
- Спасибо, что не заставили старика унижаться, Ваше Святейшество.
- Про меня говорят, будто я слаб духом и телом. Телом, может быть, но не духом. Я за тебя повоюю, Микеланджело, если это будет в моих силах, и если останусь жив, - Папа слабо улыбнулся. – Ватикан – опасное место, тем более для Римского Папы.
Микеланджело Буонарроти стал Римским гражданином в марте 1546 года.
93. ФРАНЦИЯ
- Бери, Мини, бури эту картинку. Очень надеюсь, что она принесет тебе счастье.
- А герцог Феррары?
- Судя по всему, он – болван, раз у него такие невежи занимаются искусством.
- Вы не боитесь его гнева?
- Я уже стар чего-либо бояться, хотя, я боюсь за тебя, что если у тебя закончатся деньги, которые я тебе сейчас даю, и ты все еще не успеешь обосноваться в Париже, то, у тебя, дорой Антонио, будут большие неприятности. Так, что, бери «Леду» и не спорь со старым Микеланджело Буонарроти.
Мини благодарно посмотрел на учителя, обхватил его за шею и крепко поцеловал. Микеланджело очень смутился, отстранил столь порывистого ученика и сказал:
- Если за мной точно подсматривают иезуиты, то эта сцена для них будет большим подарком.
- Маэстро, никто не посмеет Вас в чем-то упрекнуть. Вы – святой человек.
- Мини, бери картину и уходи, ты меня начинаешь раздражать.
Антонио Мини ушел, а точнее уехал во Францию ко двору Франциска I. Пиерфранческо Урбино остался со своим маэстро один.
- Что это все потянулись во Францию, маэстро? – спросил Урбино.
- Ты тоже хочешь поехать туда? – спросил Микеланджело давнего друга и ученика.
- Ни в коем случае, маэстро, я – итальянец и не собираюсь до самой смерти говорить ни на каком языке, кроме языка Данте и пить иное вино, чем итальянское.
- Урбино, хватит о вине, дель Риччи уже написал мне достаточно упреков относительно моих и кстати, твоих отношений с требиано. Как я ему ответил, ты знаешь: «… Микеланджело Буонарроти не художник, не скульптор, не архитектор, не все, что Вам угодно; только не пьяница, как я Вам уже говорил». Не будем давать больше поводов к злоречию, Урбино. За свои семьдесят один год я уже столько о себе наслушался. Интересно, что обо мне будут говорить в далеком будущем? Не дай Бог, кто-то в роде Аретино доберется до моих бумаг.
- Сожгите их.
- Если я сожгу свой архив, тогда у наших потомков останутся только памфлеты Аретино и записки, сделанные другими, не менее талантливыми людьми. Нет, уж, Урбино, я оставлю свой архив и дай Бог, чтобы Он сохранил его для потомков.
- Вы, как всегда, правы, маэстро, только я во Францию все равно не поеду.
- Правильно, сиди подле своего старого брюзжащего маэстро и слушай скрип его старых костей. Правильно, Урбино.
- Правильно говорит госпожа маркиза, у Вас невыносимый характер.
- Да, госпожа маркиза всегда говорит правильно, - Микеланджело отвернулся к стене с улыбкой. Франческо деликатно вышел.
- Маэстро, письмо из Франции на бумаге с золотыми лилиями, - Урбино, несмотря на возраст, влетел в комнату маэстро.
- Должно быть Мини удалось продать «Леду» кому-нибудь при дворе Франциска I, - Микеланджело развернул письмо, оно было подписано самим Франциском Валуа. Микеланджело в раздражении бросил письмо на стол и уселся в кресло, глубоко задумавшись и подперев подбородок рукой. Если бы он знал, как он был похож на своего отца в этот момент. Урбино не решался прервать ход мыслей своего маэстро и друга. Нужно было подождать с вопросами, которые, как комары в открытое окно, влетели в разум Франческо и стали кусать его нервы.
- Ни слова о Мини, - сказал Микеланджело.
- Ну, не будет же король Франции упоминать в своем письме нашего маленького Антонио, - сказал еще не вполне уверенный Урбино.
- Антонио нашел был способ дать мне знать своей удаче, - сказал Микеланджело.
- Ну, не нужно сгущать краски, маэстро, такая радость – сам король Франции прислал Вам письмо, подписанное своей рукой, значит «Леда» в Лувре. Вот и удача.
- Ни слова о Мини, - опять повторил, как заклинание Микеланджело.
- Маэстро, не надо расстраиваться по поводу Антонио, а то Вы своими предчувствиями чего доброго беду на него накличите.
- Да-да, ты прав, Урбино, не надо переживать раньше времени. Дель Риччи сейчас тоже во Франции. Он мне и напишет о Мини. Я уверен.
Луиджи дель Риччи действительно путешествовал по Франции в этот момент. Узнав сначала от знакомых дипломатов – итальянцев, что король приобрел картину кисти Микеланджело, Луиджи поспешил разузнать, как она к нему попала. То, что он узнал, его потрясло, как своим трагизмом, так и причастностью ко всей этой истории Микеланджело. Луиджи, потрясенный горем, не отвечал на письма Микеланджело. Он, же, страшно нервничал от неизвестности. Угадывая чутьем старого неврастеника, что от него пытаются что-то скрыть, а раз пытаются, то, значит, это «что-то» весьма неприятное. Плохо было всем.
Дело в том, что Антонио Мини покончил с собой. Он был человеком совершенно не от мира сего, Микеланджело его сразу заметил и привлек к себе, угадывая в нем душу, родственную своей. Любой распустившийся цветок вызывал в молодом человеке бурю восторга. Он мог заплакать, видя, как кошка мучается с родами. И вот, случилось то, что случается со всеми – болезнь, которая поражает любое человеческое существо, но у всех клиническая картина протекает по - разному. Антонио Мини влюбился. Его отговаривали все. Диагноз, вынесенный каждым, кто видел эту девушку, был один – «она тебе не пара». Мини, не терпевший никакого насилия над собой, хотел жениться именно на этой девице. Микеланджело, тоже не одобрявший выбор своего питомца, все-таки решил дать человеку шанс побыть счастливым – получить желаемое. Антонио Мини поехал во Францию. Увозя с собой «Леду» и деньги Микеланджело, желая начать там новую жизнь и привезти туда будущую жену. Почему Мини решил оставить «Леду» в Париже у какого-то случайного итальянца, я не знаю и никогда не узнаю. Но он так сделал, еще предварительно сказав, кто автор сей картины и что сам Антонио собирается с ней сделать. Мини, оставив все ценности у этого человека, уехал в Лион, в надежде встретить там кого-нибудь из итальянских дипломатов, вероятно, чтобы получить протекцию при французском дворе. Конечно, вернувшись, молодой человек не нашел ни знакомого, ни «Леды». Этот итальянец сам продал картину Микеланджело французскому королю. Антонио, впав в жуткую депрессию, покончил с собой.