Курение вредит вашему здоровью. Курение вызывает рак, импотенцию и много других ужасных вещей. Всё это пишут огромными буквами на сигаретных пачках, и все старательно продолжают это игнорировать. Всё дело в том, что надписи, может быть, и правдивы, вот только куда страшнее состояние человека, когда он берёт в руки эту частичку смерти.
Свою вторую сигарету я выкурил пасмурным летним днём, когда гулял по дворам с очередной девочкой из интернета. Не то что бы она мне нравилась – я просто мило проводил летние вечера, не зная, куда себя деть. Рассказы не писались, вдохновения не было, настроение – снова взять в руки "Научи меня умирать" и отправиться вместе с героем на исповеди к обезьяне.
Девушку звали Юлей. Юля была, что называется, девочкой-пацанкой. Её не волновало вообще ничего. В принципе. Ни её внешний вид, ни мнение окружающих, ни огромные тучи на небе – всё это совершенно никак её не касалось. Она жила в каком-то своём мире, и при взгляде на неё можно было подумать, что она только что сбежала из детского дома. На ней была тёмная толстовка, узкие рваные джинсы и поношенные кроссовки. На переносице болтались узкие прямоугольные очки. Волосы были собраны в небрежный пучок, в который, для полноты образа, вместо заколки не мешало бы вставить карандаш.
Мы сидели у пруда в Царицыно и приоткрывали друг другу души, словно закрытые жалюзи. Я ей рассказал про несостоявшуюся карьеру писателя, она – про своего отца.
– Этот дебил с****ил у меня планшет, – говорит она, сидя в позе лотоса на траве, – сказал, что принесёт на следующий день, но не принёс и через неделю.
Юля материлась много и часто. Впрочем, это не сильно бросалось в глаза.
– Когда он в очередной раз вломился домой, ссориться с мамой, я чуть ли не пинками выгнала его оттуда. Я не понимаю, почему она до сих пор его терпит, – Юля достаёт сигарету и поджигает её. На прохожих она не обращает никакого внимания. Общественное место, как никак, – если этот мудак заявится ещё раз, я..., – она выдыхает дым, – я не знаю, что я с ним сделаю.
– Может просто поговорить с ним? – спрашиваю я, облокотившись руками на коленки, – вдруг ещё можно всё исправить?
– Нихуя нельзя исправить. Этот ублюдок изменил моей матери, чуть не довёл её до нервного срыва, и теперь портит нам с ней жизнь, – она сделала ещё затяжку, – одним только своим присутствием. А, ну и ещё он планшет у меня с****ил, – улыбается Юля.
– Не повезло тебе, – соглашаюсь я.
Юля смотрит на меня в упор, и кивает, словно говоря "Да, уж ты-то точно знаешь про невезение побольше моего". Мне становится неловко только от одного её взгляда.
– Эй, – окрикивает нас какая-то женщина с большими сумками в руках.
Синхронно повернувшись к ней, мы видим, что она кивает головой куда-то нам за спины.
– На небо посмотрите, – говорит она.
Мы повернулись и увидели огромные чёрные тучи, довольно быстро двигающиеся в нашу сторону.
– И здесь не курят, – добавляет женщина и удаляется.
– Пошла б ты нахер, – еле слышно говорит Юля, смотря ей вслед и, делая очередную затяжку, добавляет, – а нам пора бежать, пока не ливанул.
Следующие полчаса мы нелепо ходили под одним, постоянно улетающим, зонтиком. Это выглядело бы даже романтично, вот только Юля не делала и не собиралась делать каких-либо шагов в мою сторону. Натянув капюшон, она шла рядом со мной, но в то же время была максимально отстранена. Так бродячий кот мог прятаться под крыльцом чужого дома.
Дождь утих, на небе появилась красивая радуга, вот только наши разговоры как были весьма депрессивными, так и остались. Я провожал Юлю до дома, понимая, что это наша последняя встреча, когда она начала рассказывать мне о смерти. Естественно, вооружившись перед этим сигаретой.
– Когда умерла моя бабушка, мне было, по-моему, всего восемь лет, – она делает паузу, пытаясь достать из памяти мимолетные фрагменты воспоминаний, – ты не представляешь, как сильно я её любила. С ней я проводила даже больше времени, чем с родителями. Меня постоянно отвозили к ней, она играла со мной, заботилась. А родители, наверное, уже тогда начали сраться.
Она перепрыгивает через лужу.
– Так вот однажды меня не повезли к бабушке, – она делает затяжку, – сказали, что она заболела. Когда я спросила, все ли с ней хорошо, мама меня успокоила. Но какой-то частью мозга я уже тогда понимала, что что-то не так. Я не видела бабушку уже около двух недель, когда настойчиво начала расспрашивать маму, когда меня снова отвезут на дачу. Мама тогда присела на корточки, обняла меня, и, посмотрев в глаза, сказала, что бабушка умерла.
Юля опустила взгляд и выпустила дым себе под ноги.
– Я не знаю, что я тогда чувствовала. Это было... я не знаю, не знаю. Как-то нереально, что ли, – она помолчала несколько секунд, – жаль, что к смерти нельзя подготовиться заранее.
– Да. Понимаю, – я не знал, как нужно соболезновать людям, да и нужно ли вообще, если прошло уже столько лет. Никогда не умел правильно сочувствовать, – смерть всегда приходит неожиданно.
– У тебя кто-то умирал? – опасливо спрашивает Юля, посмотрев мне в глаза.
– Отец, – тихо отвечаю я, опустив взгляд.
Юля замолкает, словно желая выслушать всю историю целиком.
– Я тогда тоже был маленьким и не слишком сообразительным. Когда я пришел с утреннего сеанса в кинотеатре, у моего дома стояла скорая. В комнате на кровати лежал отец, не в состоянии двинуть даже пальцем. На его лице застыло выражение какого-то непонятного мне тогда страха. Мама отвела меня в другую комнату, где я и просидел до тех пор, пока его не увезли в больницу. Через неделю, благодаря хорошим знакомым, нас пропустили к нему в реанимацию. В парализованном состоянии всё, что он смог сделать – это заплакать. Заплакать и сжать мою руку. Не знаю, что было тогда в моей голове, но я прямо в палате упал в обморок. Медсестры под плач моей мамы вывели меня из палаты и привели в чувство. Всё встало на круги своя. А ещё через пару дней я проснулся от того, что в комнату в слезах вбежала мама. Бабушка, которая еще не потеряла дар речи, сквозь слёзы мне сказала, что папа умер. Я упал на подушку и зажмурился, надеясь, что это страшный сон.
У меня было ощущение, что за всю прогулку нас с Юлей ещё ничего так не сроднило, как смерть близких людей. Почти никому я не рассказывал эту историю. Тем более вот так, на бегу, прыгая через лужи и провожая домой первую встречную. Сигарета Юли всё ещё дымилась.
– Ты не против? – улыбнувшись, спросил я, показав на сигарету.
– Ты же не куришь? – хитро посмотрев на меня, сказала она, но сигарету всё же протянула.
– Ага, – я сделал затяжку и, прокашлявшись, выпустил дым.
– Переволновался?
Это была моя вторая сигарета. Первую я выкурил два года назад на спор. Третью возьму в руки, когда мне в очередной раз разобьют сердце. Четвёртую – когда жизнь офисного планктона заебёт настолько, что сигарета будет единственным спасением. Пятую – на похоронах друга, совершившего суицид.
Убивают не сигареты. Убивают люди. Убивают и разрушают всё вокруг – себя, друзей, близких, любимых девушек. Сигарета – лишь способ наказать себя, монета, подброшенная Харону, ложка дёгтя в этом котле, именуемом жизнью.