Просто чертовщина
А между тем это происшествие не прошло без последствий. Оно поселило в душе матери лёгкую тревогу. В последующую ночь спала она беспокойно, и ей всё время чудились чьи-то шаги над головой, словно кто-то невидимый осторожно ходил по чердаку. Она даже сказала об этом мужу, и он, только для того, чтоб её успокоить, полез утром на чердак и бросил взгляд, скажем честно, мимолётный и поверхностный, на стопку книг, вынесенных из комнаты. Они аккуратно лежали на том же месте, где их и оставили давеча, о чём он, посмеиваясь, и сообщил супруге.
Однако в другом доме дневные события имели совершенно иной финал. На время прохождения практики Розалия Трофимовна сняла квартиру у одной молодки, проживающей с сыном-старшеклассником. Прыщавому юноше учителя всегда казались небожителями, так как говорили они на языке, который он встречал только в книгах. Они вели себя совсем не так, как окружающие его люди – малообразованные работяги, чьи интересы не простирались дальше обычных бытовых разговоров о ценах на продукты и сравнения этих цен с их собственными зарплатами.
Поэтому всё, связанное с людьми, чей культурный уровень отличался от его собственного уровня, юнца живо интересовало. Он, ничтоже сумняшеся, начал изучать эту неизвестную жизнь единственным доступным способом – подглядыванием за жиличкой.
Вечером парень привычно прилип к замочной скважине на двери, ведущей в комнату Розалии Трофимовны. Он с замиранием сердца следил, как молодая женщина разъярённой тигрицей металась по комнате, натыкаясь на стол и стулья. Она нервно поглядывала на часы, словно ждала кого-то, бормотала что-то, иногда повышая голос, и тогда ему удавалось расслышать отдельные слова, среди которых прозвучала, вроде бы, греческая фамилия.
Он заметил, что ближе к полуночи практикантка прекратила бесцельное движение. Теперь она сосредоточенно сооружала какую-то конструкцию из нескольких зеркал, передвигала их по столу, мысленно выверяя правильность их расположения, известную только ей. Но тут парня отвлёк какой-то шум, донёсшийся со двора. С явной неохотой он вышел на крыльцо и шугнул соседскую собаку, которую отвязывали на ночь. Пёс, радуясь полученной свободе, самозабвенно изучал пространство соседского двора, недоступное ему днём.
Когда юнец снова приник к замочной скважине, он подивился перемене, отразившейся на лице молодой женщины. Теперь её лицо казалось безумным. Черты его, резкие и до этого, сейчас совсем обострились. Оно стало ещё бледнее. Безумные горящие глаза, искривлённые в исступлённом шёпоте губы…
Это производило гнетущее впечатление. Она словно ссорилась с кем-то, но комната была пуста. Приглядевшись, парень увидел, что она говорит… с зеркалом. Нет, не говорит, а требует, приказывает ему. Кричит в зеркало страшным шёпотом, повторяя достаточно громко, чтобы расслышать:
– Картина моя! Она должна быть моей! Она будет моей! Будет, говорю! – и дальше, через минуту. – Почему она?! Это я должна быть! Я, понимаешь! Почему она?.. Она даже не знает, что ей делать с этим даром!
Тут парень услышал шаги на крылечке. Он отпрянул от двери. «Мать вернулась со смены», – сообразил он и бросился в свою комнату. Не хотел попадаться ей на глаза и объяснять, почему не спит в такое время.
А между тем что-то происходило с их домом. В воздухе сгущалось ощущение тревоги. Парня охватила дрожь, которая всё нарастала и, казалось, перешла на стены дома. Он перевёл взгляд на чашку на столе и вдруг понял, что она подпрыгивает. «Землетрясение, что ли?» – изумился он.
Вдруг зловещую тишину разорвал истошный вопль. Он был явно какой-то не человеческой природы: ни мужской, ни женский, но и животным рёвом его нельзя было назвать. В нём звучала неприкрытая боль и отчаянье. Парень пулей вылетел в коридор.
Туда же прибежала его мать. Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, ринулись к двери жилички, туда, откуда донёсся звук. Дверь была заперта изнутри и ходила ходуном, словно в неё билось раненое животное с другой стороны. Парень, испугавшись, отпрянул. Рёв стих, в дверь бить перестали.
– Ломай её! – приказала мать.
Юнец повиновался и приналёг на дверь. Под напором его молодого сильного тела она затрещала и распахнулась. Из неё в коридор просочилось небольшое тёмное облачко тумана. Хозяева ворвались в комнату Розалии Трофимовны. Она была пуста. На полу валялась её шаль, словно брошенная в спешке. В комнате ужасно пахло. Это был какой-то гнилостный запах, затхлый и удушающий. Так пахнет застарелая одежда, хранимая ненадлежащим образом.
– Где же жиличка? – удивилась мать.
– Пропала, – недоумённо протянул сын.
Утром всё закрутилось. Розалия Трофимовна не появилась на работе. Из школы послали за нею. Выслушав невнятный рассказ хозяев о ночных событиях, вызвали милицию. Начались поиски. Результаты их были неутешительны. Студентка пропала, словно её никогда и не бывало на свете. Милиция всем участникам событий приказала держать язык за зубами, так, на всякий случай. Все признали, что это была странная пропажа…
Вторая пропажа была обнаружена гораздо позже. После ремонта в доме Варюхи, когда начали убирать с чердака стопку за стопкой вынесенные в своё время книги, выяснилось, что пропала картина. Все вещи были на своих местах, в аккуратном порядке. Но картины среди них не было.
И почему-то никому не пришло в голову, что между этими двумя пропажами существует самая тесная связь…
Эпилог
Где-то через полгода история исчезновения студентки была рассказана сыном хозяйки. Невзирая на запрет милиции, однажды вечером он поведал её мальчишкам у костра на берегу пруда. Говорил он громким прерывающимся шёпотом, под шуршание прибрежного камыша, чем немало поспособствовал рождению в воображении слушателей ужасающих подробностей происшествия, типа разговора практикантки с кем-то неизвестным в зеркале или зловещего прощального вопля, донёсшегося из-за запертой двери...
Ещё через неделю история эта уже ни для кого тайной не являлась.
Кстати, и исчезнувшая картина была найдена спустя более полувека. Она оказалась в списках раритетов художественного музея в соседней области. Впрочем, может быть, это была и не она, потому что увидеть её воочию успевшей постареть Варюхе не удалось.
Кроме того, стало известно, что автор полотна написал в своё время несколько похожих картин, незначительно отличающихся друг от друга, и, что ещё более существенно, дал своим произведениям одно название…
Полумисок* – небольшая миска.