В К О Л Х О З Е!
После скандальной защиты дипломного сценария, меня направляют в ГОСКИНО СССР на должность старшего редактора. По всем параметрам – член КПСС, выпускник ВГИКа и офицер запаса – я подхожу к этой должности. Более того, за меня хлопотал легендарный кинодраматург Евгений Григорьев, автор многих культовых фильмов, по-настоящему талантливый мужик и преданный товарищ.
В отделе кадров ГОСКИНО милая девушка, тщательно изучив мои документы, вдруг восклицает:
- А Малоярославец, в Калужской области?
- Да, - говорю я. – И это все знают.
С озабоченным лицом она набирает номер телефона: - Николай Николаевич,у Серафима Григорьева нет даже Подмосковной прописки. Да…Это – Калужская область.
- Министр в отпуске. Никто не вправе без него решать подобные вопросы, - разводит руками огорченный, но самодовольный Николай Николаевич. – Неужели, за пять лет вы не могли решить этот вопрос?
Действительно, «пять лет не в счет». Был шанс сделать фиктивный брак, и тогда...Но моя провинциальная жена вдруг заявляет:
- Вот вам и Шукшин, и Тарковский, Достоевский…Феллини…Пазолини и Бергман! – я от стыда не знаю, куда прятать глаза.
В родном Малоярославце меня вычислили и вызвали в райком. Предлагают должность секретаря парткома колхоза имени Крупской. Боже, стоило ли оканчивать Мурманское мореходное училище имени Ивана Месяцева?
Ходить в загранплавание?! Окончить Всесоюзный государственный институт кинематографии? Чтобы очутиться в деревнях, где я родился когда-то? А в нашей районной киносети - одни Халды без образования, но - чьи-то Жены.
- Мальчики в Афганистане идут на пулеметы! – агитирует женщина со звучным прозвищем «Электричка», так как двигалась специфически бедрами.
- А в Чернобыле гибнут от радиации! – подхватывает контуженый фронтовик с искалеченной челюстью.
Я в очередной раз «Всё понимаю». Они хотят моей жертвы, и я им доставил удовольствие – на следующий день меня представлял секретарь райкома (лучше бы он этого не делал) в колхозе, где сложил голову мой отец, и где моя мать во время войны была председателем.
Перестройка! Выбирают меня единогласно, потому что – фамилия отца, заслуженного механизатора РСФСР. Не успеваю я очухаться от кошмарных выборов, как в фойе правления ко мне подходит председатель сельсовета, и на правах личного друга моего покойного отца, отводит мощную руку в сторону с богатырским замахом и доверительно сообщает:
- Как сейчас уе.у! – и смотрит на меня голубыми глазами всеобщего любимца.
Я сразу понимаю, куда я попал.
Василия Банина давно сняли с председателей соседнего колхоза за один курьезный случай. Бык-производитель по кличке Буян выработал свой ресурс, и наступил срок отправлять его на мясо. Как повелось, быка привязали к телеге. А местного мужичонку Федю Флюгера снарядили сопроводить Буяна на бойню. Стоял душный жаркий день. И разъяренный Буян, изрядно поупиравшись, поддел рогами телегу вместе с Федей, да и примчался с пеной на губах обратно в деревню. Испуганные жители попрятались по домам. Все с детства помнили не одну историю с драматическими и даже трагическими финалами.
А в правлении колхоза раздается звонок: с райсельхозуправления интересуются, где бык, которого обещали на поставку? Он уже проходит по госотчетности, как сданный!
Делать нечего. На следующий день Буяна решили отправить в город по новой методе, которую подсказал Васе Банину местный мудрец и философ дед Дюндя. Он поучал правление, когда и где, что пахать и сеять. Отрывал какие-то древние свои и дедовские записки с приметами, а тогда это было в диковинку, и удивлял корреспондентов своими пророчествами видами на урожай.
Рацио состояло в способе транспортировки быка: Буяна привязывают к трактору Т-20, «Пухтель» в просторечии, но, внимание! Веревку пропускают, и, по шее животного, и узлом обвязывая БЫЧЬИ ЯЙЦА Буяна.
Сначала всё пошло, как по навозу. Бык смиренно двигается за трактором на малой скорости. Но где-то на 7-8 километре тракторист замечтался. И вдруг обернувшись, видит жуткую картину: туша быка волочится на веревке в пыли, по земле.
Мало того, что Василий Банин попал в скандальную хронику, так еще с него взыскали стоимость мяса быка, которого оценили по достоинству.
И по российской традиции, после снятия с должности, «личный друг» моего отца запил. Два, или три строгих выговора, я насчитал в его учетной карточки коммуниста.
- Ну, и Дураки у нас пошли! – кратко подытожил заседание бюро райкома первый секретарь Кузьма Иволгин.