В годы лихие. Потери и неудачи. Главы 1-3

Александр Махнев Москвич
     1.
     Январь  1993 года начался плохими вестями.
Парицкого ограбили. Воры забрались в дом, связали тестя, избили Анатолия, забрали товар из гаража и уехал на двух газончиках. И всё это средь белого дня. Света с матерью у дочери была в гостях, что, безусловно, и спасло. Зная её характер можно было предположить, что товар забрали бы «через труп», её труп.  Так и было бы. Парицкий, в бинтах и пластырях, увидев входящую в палату живую и здоровую супругу, рыдал от счастья.
    Но самым печальным было то, что били Парицкого, а досталось Доброву: исчез товар почти на двадцать тысяч долларов, а значит надо напрягаться, искать оборотные деньги, иначе нарушается цикличность бизнеса, а любая дыра в отлаженном деле  – серьёзная опасность. В милиции заявление приняли, но следователь сразу сказал: «Мужики, дело дохлое. Никаких следов, а значит, и искать некого». Спорить, доказывать: что машины чуть ли не весь район видел; что грабителей нарисовать может с десяток свидетелей; что спустя два дня после грабежа их товар на полках трёх магазинов появился – бесполезно. Оставалось, памятуя пословицу – «против лома нет приёма, окромя другого лома» – искать этот самый «лом». Им стал школьный товарищ Парицкого, а в те времена известный в области человек, вор в законе, по кличке  Чубатый. Когда Анатолий пришёл к Доброву поделиться соображениями по поводу привлечений к поиску воришек Чубатого, Олег нервно рассмеялся: «Видимо до скончания дней своих буду молиться на волосатых: Чуприй с бизнесом помог, а Чубатый нашу парфюмерию искать будет».   Но смех смехом, а переговорить с  авторитетом было необходимо, слухи о «братках» стали реальностью, и они это на себе почувствовали. Если не принять контрмеры, разнесут их контору по клочкам, такой уж оказался привлекательным и «ароматным» их бизнес.
     Чубатый сам заглянул в офис, попил чайку, от спиртного отказался, «побазарив за жизнь», выгнал народ и остался с Добровым.
     – Командир, кто товар взял, знаю, но извини, сражаться за него не буду, лучше охранять надо было. А то деда с Жучкой у ворот посадили – не делают так. Но скажу одно, пока я здесь, тебя больше не тронут. Спасибо Толику говори, толковый парень, в районе его уважали. И ещё, моя защита оплаты требует, так что ежемесячно,  конвертик на стол. Много не надо: бензин отбить, парням заплатить и долю за «крышу». Вот тебе циферки. Парицкого благодари. Вопросы будут, как найти, знаешь.
     Цифры на бумажке от Чубатова были немалые. Но потеря товара, а это без защиты бизнеса стало вполне возможным, перевешивало финансовые риски и трудности.
     К «крыше» Добров был морально давно готов. Об этой новой форме защиты, или грабежа бизнеса, это кому как повезёт, уже и фильмы рассказывали, а порой первые фразы новостных сводок. Это была абсолютно новая реальность экономики современного российского капитализма. Кстати  ни Маркс, ни Энгельс на эту тему и строчки не написали. Эта мысль развеселила Доброва: вот тебе и тема диссертации. Надо на кафедру заскочить, рассказать сослуживцам.
     Чубатый удивлённо вскинул брови.
     – Что смешного? Нолей мало? Добавим.
     – Нет, это я так, о своём задумался.
     – Ну, думай.
     После встречи с авторитетом, офисный люд как-то осмелел, вроде тот лекцию о бизнесе им прочёл: посыпались предложения, как трудиться, на чём ещё можно подняться и так далее. Добров сотрудникам заявил: «Толковый вы у меня народ, только фирму грабанули, а вы тут как тут, дескать, знаем, как озолотиться! Ещё раз обворуют, чувствую, миллионерами  станем».
     Через месяц после случившегося, в офисе появился отдел по реализации продуктов питания. В соседней с Харьковом Белгородской  области от фирмы начал работать  торговый представитель. И потекли продукты в Россию, а оттуда денежки, а порой, под заказ, строительные материалы: цемент, смеси, металлоконструкции и прочее. Светлана съездила в Иваново, нашла выход на дешёвый трикотаж, у местных надомниц высмотрела чудесное нижнее бельё для дам.   Взяла на пару тысяч долларов товар, а приехав домой, умножив отпускную цены на два, в три дня продала всю продукцию. Машина вновь пошла в Иваново. Так что торговля закрутилась, денежки пошли. Добров успевал только отбиваться от наездов по дорогам России и Украины, здесь уж Чубатый был бессилен что-либо сделать. Но деньги пока всё решали.
      Появилось больше людей, как и понимал Добров, проблемы полезли. Ну ладно, девочку на шестом месяце беременности взяли. При поступлении на работу та кофточкой прикрылась, за полненькую приняли. А теперь думай, как ей декретные платить и прочее. Так и воришку пригрели. Светланы подружка. Уж как та просила: «Человек хороший, грамотная, причёску умеет делать. И в косметике разбирается». То, что разбирается, быстро понятно стало: как-то вечерком лично  Добров застукал её с сумкой духов. Света неделю от Платоныча пряталась, боялась что побьёт. Добров понял, ради халявной причёски взяла Петровна товарку, и побил бы точно, но муж у неё есть, пусть сам разбирается. И у него эта баба воровала. Общие товар крала, а значит и общие деньги.
     Так что не всё просто шло. К своим звёздам шли они через тернии и препятствия.
     Но вот пришла весточка от Чуприя. Позвонил Николай и попросил Доброва подъехать к Тарасу Сергеевичу.
     – Место встречи, он сказал, вы знаете. Он будет ждать в двенадцать часов в воскресенье.
     Видимо речь шла о почте у метро. Добров знал, Тарас попусту звонить не будет. Так что вопросов Николаю он не задавал.
     Чуприй встретил на машине. Сам был за рулём.
     – Ну, что, дружище, ко мне?
     – Как скажешь.
     Через полтора часа они подъехали к дому. Это был новенький, сияющий облицовкой под декоративный камень коттедж.
     – Проходи, не стесняйся. Вот и Татьянка. Не забыл ещё, как жена моя выглядит?
     Добров был приятно удивлен. Даму, что стояла на крыльце в накинутой на плечи легкой шубейке, он не узнавал. Конечно черты лица, улыбка были  Татьяны, той Татьяны, которую он помнил по жизни в их гарнизоне. Но эта новая Татьяна, его просто сразила.
     – Танюша, ты ли это. Не узнаю. Передо мной дама из окружения английской королевы?
     Татьяна рассмеялась, обняла Олега.
     – Пойдём я тебе сейчас такое покажу…
     Сразить Доброва интерьером коттеджа, внутренним его убранством, не сложно, занимаясь  бизнесом он, весь свой быт, откладывал «на потом», недосуг было, к тому же домом командовала Маришка, а она непритязательна к быту  и, вообще, не любила излишеств. Наверно это и понятно – дети, занимаясь ими, она ни минуты не имела для размышления о загородном доме и прочих делах.
     Но дом Чуприя действительно его сразил.
     – Когда вы всё это успели?
     Тарас усмехнулся, дружески обнял его за плечи.
     – О! Это несложно. Поверь, пройдёт немного времени и ты, где-нибудь на Журавлёвском водохранилище хоромы отгрохаешь.  Ладно, надо поговорить, пойдём в кабинет. Татьяна пока стол накроет. Танечка, мы в кабинете!
Кабинет Тараса не отличался скромность в отделке и оформлении. Чувствовалось, дизайном женщина руководила. Тарас как будто читал мысли Олега.
     – Да, доверился женщине, ей главное, что бы блестело, да старины больше, а мне тесно здесь, хоть и кабинет немал по размеру. Ну да ладно, главное бар есть. По рюмочке?
     Они выпили по рюмке коньяку, Добров дольку лимона съел.
     – Олег ты знаешь, Женьку Суркова убили.
     – Как убили…
     – Да вот так, убили и всё тут. Доигрался в бизнес на своих складах. Совсем недавно это было. На улице подошли, какой-то гадостью в лицо брызнули, затащили в машину и за город. Пытали, всё лицо и руки порезаны, дыра в ноге от заточки. В итоге задушили. Так с пакетом на голове и нашли беднягу. Я его предупреждал, не лезь, не ищи больших денег, погубишь себя. Есть бизнес от фабрики, вот и трудись. Но ему, видимо, проще было списать пару цистерн топлива и налево их толкнуть. Раз прошло, два прошло, а потом ревизия, опечатали склады, а он продолжал торговать. Вот и влетел. Милиция разбиралась, но о делах его и разговора не было – военные не хотели лицо армии портить, сошлись на ограблении, а что у него брать, и кошелька при нем не было, жена говорила потом. А какой парень был.
     Не чокаясь, выпили. Доброву стало не по себе. Он мало знал Евгения, но всё же знал, а вот нет больше человека. Только и остаётся помянуть.
     Тарас продолжил.
     – Олег помнишь наш последний разговор, я тогда тебя ещё оборвал, не совсем тактично оборвал, прости. Так вот, вернусь к нему. Понимаешь я готов честно работать, но как можно, когда всюду воровство, оно уже в норму вошло. Союз развалился: всё тащить стали и чем выше по должности начальник, тем он больше тащит. Порой сами не могут, так подчинённых заставляют. Здесь такое твориться…  Кляну себя, что согласился на назначение в Киев – генералом пожелал стать. Трудился сейчас где-нибудь в средней России. Нелегко, понимаю, зато не было бы этой гнусной кормушки рядом. Жил бы как все, на зарплату. Или уволился, в бизнес пошёл, я  мужик толковый, деньги на гражданке лопатой загребал бы. А сейчас… Втянулся в грязные дела. Ты понимаешь, моими руками кое-кто греется. И остановиться нельзя – заменят, а перед этим горло перережут. Вот так-то. Что делать не знаю. Но понимаю одно, надо выбираться из этой ямы, а иначе как Женьку с пакетом на голове найдут. Ты не пойми, я не плачусь и не за советом тебя позвал. Есть у меня варианты, и не один. Хочу заграницу уехать. Паспорт сделал, в том числе и на семью, нужны только деньги.  Грядёт у нас очередная реорганизация, слухи ходят многих пометут и мои позиции шатки, могу и я загреметь. Но вот мои шефы с учётом ближайших перемен, интенсивность финансовых операций увеличили в разы,  счета на обнал уже пачками идут, некогда и реальными продажами заниматься. В этом «саквояже с деньгами» и для меня какая-то доля будет. Кстати могу и тебе что-то сбросить. Как распорядиться сам разберёшься.
     Но вот что меня тревожит. Слежку за собой чую. Кто не пойму, но я чувствую и реально вижу парней и у дома, и на работе. Пару жучков в кабинете снял. Не пойму только, кто это всё организует, то ли мои мне не верят, то ли какая команда сверху пришла. Боюсь, как бы крайним в этих финансовых афёрах не сделали. А такое вполне возможно. И вот ещё что. Не дай бог, что произойдёт, о семье позаботиться прошу. Татьяна, ты знаешь, сирота, родных и не было, мой батя болен, за всех их боюсь…
     Такой поворот в разговоре Олег не ожидал. Ехал обо всём думал: и о том, что Чуприй решил через него гонять какой-то военный товар, поучаствовать в его бизнесе планирует, но вот такой разговор.
     Пока готовились к обеду, гуляли по роскошной приусадебной территории, у него было время поразмышлять. Чем он мог помочь Тарасу? Собственно говоря, ничем. Его «кухню» он не знал. Догадывался, что занимается Чуприй некими финансовыми делами. Ну и что, финансистов в армии полно: кто стреляет, а кто и денежки считать должен – всякого люда в армии много. Успокаивать друга? Добров слабо верил в худшее. Что может произойти с высокопоставленным военным чиновником? Да ничего, ровным счётом ничего. Однако то, что Тарасу надо уходить из армии, точнее как он сам выразился «от этой гнусной кормушки», он понимал.
     Дело к вечеру. Тарас ждал. Олег видел это и знал, начало разговора на эту щекотливую тему за ним.
     И он решился.
     – Тарас Сергеевич. Уходил бы ты подобру-поздорову из своей конторы.  Выход у тебя один, пока трудится, и искать возможность уйти из этой компании. Напиши рапорт на увольнение, имитируй болезнь, по болезни уйди, найди ещё какие варианты, тебе виднее. Если надо скрыться на какое-то время, я могу помочь. Денег, тысяч сорок долларов я найду и потом могу какое-то время, если конечно бизнес не рухнет, деньгами помогать. Это я могу. Так что думай. Пожалуй, я всё сказал, поверь – это честно с моей стороны. О семье ты сам способен заботиться, никакие другие варианты лично я не приемлю.  Всё будет нормально, главное уходи.
Тарас никак не отреагировал на слова Олега. Он тоскливо на него глянул, но спохватившись, вновь надел маску добродушного хозяина и повёл гостя к столу.
     Через сутки Добров был дома.
     Дела вновь захлестнули его. Побежали деньки: парфюм, тряпки, тушёнка, макароны, лосьоны, гели – всё вперемешку. Деньги, бартер, машины, склады – и всё это каждый день, всё мелькает, мечется и не остановиться. Нельзя!   Остановишься – марш в отстойник.
     Сил хватает разве что рюмку выпить, откинуться на диване и помечтать…
     А о чём мечтать? 

      2.
     Как отбойный молоток, громко и нахально прозвенел телефонный звонок.
     «Кто там с ума сошёл? В выходной в такую рань звонить», – Добров сунув ноги в тапочки, подошёл к телефону.
     – Слушаю вас.
     В трубке послышались всхлипы.
     – Олег, Тараса убили… Его, убили, ты слышишь, Олег! Убили… Приезжай, а прошу тебя, пожалуйста приезжай скорее.
     Раздался сигнал отбоя.
     Олег тяжело опустился в кресло. В ушах эхом отзывались слова Татьяны: «Убили… убили…»
     Скрипнула дверь. В гостиную вошла Марина.
     – Кто звонил? Что случилось?
     Добров посмотрел на жену.
     – Тараса убили. Татьяна звонила.
     – Как убили?! Убили… Что же теперь будет?
     – Не знаю. Таня просит приехать.
     – Куда ты поедешь? Ты же сам сказал, его убили. А значит, начнутся разбирательства. Ты дружил с Тарасом, тебя первого и спросят.
     Олег взорвался:
     – Ты что, не понимаешь ничего? Моего товарища убили. Слышишь, убили! А ты про какие-то допросы болтаешь. Всё. Собери быстренько сумку, я сейчас звонок сделаю и на вокзал.
     Олег взял телефон и перенёс на кухню. Первый звонок сделал Парицкому. Он, не посвящал Анатолия в подробности произошедшего, просто сказал: «Надо на пару дней отъехать в Киев».
     Второй звонок Николаю:
     – День добрый, это Олег. Коля, ты?
     Добров был удивлён ответом, – «Вы ошиблись номером». Он попробовал перенабрать, но остановился. Голос был явно Николая. Выходит, тот или не может говорить, или не желает. Странно.
     Минут через пятнадцать раздался звонок.
     – Алё, слушаю.
     – Это Николай, из автомата звоню.  Пожалуйста, на домашний телефон не звоните мне, могут быть проблемы…
     Олег перебил его:
     – Слушай, что там произошло, как погиб Тарас Сергеевич, ты что-то пояснить можешь. Мне его жена позвонила, разрыдалась только и сказала, что Тараса убили.   Я выезжаю сейчас. Ты что-то можешь сказать, что произошло.
     – Пока нет. Знаю только, что он выехал в Россию и где-то по дороге к Брянску машину обстреляли. Гаишники подъехали, когда уже всё было кончено. Машина сгорела дотла, Тараса не смогли спасти, тоже сгорел. Он видимо был за рулём. Машина, точно его и сумка с документами на заднем сидении валялась. По остаткам документов и наручным часам Чуприя и опознали. Российская милиция передала тело нашим. Дело возбуждено, но сами понимаете – Россия: им незачем дела по гражданам Украины разбирать, а здесь тем более военный, и не просто военный, а высокопоставленный чиновник министерства обороны. Вот такие дела. Олег Платонович, я вас прошу не звонить мне больше, от наших разговоров только неприятности будут. Меня вчера и так уж замордовали: что да как, да почему он поехал в Брянск и прочее? А я что отвечу? Одним словом, не звоните мне. Всего доброго.
     После этого разговора ситуация для Олега не прояснилась, появилась ещё больше вопросов, да и только. В общем, решение было верным: надо ехать в Киев.
     На машине не рискнул. До Киева ехал поездом. Отоспаться не суждено было.   Мозги пухли от мыслей.
     «Неужто он, профессиональный военный мечтал о жизни, в которой нынче кувыркается. Нет, конечно. На политработу не рвался. После училища оператором машины подготовки был, а на комсомол молодёжь выдвинула. Не назначила, а именно выдвинула. Сначала в  бюро дивизиона, а уж потом и на комитет комсомола. С трудом в новую работу входил, думал, ошибся, но затянуло и уже без них, комсомолят своих, и жить не мог. На службу действительно ехал как на праздник. Знал, приеду в полк, сегодня комплексные занятия в батарее, там парни ждут. По старту носятся, у всех свои задачи, а нет-нет, да и глянут на секретаря, смотри мол, каков я, можешь по радио отметить. А уж если кто с проблемами придёт, до командира полка дойду, и обязательно помогу солдату. Потом дивизион, полк.  Помнится, с полком прощался: построили гарнизон, народу человек около четырёхсот. Смотрю на офицеров, прапорщиков, а ведь всех по именам и отчествам знаю, семьи знаю, практически всё об их жизни знаю. Сержантов по именам, и уж всех солдат точно по фамилиям знал.
     Преподавать не думал. С детства любил быть среди людей, покомандовать любил, но что бы учить курсантов экономике: и в страшном сне не могло привидеться. Но так уж случилось.
     Думал ли, что парфюмерией буду торговать? Смешно и говорить  – разумеется, нет. А ведь торгую. А что делать. Жить надо. Можно со всем мириться, во всяком случае, ещё в детстве стих Михалкова все знали:

     «…Кто трусы ребятам шьет?
     Ну, конечно, не пилот!
     Летчик водит самолеты –
     Это очень хорошо!
     Повар делает компоты –
Это тоже хорошо….»

     Так что мамы и папы всякие нужны, они всякие важны… Вот и он духи нынче продаёт. А ведь кто-то из его коллег на парковке дежурит, на «железке» подрабатывает разгрузкой вагонов, кто бомбилой трудится.
     Вот так.
     А кто, цепями золотыми обвешенный в кроссовках,  спорткостюмах, или в малиновых пиджаках рэкетом занимается: и что, тоже дело, главное мозги включать не надо, кулаки работают».
     Подумал Добров об этой бандитской нечисти и противно стало. Но что поделаешь, такие как Чубатый стали обязательным элементом разгульной действительности. Они везде, и в маленьком городе и в столицах.
«Се ля ви», как французы говорят.
     Мыслями он вновь вернулся к нынешней своей жизни.
     «Ну, хорошо, положим, продажа идёт успешно. Какие-то деньги идут. Зарплату людям отдал, налоги, бандиты, аренда, взятки и прочее. Рассчитался. Осталось ещё что-то в мошне. И куда с ней? Вложить эту денежную  кроху возможно разве что в курятник Парицкого. А если что-то построить, создать производство?  Мечтать можно, даже полезно. А где «Зин деньги»? Банковский кредит? Так кто его даст, а если даст, это кабала!
Остаётся продолжать вечный круг: купил – продал, вновь купил, вновь продал и так до упокоения.
     Ничего себе, перспективка!
     А рыпнишься вправо-влево, воровать начнёшь, или, не дай бог деньги кому задолжаешь, как с Тарасом всё произойдет. Убьют. За копейки удавят».
     Мысли тяжёлые, тяжёлые как похмелье, от которого отключаешься. Вот и он отключился. Голова на руках, сумка под ногами. В башке только ритмичный стук колёс.
     – Товарищ! Эй, товарищ. Просыпайтесь, подъезжаем.
     Да, это Киев.
     Загородный дом Чуприя выглядел тоскливо, казалось и он скорбит по хозяину.  Огромные зеркала – гордость и радость Татьяны затянуты черной тканью. Ковровые покрытия, дорожки  сняты. Стулья прикрыты серыми будничными чехлами.
     В холле люди, много людей. Кто-то сидит на стульях и креслах, кто-то маятником бродит вдоль стен. С террасы слышались голоса, тихо переговаривая, перекуривали мужчины. Татьяна, бледная, с чёрными кругами под глазами, увидев Олега, тяжело встала с кресла, подошла и, заплакав, уткнулась в его влажный плащ.
     – Нет Тараса…
     В холл спустились дети – Павел и Наталья. Олег последний раз видел их совсем маленькими, ещё тогда, в годы их службы в Прибалтике. А сейчас перед ним стояли симпатичные молодые люди: Павел копия Тарас, высокий крепкий, пожалуй, он постарше своих восемнадцати выглядел. Наташа, как и мать, хороша лицом, и фигуркой в маму, вот только глаза были как у Чуприя, тёмные, взгляд острый, проницательный. Олег обнял ребят, сказал слова, наверно нужные в этот момент – слова поддержки, соболезнования, но звучали они как-то натянуто, даже театрально.  Ему казалось всё, что происходит здесь и сейчас, чем-то нереальным: и эти люди, поглядывающие на него, незнакомые ему; и скорбные лица детей; заплаканное лицо Татьяны. Он даже слегка потряс головой пытаясь снять это наваждение. Но нет. Всё происходящее было действительностью.
     Татьяна провела Олега в кабинет Тараса. Всё здесь было так, как и в день его первого приезда в этот загородный дом.
     – Присаживайся Олег. Как доехал, как Маришка, дети.
     Это были дежурные фразы. Вряд ли Татьяну интересовали будни семьи Добровых, Олег это видел. Но говорить надо было. Надо было попытаться как-то отвлечь Татьяну от её тягостных дум и переживаний. И он рассказывал, и о Марине, и о детях, о своей работе, пытался даже шутить. Всё это время он смотрел на неё. Вот она чуть улыбнулась. Казалось, успокоилась, прикрыла глаза.   Вдруг скорбно прикусив губу, сжала ручки подлокотника кресла, будто адская боль прострелила тело.
     – Таня, что с тобой, может врача пригласить?
     – Олег, они убили его… Сожгли… Я даже попрощаться не могу с ним. Просто зароют в могилку и всё. Ты понимаешь? Я не смогу даже проститься с ним! Олежка, не бросай меня… не уходи. Здесь все чужие, я боюсь этих людей, только не бросай меня…
     Она разрыдалась. Олег присел рядом, обнял. Успокаивать  было невозможно и бесполезно. Поглаживая плечо Татьяны, молча, ждал, пока она  притихнет.
     Дверь кабинета тихонько приоткрылась. Зашёл мужчина.
     – Извините, Татьяна Ивановна. Надо ехать.
     Хоронили Тараса на загородном кладбище, минутах в тридцати от дома. Весь ритуал прощания был хорошо режиссирован. Машины, люди, оркестр, венки, цветы. Батюшка, отпевший покойника в небольшой церквушке рядом с кладбищем. Митинг у могилки, какие-то слова людей в форме, почётный караул, три залпа холостыми патронами.
     И комочки холодной землицы в могилу…
     В небольшом ресторанчике, рядом с кладбищем, Чуприя помянули. Здесь также всё организовано и быстро. Те же люди, что выступали на митинге, сказали добрые слова о покойном.
     Час, и все разъехались.
     Домой Татьяну, детей и Олега доставил микроавтобус. Татьяна сразу прошла в дом.
     – Олег Платонович, задержитесь.
     К Доброву подошёл человек в чёрном пальто. Олег видел его среди участников похорон, но знаком не был. Впрочем, незнакомы ему были все, кто провожал Тараса.
     – Вы когда уезжаете в Харьков?
     Однако! Этот человек знал, откуда Олег, вроде бы он никому не рассказывал о себе. И кто он? Памятуя последний разговор с Тарасом, и то, что Тарас был убит, Добров с опаской смотрел на всех присутствующих на похоронах.  Интерес к нему, он понимал, был явно не праздный.
     – Не знаю, возможно, завтра.
     – Меня зовут Игорь Николаевич, я веду расследование покушения на полковника Чуприя. Поскольку вы были с ним дружны, и недавно виделись, я хотел бы переговорить  с вами.
     – Пожалуйста, я к вашим услугам. Только не сегодня.
     – Завтра, часиков  в десять устроит?
     – Пожалуй, да.
     – Я подъеду к десяти. Всего доброго.

      3.
     Вечерело.
     Дома было тихо, прохладно и как-то неуютно. Татьяна, зябко укутавшись в тёплую шаль, сидела у стола. Свет не зажигали.
     – Не люблю это освещение, ощущение такое, будто ты не дома, а в торговом центре. Валентина, зажгите свечи, пожалуйста.
     Из темноты бесшумно, с подсвечником в руках вышла домработница, зажгла свечи. Принесла на стол коньяк, лимон, маслины, хлеб и колбасу.
     – Вот так Олежек… Ушёл Чуприй. А ведь мы такие планы строили, мечтали уехать заграницу, купить маленький дом, детей устроить, потом уж и внуков нянчить. А видишь, как всё случилось…
     – Татьяна ты скажи, что же все-таки произошло, я ведь толком ничего и не знаю.
     – Ты думаешь, я что-то знаю? Тарас последний год ничего не рассказывал, ничем не делился. Всё отшучивался, мол, что говорить, всё, чем я занимаюсь это военная тайна, говорить нельзя. Или так: «Много знаешь – плохо спишь». Но я чувствовала, неспокоен он. Приезжал частенько за полночь, выходных практически не было. С детьми стал груб. Ко мне как в служанке относился – принеси, подай, отстань и прочее. А мне в этих хоромах каково? Я ведь одна. Если бы не дети, с ума сошла бы. Друзей у него здесь не было, домой никого не приглашал. С соседями запретил общаться. А как мне жить? Я целый день дома одна. Жду не дождусь его. А он придёт, перекусит, выпьет виски и в кабинет. Я ему: «Как дела…», а он –  «Извини, некогда, поработать надо». Что это за работа – в ночь, да ещё под хмельком. Немного повеселел перед твоим приездом. Говорит, вот Олег приедет, всё обмозгуем и… Ещё фразу всё время произносил: «Кончать надо, со всем этим!» С чем?  Спрашиваю. Отвечает: «Не обращай внимания, это я так, в общем». Наверно имел в виду ситуацию, что в стране развивается или о службе. Это же дикость – не иметь в подчинении солдат и офицеров, и так калечить себя на этой работе. Ты уехал, вновь стал раздражителен и порой невыносим. Правда, за неделю до случившегося, вдруг об отпуске заговорил, мол, в Израиль поедем, отдохнём. Оформил загранпаспорта, билеты заказал. А потом всё это произошло.
     Татьяна замолчала.
     Олег разлил по бокалам коньяк.
     – Таня, всё же, как это произошло, он, что же, дорогу кому перешёл? Может это просто случайность, может, его с кем перепутали, тем более на территории России это было? Следователь тебе рассказывал? Куда Тарас ехал, зачем и прочее?
     – Ничего не знаю. В тот день он прибежал домой, переоделся, чмокнул в щёку и убежал. Говорит, не жди сегодня, через день буду дома.
     Вновь наступила тягостная тишина. Татьяна, и это чувствовалось, устала, выпитое расслабило, она почти спала. Переборов себя она встала.
     – Олег, тебе постелено на втором этаже, я пройду к детям. Им сейчас тоже тяжело.
     Добров  побродил по гостиной, включил телевизор. Показывали какое-то шоу. Этими шоу в последнее время частенько народ развлекать стали – всё по западным лекалам: сенсации, «грязное бельё» известных людей, прочие гадости. Чертыхнулся и выключил ящик – смотреть нечего. Присел к столу. Отхлебнул большой глоток из бокала.  Он чувствовал, тяжело Татьяне далось потеря мужа. И что самое горькое – она одна. Родственников на похоронах не было, да и не могло быть: Татьяна детдомовская, родных и не знала. Мать Тараса умерла два года назад, отец плох, лежит в больнице в Харькове. Братишка, тот самый «генерал-афганец», три года как умер от рака. В Киеве Чуприй трудился всего пару лет, за это время поменял несколько мест жительства, конечно и у детей не было друзей, и Татьяна оказалась без подруг.
     Её одиночество, был главный сейчас враг. А как помочь? У него свои заморочки: бизнес не бросить, да и Маришка косится – ритм жизни у Доброва практически такой же, как и у Тараса, одна разница, Добров без погон.
     Утром, следующего дня появился следователь. Надо было ехать у управление.  Олег оделся и вышел к машине. Час в пути, и машина остановилась. Место, куда его доставили, мало походило на управленческое ведомство, это был жилой дом – хрущевская пятиэтажка. На вопросительный взгляд Олега, Игорь Николаевич ответил: «Не волнуйтесь. Так в интересах следствия необходимо. Дело сложное, чужих глаз не надо. Здесь у нас кабинет для частных разговоров. Или вы возражаете?»
     Олег подвоха во всём этом не видел, вины в смерти Тараса на нём не было.
     – Не возражаю.
     В двушке второго этажа их ждали двое в гражданском. Но разговор по-прежнему вёл Игорь Николаевич.
     – Чай, кофе?
     – Нет, спасибо.
     – Олег Платонович, мы знаем, что вы встречались с полковником Чуприём, незадолго до его смерти. Расскажите, как всё было, о чём беседовали и как можно подробнее?
     Олег насторожился. Откуда им было знать о той встрече. Татьяна говорила, что о его приезде никто не спрашивал. Откуда тогда они знают? Но отвечать надо было.
     – Да, действительно, я приезжал к Тарасу Сергеевичу. Мы с ним знакомы давно, семьями дружили. При увольнении в запас, он мне помог определиться в дальнейшем устройстве на гражданке. Я хотел поблагодарить Тараса. У меня появилась возможность я и приехал. Отобедали, поговорили, и  я отправился домой.
     – Не рассказывал ли вам Тарас Сергеевич о желании уволиться, о каких либо коммерческих делах, о перспективах?
     – В общих чертах мы об этом говорили, но речь шла о возможном будущем, причём не завтрашнем, а далёком. Но о каком бизнесе мы могли говорить, если он в Киеве живёт, а я в Харькове. Тем более что он служит в армии. Какой же тут бизнес?
     В разговор вступил один из находившихся в комнате к моменту их прибытия человек. Он встал с кресла, подошёл вплотную к Олегу. Было видно, он здесь старший, и не по возрасту,  по поведению этого человека было понятно, он здесь старший.
     – Господин Добров, вы с Тарасом Сергеевичем о деньгах говорили? Предлагал ли он вам принять участие в обналичивании денег.
     – Странный вопрос. Насколько я знаю, Чуприй военнослужащий, а не  банкир, о каких деньгах мы могли говорить с ним?
     – Вы не спешите. Поверьте, мы многое знаем, и каждый заданный здесь вопрос, это не просто любопытство. Полковника Чуприя убили за деньги. С ним была большая сумма денег. Деньги исчезли. Вполне возможно тот, кто совершил это преступление пойдёт и дальше, он будет искать деньги у жены, у детей, а может и у вас. Подумайте, если что знаете, сообщите следствию, дело серьёзное.
     Олег, сколько следовало для приличия, молчал, затем продолжил:
     – Повторяю, я ничего не знаю ни о каких деньгах. Тарас ничего мне не рассказывал.
     – Зря вы так. Ещё раз говорю, мы многое знаем о вас. Знаем о вашем с Тарасом Сергеевичем совместном бизнесе по продаже военного имущества, техники. Мы даже знаем, что Чуприй вас заселил в квартиру министерского фонда.
     Олега как током ударило.
     – И что это? Как это понимать? Это что допрос? Это угроза?
     – Пока нет, это просто разговор. Пока просто беседа. Но это пока!
     – Я в таком тоне разговаривать, не намерен. Я всё сказал. Могу быть свободен?
     К загородному дому Чуприя Олег добирался на такси. Он был взволнован. В голове неразбериха и путаница. События прошедших суток смешались в один клубок.  С этим надо разбираться, попытаться выстроить логическую цепочку происшедшего. Итак, факты: Тарас убит, и убит из-за денег. Они знали об их разговоре тогда, в день приезда в Киев, а значит, кто-то донёс, рассказал. Но в кабинете они были тогда вдвоём. Подслушивать никто не мог. В доме и прислуги не было. Значит, разговор записывался?
     У Тараса стояла прослушивающая аппаратура?!
     И что это значит? Значит, его контролировали? А кто? Явно не правоохранители. Может его партнёры? Тарас не говорил об этом напрямую, но по его поведению было понятно, что он в некой ловушке и не знает, как выбраться. А что означает: «Вполне возможно тот, кто совершил это преступление пойдёт и дальше, он будет искать деньги…» А почему он будет искать? Он, этот вероятный преступник и взял  деньги, по логике так должно быть. Что же тогда ищут следователи? А может это и не следователи, может это те, у кого деньги пропали? Если так, то всё очень серьёзно. Видимо действительно денег нет, на месте аварии не нашли их. И если речь идёт о миллионах долларов… Это серьёзно. Надо ещё раз поговорить с Татьяной.
     Но Татьяна ничего не знала, она пребывала в состоянии прострации. На все вопросы с её стороны был односложный ответ – «да», или «нет». Дальнейшие разговоры были просто бесполезны.
     С тяжёлым сердцем уезжал Добров домой. Он не знал, чем  помочь Татьяне и понимал, все сложности для неё ещё впереди. Её в покое не оставят. Как впрочем, и его, но за себя он особо не переживал. Он знал, обвинить его не в чём.

     Продолжение следует.