Михаил Зощенко как-то написал в письме своему другу, Евгению Шварцу: « Что-то все мои враги умирают». Речь тогда шла о А.А. Жданове, И. О. Сталине, первом секретаре Ленинградского обкома А.С. Попкове и о ком-то их ярых критиков-гонителей писателя. Та же участь уничтожения постигла не только людей, ему навредивших, но и дом, в котором произошло страшное событие, трагически переломившее жизнь юного Михаила Зощенко. Дома этого давно не существует. На его месте растут деревья, а на территории после войны построен детский сад.
Адрес этого дома: улица Гулярная (теперь - Лизы Чайкиной), дом 5 кв.6. Название улицы произошло от находившегося там в 18 веке Гулярного питейного дома. Кабак давно исчез, а название прижилось.
В эту квартиру Зощенко въехали в сентябре 1907 года, после возвращения с дачи.
Произошла трагедия на 3-й день после праздника Рождества.
Шла волшебная Рождественская неделя. Рождественские каникулы, как обычно, начались 20 декабря: целых четырнадцать дней свободы от уроков и домашних заданий! Предпраздничных хлопот хватало. Из разноцветной бумаги клеили ёлочные цепи, нанизывали на нити флажки, золотили грецкие орехи, оборачивая каждый орех листочком сусального золота.
24 декабря наряжали дома рождественскую елку, украшали школьные залы и в гимназиях. А со следующего дня начались рождественские елки. Ходили в гости и принимали их у себя. На школьных елках читали стихи про Рождество, водили хороводы и пели песни. Елки для старших классов гимназий были по вечерам.
Театры, закрытые по случаю Рождественского поста, открылись 25 декабря.
В чудесную рождественскую ночь дети получили желанные подарки. В гимназиях шли Рождественские балы. Оживленно было в дни зимних каникул и на катке. С нетерпением ожидали Новогоднего парада войск.
Оставалось ещё 4 дня каникул. 31 декабря наступал Васильевский вечер, Новый год, а с ним и конец рождественских каникул.
В этой квартире тоже стояла ёлка, витал дух праздничного волшебства и ароматы выпечки. Были получены долгожданные подарки и угощения: пастила, мармелад, зефиры и другие лакомства. Впереди было ещё много чудесных событий, 4 дня каникул.
Внезапно эта приятная жизнь их семьи закончилась.
Хотя ни что не предвещало беды. Все дети в тот день были дома и занимались любимыми делами. Отец, который ушёл из мозаичной мастерской и теперь преподавал в училище, по случаю каникул был свободен от уроков. А в его кабинете стоял мольберт с незаконченной картиной "Маскарад"…
Его знаменитый сын написал об этом страшном дне так:
«Тихо отворяю дверь и вхожу в папину комнату.
<…>
Высокий, угрюмый, он стоит у окна и о чем-то думает.
Он похож на Петра Великого. Только с бородой.
Тихо я говорю:
– Папа, я возьму твой ножичек очинить карандаш.
Не оборачиваясь, отец говорит:
– Возьми.
Я подхожу к письменному столу и начинаю чинить карандаш. В углу у окна круглый столик. На нем графин с водой.
Отец наливает стакан воды. Пьет. И вдруг падает.
Он падает на пол. И падает стул, за который он задел.
От ужаса я кричу. Прибегают сестры, мать.
Увидев отца на полу, мать с криком бросается к нему. Теребит его за плечи, целует его лицо.
Я выбегаю из комнаты и ложусь на свою кровать.
Произошло что-то ужасное. Но, может быть, все кончится хорошо. Может быть, у папы – обморок.
Я снова иду в комнату отца.
Отец лежит на кровати. Мать у дверей. Рядом с ней доктор.
Мать кричит:
– Вы ошиблись, доктор!
Доктор говорит:
– В этом вопросе мы не смеем ошибаться, сударыня. Он умер.
– Почему же так сразу? Не может быть!
– Это разрыв сердца, – говорит врач. И уходит из комнаты.
Лежа на своей кровати, я плачу».
<…>
«Ах, как невыносимо смотреть на маму! Она все время плачет.
Вот она стоит у стола, на котором лежит мой отец. Она упала лицом на его лицо и плачет.
Я стою у двери и смотрю на это ужасное горе. Нет, я бы не мог так плакать.
<…>Мне хочется утешить мать, отвлечь ее. Я тихо спрашиваю ее:
– Мама, сколько лет нашему папе?
Вытирая слезы, мама говорит:
– Ах, Мишенька, он совсем молодой. Ему сорок девять».
Отец Зощенко умер он от разрыва сердца 27 декабря 1907 года. Похоронен был 30 декабря 1907 года на Смоленском кладбище Петербурга.
"Я первый раз на кладбище. Ничуть не страшно. Только очень неприятно.
Настолько неприятно, что я еле стою в церкви. Скорей бы кончилось отпевание.
…
Не знаю, смогу ли я подойти к отцу, поцеловать его. Вот уже все подходят, целуют.
Затаив дыхание, я подхожу. Чуть касаюсь губами его мертвой руки. Выбегаю из церкви.
Гроб несут на руках художники – папины товарищи. Впереди на маленькой бархатной подушке несут орден, который папа получил за свою картину «Отъезд Суворова». Эта картина на стене Суворовского музея. <…>Поют певчие. Гроб опускают в яму. Мама кричит. Яму засыпают. Все кончено».
Всё кончено было для отца. Но остались жить почти без средств его молодая жена и восемь их детей: от 2-х до 17 лет…
На время мать просто оцепенела от горя, и дети даже боялись к ней лишний раз подойти.
«После смерти отца были трудные годы. Малейшие неудачи приводили маму к слезам. А в то время причин было много», - позже напишет младшая сестра Вера.
«Сама я смутно помню это страшное для нашей семьи время. Приходили и уходили знакомые и незнакомые. Кто-то советовал переехать на другую квартиру. Помню одно чувство - острую жалость к маме. Мы боялись плакать при ней. Каково ей было остаться без средств с большой семьей».
Особой помощи ждать было не откуда. До марта они прожили в этой квартире. Потом, поселились в дешевой квартире на Константиновском проспекте Крестовского острова и, с окончанием занятий в гимназиях, переехали на дачу в Песках.
Живая энергичная натура столь внезапно овдовевшей Елены Иосифовны, постепенно вернула её к решению насущных проблем. Она писала множество прошений и посещала разные места для устройства дел своего большого семейства.
«Молодость, энергия, оптимизм, любовь к детям и жизнеспособность помогли ей победить» - писала её дочь Вера.
А Миша, любимец обоих родителей, вчерашний избалованный ребёнок вдруг стал старшим мужчиной в доме. Он резко повзрослел. Его детство закончилось.
Он уже пытался опекать мать, когда они вместе с ней оказались у своего «парадного подъезда»: долго ожидали приема в вестибюле у лестницы, ведущей в квартиру руководителя мозаичной мастерской П.П. Чистякова с прошением о назначении пенсии за отца. Помощи они не получили. Пенсия была назначена минимальная. Но и ту получили не скоро.
А гордость юного Михаила получила мощнейший удар: он почувствовал себя нищим просителем – это впечатление осталось в его душе на всю жизнь.
Друзья отца по Академии всё же приходили на помощь. Была устроена посмертная выставка его работ (с распродажей) в залах Академии.
Летом семейство Зощенко, как в прежние годы, переехало на дачу, но не на что было вернуться в город и нанять квартиру на зиму.
Мать посылала прошения(Текст оригинальный из дела М.И. Зощенко в фонде Академии РГИА:
«Умоляю, обратите внимание на моё безвыходное положение с 8-ю малолетними детьми. Я не имею средств нанять квартиру, переехать с деревни в Петербург, между тем у детей занятия начнутся с 15 августа. Вот уже 4-й месяц со дня смерти мужа моего и я до сих пор не получаю ни откуда, ни пенсии, ни пособия. Дети мои никуда ещё не приняты и все находятся при мне. Куда я не обращалась с просьбой один ответ получала: « ваш муж ни военный ни чиновник и поэтому вы не имеете право ни на пособие, ни на приём ваших детей в институт. Прошу ускорить выдачу мне пенсии, и если возможно помочь мне пособием. Неужели, если мой покойный муж был художник, я должна погибнуть с детьми. Везде, куда я обращалась с просьбами, указывали на Академию и я обращаюсь в Академию с просьбой выручить меня в трудную минуту и верю, что Академия не даст погибнуть детям художника. (Шлиссельбургский тракт. Станция Лобанова, деревня Пески)».
Весь 1908 год прошёл под знаком беды.
Молодая вдова не опустила руки. Пригодилась и её врожденная сметка и литературные таланты для написания прошений. Нашлись и люди, которые ей подсказали, как надо действовать, чтобы получить желаемую пенсию и как определить младших детей на учёбу за казенное содержание.
Пришлось ей получать множество справок: оформление опеки, подтверждение дворянства, справки о состоянии здоровья, о работе и заслугах мужа. Надо было решать и насущные финансовые проблемы.
Какое-то время они жили у своей бабушки в её маленькой квартире на 7 линии ВО. Потом сняли соседнюю квартиру
По распоряжению Великого князя Владимира Александровича, покровителя художников и президента Императорской Академии художеств, пенсию с учетом собранных Еленой Иосифовной справок о работе мужа над мозаиками в Часовне на месте кончины Наследника Цесаревича великого князе Георгия Александровича в Абас-Тумане и мозаике для музея Суворова, пересчитали, добавив 100 рублей.
Не смотря на недостаток средств, их дом был теплым и творческим. Детям в нём было хорошо.
Вера Зощенко вспоминала(здесь и далее её воспоминания цитируются по Записакам о "Юности брата" в ЦГАЛИ): «Нам дома было всегда хорошо, хоть и не было изобилия. Скорее был недостаток. Но мы, дети, принимали это как что-то неизбежное, Мама же умела создавать покой и даже радость<…> Нас не баловали. Над нами не сюсюкали. С малых лет приучали к труду. Это впоследствии очень пригодилось каждому из нас. Мы все должны были за собой убирать. Мама нам привила любовь к труду, к музыке».
И ещё:
«Дом. Тишина. Каждый занят своим делом. И всегда кто-нибудь играет на пианино. Музыку мы все любили, она вдохновляла, радовала, успокаивала и просто давала хорошее настроение. Наша мама была живой, радостный человек. Всегда мы черпали в ней поддержку и оптимизм, всё было в ней просто и легко. Неутомимая энергия била ключом.
Когда она даже днём уезжала по своим делам, у нас всегда был страх за неё. Как бы чего-нибудь не случилось, скорей бы вернулась <…> Семья наша делилась на старших и младших, И как бы мы ни играли в какие бы увлекательные игры, а время от времени, кто-нибудь из младших и скажет: - «Как долго не идёт мама..." Потом опять играем и опять кто-нибудь с тревогой спросит: "Почему мамы так долго нет?" И, наконец, тревога всех захватывала и чуть ли не в один голос высказывали желание - "посидеть тихо, тихо с поднятыми вверх руками", пока мама не вернётся <…> А бывало и так ещё - стоим у выходной двери и прислушиваемся, не идёт ли мама по лестнице<…>А какое оживление вносила своим появлением. Всё оживало».
«Средств не хватало. Время от времени что-нибудь из оставшихся отцовских картин брали на выставку в Академию художеств. Отбирали мы картины все вместе, решающий голос принадлежал Мише. Все стены нашей квартиры были увешаны этюдами и картинами отца. Множество было рисунков - очень весёлых смешных. Мама рассказывала нам, как они создавались, Жаль было расставаться с этими вещами, но продажа их поддерживала существование семьи, была существенным дополнением».
Их мать мучилась неизбежностью скорого расставания с младшими детьми, отправляемыми в закрытые заведения. Она по-прежнему посвящала им много времени и душевного тепла. Писала для них шарады для домашней постановки.
Из воспоминаний Веры: «Сколько я себя помню, у нас всегда устраивались ШАРАДЫ. Они устраивались перед праздниками, и готовились к ним за несколько недель. Эти вечера удивительно были интересны. Руководила, конечно, мама».
ТЕКСТ ДЛЯ ШАРАДЫ из дневника их матери(текст оригинальный из её дневника хранящегося в ИРЛИ):
«Разодралися все киски в тесной комнате своей
Разваляся окол миски разорались всей гурьбой
- Мало супу, мне котлетку! Киска Юля закричала.
- Не отдам свою тетрадку!Киска Вера запищала.
- Маме я скажу "тот-час-же"! Киска Тата завизжала. И тихонько, не заметно лапкой всех она толкала.
Тут, шаловливые котята Володя, Витя два родных брата
Концерту этому вторили и Боже - что они творили!
* * *
Пред ними мама тут предстала. Головой покачала. И вот, что она сказала
- Вместе тесно! - понимаю, что уж очень тут кричать,
а разъедитесь по свету - тогда будете скучать».
С Новым, 1909 жизнь потихоньку начала упорядочиваться.
С началом нового 1909 года средний сын, Владимир стал учиться в 3-й мужской гимназии с пансионом на казенном содержании.
В августе 1909 года в Малолетнее отделении СПБ Сиротском Институте Императора Николая I на бесплатное содержание была определена Вера.
В конце ноября и Тамара была назначена к приёму в этот Институт на бесплатное содержание.
Материнское сердце болело за детей, но она, как выражалась Вера, с ними «не сюсюкала», с детства обращаясь как со взрослыми. В институт своей младшей дочери она писала(текст оригинальный, ИРЛИ):
«Моя Веруша!
Не плачь и не скучай крошка. Я не могла к тебе приехать, Я очень больна, простудилась. И нет кофточки у меня.
Подумай, о чём тебе тосковать. Ты сыта, в тепле, у тебя всё есть, и главное ты будешь образованная, перед твоими глазами промелькнёт свет учения, трудись, работай , и каждый твой успех для меня будет большой наградой.
А вот ты знаешь, как я работаю, как страдаю за Вас, и захочешь мне сделать приятное, да? Посмотри, какая масса детей бегает по улицам: без пропитания, голодная, оборванная, и вот они такие же дети, как ты и другие, что же плакать за свою горькую долю? Поэтому ты всегда благодари создателя, что он тебя устроил. И когда тебе станет грустно и дом вспомнится и вспомни о таких детях, тебе сделается стыдно за свою скуку, тем более, что у тебя есть мама, которая тебя любит и никогда не оставит».
В 1909 году старшая дочь, Елена, окончила гимназию и стала главной помощницей матери.
Вера вспоминала: «наша сестра - Елена, Лёля.<…>Играла на рояле, Любила петь и впоследствии обладала хорошим контральто.
Неизгладимое впечатление осталось с первых лет: Лёлино появление в детской. Так было заведено - каждый вечер раздавался её весёлый, бодрый голос: "Дети, мыться и спать! Сейчас приду и расскажу вам интереснейшую сказку."
Это был "сигнал отбоя", приготовления ко сну. Для нас счастливое время. Чем бы мы ни занимались, мгновенно летели мыться и скорее ложились, Лёля так умела рассказывать, что мы с трепетом ждали, уже лёжа в постелях, её прихода. Она становилась спиной к белой кафельной, натопленной печке и с какой-то многообещающей улыбкой начинала рассказывать. Я не помню что, но это было всегда захватывающе интересно.
Рассказывать она была мастер! Богатая фантазия. И, как правило, никогда не было этой сказке конца. Всегда оставалась развязка на следующий вечер, И всегда на самом интересном месте.
И как мы ни просили сказать какой конец,- уходила, смеясь, поцеловав каждого».
Для дочери Юлии, окончившей Благовещенское 4-х классное училище, тоже нашлись благодетели, готовые оплатить её ученье в гимназии в 1910 году. Но она заболела пляской Свяого Витта, долго лечилась и не смогла продолжить ученье.
В 1910 г. дочь Валентина окончила гимназию.
Из воспоминаний Веры: «Второй по старшинству была Валентина. она была полная противоположность Лёле. Неутомимая любительница книг. Часто читала нам вслух . Благодаря ей мы рано ознакомились с классикой. Советовала нам - что читать. И всегда и во всём была нам полезна.
Характером она была, как и Миша - спокойная, невозмутимая, с тихим голосом. И, как Миша, любила что-то мастерить.
Позднее она хорошо рисовала и лепила. Занималась в Академии художеств».
«Когда Миша вечерами занимался с нами, "младшими", в детской - он предлагал нам написать или рассказать, кто что хотел: прочитанную книгу, какое-нибудь происшествие увиденное кино, спектакль, но так, чтобы было "раз-два". Коротко и ясно. И чем короче фраза, тем лучше.
Он уверял, что нужно добиваться ясности в одном слове. И когда кто-нибудь начинал рассказывать, мы всегда слышали: " Не размазывай...Не тяни...Ещё короче"
Говорил, чтобы мы не останавливали своё внимание на мелочах. <…> он не терпел, когда кто-нибудь рассказывал длинно, нудно...Его длинноты раздражали. Миша считал, что одно слово может подчас больше выразить, чем иная целая фраза».
Осенью 1911 года семейство переедет на Петроградскую сторону. Там Михаил, наконец, найдёт друзей, которых у него не было в родной гимназии. Затем, он встретит свою первую любовь, а потом и жену.
Но это – уже другие дома и адреса. А значит, и другие истории.
***
Ранее написанные работы по Теме "История семьи Зощенко" можно посмотреть тут:
http://www.proza.ru/2019/02/20/2039
http://www.proza.ru/2019/02/22/28
http://www.proza.ru/2019/02/25/1987
http://www.proza.ru/2019/02/27/1767
http://www.proza.ru/2019/04/05/1467
http://www.proza.ru/2019/12/30/134