Перед вылетом в Симферополь в зале ожидания аэропорта я увидела, как везли в кресле крупную обездвиженную женщину возраста 60 +. Хотя «везли» в данном случае глагол не совсем удачный. Скорее, она ехала с помощью сопровождающего, возможно мужа или коллеги-не суть. С лицом у женщины было все в полном порядке. Я не очень удивилась, когда оказалась с ней в параллельном ряду на расстоянии отделявших нас двух кресел. Она выгрузилась из коляски в полетное кресло транзитом через подлокотник. Во время этой процедуры я успела заметить торчащий под свитером жесткий корсет, поддерживающий позвоночник. Сопровождающий сел рядом. После набора высоты женщина вытащила ноут, блокнот и потребовала у окружающих наушники. Я обрадовалась, что наушники, обычно болтающиеся без дела в моей сумке, кому-то понадобились, и с готовность протянула ей спутанный клубок. Она поблагодарила и минут пять потратила на распутывание. Я смотрела, как ловкие пальцы с красивым маникюром и парой крупных колец уверенно распутывают запутанную историю, напоминавшую мне собственную жизнь. Когда она закончила, мы улыбнулись друг другу. Надев наушники, она стала работать. Сопровождающий помогал ей, время от времени зачитывая какие-то непонятные торговые названия на английском, напротив которых она ставила галочки у себя в блокноте. С лицом в этот момент у нее тоже было все в порядке. Меня очень волновал вопрос, как она пойдет в туалет. Я даже успела подумать, что-то про памперсы.. Черта с два. Проработав часа полтора, она дала понять сопровождающему мужчине, что ей нужно встать. Он подчинился. Пока она перемещала свое грузное тело в обратном порядке через подлокотник, я боковым зрением пыталась оценить степень ее бедствия, которая совершенно никак не отражалась на выражении лица. Когда она все-таки встала, опершись на два костыля и сделала два первых шага, я поняла, что нижняя половина туловища полностью парализована. Несмотря на это, женщина явно собиралась преодолеть путь к ближайшему туалету бизнес класса, почти волоча обе ноги. Как только она полностью оказалась в проходе бизнеса, я встала, чтобы закрыть за ней шторку, догадываясь сколько любопытных голов сейчас свисают в общем проходе. Я ошиблась, потому что голов свисало втрое больше от ожидаемого и, задернув шторку, я буквально лишила народ зрелища. Обратно ее привезли на каталке подоспевшие стюардессы. Ремень она пристегнула сама, лаконично щелкнув почти у носа молоденькой небесной обольстительницы, заботливо предложившей помощь. После этого она вторично надела наушники и, не поменяв выражение лица, опять углубилась в работу. Она работала, чтобы заглушить свою боль, вставала наперекор всему, чтобы доказать, что может и жила полноценной жизнью, наплевав на то, что кому-то это может причинить неудобства. После приземления женщина отстегнула ремень, протянула наушники и поблагодарила, сказав, что они ей очень помогли. Я достала ей костыли из верхнего ящика. На этом мы распрощались пожелав друг другу удачи.
Примерно через неделю в двухместный номере санатория, ко мне подселили практически здоровую женщину возраста 60-. Она театрально заламывала руки и рыдала часа два из-за невозможности посетить все процедуры, кляла врачей и донимала меня приставаниями, всячески демонстрируя свою принадлежность к слабому полу. Я к тому времени безвылазно работала, сидя в номере вместо того, чтобы наслаждаться красотой окружающего мира, как мне бы того хотелось. Ничего, кроме желания треснуть по башке эту ноющую и стонущую тетку, я не испытывала. Почуя недоброе, тетка на несколько минут заткнулась, дав мне возможность завершить третий за день иск. После этого она накинулась на меня с новой порцией энергии, требуя подробной информации о столовой. Я захлопнула ноут и сообщила, что столовая называется блок питания. Пища принимается три раза в день по полтора часа и кто не успел, тот опоздал, и что ровно в девятнадцать тридцать двери столовой блокируются на вход автоматически. Тетка, разинув рот, попятилась и села на кровать, мгновенно перестав плакать, потому что мысли о еде всегда перебивают мысли о процедурах. Я умею успокоить. Не теряя времени, я продолжила, что вечерами бывают танцы, но танцуют обычно человек пять-шесть из шестисот возможных. И что, если бы пускали инвалидов на колясках из реабилитационного корпуса, то хотя бы не пропадало пространство. Колясочники очень хотели танцевать, но им предлагалась только вечерняя прогулка. Впрочем, они были довольны и этим, с охотой выезжая в близлежащие кафе, образовывая там веселые компании. Относительно здоровые же люди не хотели ни танцевать, ни каким-либо иным образом передвигаться в пространстве. После ужина они сидели по номерам, в лучшем случае играя в карты, в худшем - рассматривая в зеркало надвигающуюся старость и размышляя о грязевых процедурах, предстоящих утром. Тетка окончательно успокоилась, почувствовав себя наконец-то счастливой.