Где Феранор ждёт смерти, а она всё не идёт, зато вместо неё приходит кто-то другой.
Голову раскалывала давящая боль, в живот будто воткнули раскалённый нож, а во рту было сухо как в Хаммадийской пустыне. Нос резала вонь прелой растительности и застарелых экскрементов. Он очнулся в почти полной темноте, тоненький лучик света проникал к нему через маленькое зарешеченное оконце под низким потолком. Неподалёку кто-то неразборчиво бормотал, капала вода.
Он пошевелился, услышал сухой треск и железный звон, понял, что лежит на охапке тростника, а руки его скованы цепями. Оружия, кольчуги, кошелька — нет. Впрочем, будь они при нём, Феранор сильно бы удивился.
Он ощупал живот, обнаружил пониже пупка свежий заживающий рубец. На затылке наткнулся на шишку и засохшую кровавую корку. Те, кто его сюда засадил, явно позаботились о его здоровье, заживив раны с помощью волшебства.
Прошло некоторое время, прежде чем глаза успели привыкнуть к мраку и он разглядел перед собой ржавые прутья решетки. За нею, во мраке, угадывалась ещё одна. Там что-то ворочалось, кряхтело и глухо покашливало.
— Ай...йя! — с трудом ворочая языком прохрипел Феранор.— Есть... кто… нибудь?! Ещё… Кто... Где... мы...
Он в общем-то и так догадывался, что в тюрьме, но желал уточнить.
Послышался звон цепей. В полумраке возникла страшная заросшая бородой одноглазая рожа. Оскалив распухшие дёсны с жёлтыми пеньками зубов, рожа что-то проговорила на незнакомом языке, шамкая и плюясь.
— Ну и урод... же... ты...— заключил Феранор.
Сосед показал ему согнутую в локте руку и скрылся во тьме, бормоча под нос и гремя цепью.
Феранор уселся, подобрал к груди ноги, упёрся в колени подбородком. В желудке забурчало, мысли в голове ворочались с трудом.
Итак, он в тюрьме. По каким-то причинам Глышак не прирезал его сразу, как собирался, а посадил сюда. Возможно, жадность возобладала над орком и он решил слупить за Феранора выкуп. Логика в этом была, ведь для всех в Атраване он по прежнему оставался командиром посольского эскорта. Вспомнив о своей должности, он вспомнил и о фальшивом указе. Схватился за грудь, обнаружил, что заветный пергамент пропал вместе с остальными вещами.
Послав Глышаку самоё чёрное проклятие, Феранор поддался слабости и медленно улёгся на шуршащий тростник.
А что если Глышаку просто не дали его добить? Что если это слуги шаха посадили обоих драчунов в подземелье, чтоб те поостыли? В Душе его зажглась тихая надежда, что всё разрешиться легко, вот-вот придет Митр и со своей особенной, слегка ироничной, улыбкой скажет, что он свободен. Тогда, наверняка, и вещи вернут.
Но тогда почему на нём цепи?
Не найдя никакого разумного объяснения он повернулся на бок и попытался уснуть. Боль в голове острым гвоздём долбила затылок. К голоду присоединилась жажда.
***
Казалось, что прошла вечность, прежде чем за решёткой замерцал жёлтый неверный свет лампы. Кто-то уверенно шёл к нему, стуча каблуками по камню. Спустя десять долгих ударов сердца он увидел два разновеликих силуэта, остановившихся перед решёткой.
Тот, который повыше, повесил лампу на торчащий из стены крюк, прошипел спутнику несколько слов и ушёл. Оставшийся поставил на пол котомку, снял с лица платок.
— Ну и темень,— сказал он, голосом Сандара и тут же сотворил маленький клубящийся светляк.— Айя. Как чувствуешь себя?
— Восхитительно! — Феранор невольно зажмурился, в соседней камере разразился бранью заросший человек.— Так… восхитительно, что… даже ка... каю радугой… Хочешь взглянуть?
Он осторожно открыл один глаз, привыкая к ярком свету, затем второй.
— Зачем ты пришёл? — спросил он холодно.
— Пришёл проведать друга. Ты не рад? — эльвенорский посол деланно развёл руками, всколыхнув полами чёрного хаммадийского балахона, накинутого поверх одежды.— Нет, не отвечай. У тебя сейчас такое выражение лица, что я прямо переношусь в прошлое. Обворожительные в своей дикости бединки, ароматы благовоний, горячие камни, мыльная вода, разъярённый ты, пытаешься меня утопить… Вернёмся домой — обязательно потребую воплотить эту сцену в скульптуре. Назову её… назову… как-нибудь назову.
— Что тебе нужно? — повторил Феранор.
— Я же сказал, ты, забыл? Тебя так сильно ударили по голове? — он сделал короткую паузу.— Понял. Ты не настроен на шутки. Местечко и впрямь не очень подходящее.
— Убирайся.
— Эй, потише. Умерь свой праведный гнев! Да, я немного обманул тебя, виноват! Но для твоего же блага. Я спасал тебя, неблагодарный.
Феранор глянул на посла. Несколько секунд казалось, что он вот-вот кратко, но ёмко скажет куда Сандару следует идти за благодарностью, но только скрежетнул зубами и отвернулся.
— Ты думаешь, я тебя предал,— вздохнул Сандар, глядя ему в спину.— У тебя есть на это полное право. Я действительно написал тот указ и сам приложил к нему отцовскую печать. Так получилось, что я случайно услышал его разговор с лордом Эрандилом касаемо тебя. Из подслушанного я понял, что против тебя готовится какая-то потрясающе крупная гадость. Мой отец упоминал Рощу Покаяния, ты знаешь, что это значит? Знаешь же.
— Знаю,— Феранор слегка повернулся, глянул искоса.— Обратят в дерево на несколько лет. Но разве я просил тебя о помощи?
— А тебя самого надо просить, если ты видишь, что твоему другу грозит беда?
— И ты решил, что мне лучше стать изгнанником, дезертиром. Решил за меня и лишил всего…
— Тебя и так бы лишили всего,— возразил Сандар.— Где ты видел, чтобы дубы были капитанами? Я сейчас про деревья, а не про умственные характеристики некоторых. Или ты отрицаешь, что ходить по земле на своих двоих лучше, чем прорастать в неё корнями?
Он помолчал, переводя дыхание.
— У меня был план. За год всё должно было проясниться. Ты обрёл бы славу, известность, что затруднило бы моему отцу исполнить задуманное. Дома всё утихнет, успокоится. Эрандил наконец-то пристроит свою дочь и ты перестанешь быть ему угрозой…
Феранор вскипел. Вскочил, оглушительно громыхнул цепью, саданул кулаком по прутьям.
— Провалиться в Бездну, тебе и Эрандилу, собачий ты сын! Ты знал, что я люблю Талиан, знал!
— Знал,— Сандар вздохнул.— Не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки, потому буду говорить так же прямо как ты. Без намёков. То, что Талиан нравилось спать с тобой, не означает, то она стала бы рожать твоих детей и называть тебя «мужем и господином».
— Что?!
— Ты же понимаешь, что она не сможет скитаться вслед за тобой по пограничным крепостям? Она не станет жить подле казармы и довольствоваться сараем, который ты называешь имением. Она не сможет оставить друзей.
— Да…
— Нет, не перебивай! Ты парень честный, провинциальный. Всегда говоришь то, что думаешь, без фальши и недосказанности, и это мне в тебе нравилось. И ты не дурак, потому в глубине Души сам понимаешь, что ты для неё чужак. Минутное увлечение. Её компания, в которую ты так стремишься — не для тебя. Это змеиный клубок, где без интриг и шагу не ступишь. Измены, насмешки, сплетни за спиной и глупые розыгрыши… ты не сумеешь перестроиться, чтобы принять всё как должное и играть по их правилам. И не сможешь заткнуть насмешникам рты, вызывая на поединок.
— Но…
— Подожди, я не закончил! Теперь, поговорим о самой Талиан…
— Нет! — рявкнул Феранор угрожающе громыхая цепями.— Замолчи! Не смей даже говорить о ней, лжец!
—…Ты же понимаешь, что она не сможет скитаться вслед за тобой по пограничным крепостям. Разве она где-то когда-нибудь говорила, что любит тебя, а? Моменты когда вы делили ложе, не считаются. В той эйфории жениться пообещаешь и не заметишь.
Феранор ударил в прутья так, что вся решётка загудела, а с потолка полились струйки песка. Мужик в соседней камере прорычал что-то одобрительное.
— Замолчи, или я убью тебя!
— Обязательно,— холодно ответил Сандар.— Как только выйдешь. Чему я хочу поспособствовать. Ты ведь хочешь выйти и открутить мне голову? По глазам вижу, что хочешь.
Феранор не ответил. Он пытался отдышаться, гася вспышку ярости.
— Так вот,— продолжал Сандар, он говорил быстро, опасаясь, что Феранор его перебьёт.— Я заплатил тюремщику мешок серебра, чтобы попасть к тебе. Он скоро вернётся, так, что времени не так много чтобы тратить его на ругань и ссору. Слушай сюда. Над тобой будет суд. Ты напал при свидетелях на шахскую стражу — за такое рубят головы, но я знаю, как оправдаться. Когда спросит — отвечай, что Глышак тебя оскорбил. Потребуют свидетелей — скажи, что предоставишь. Чаще вспоминай о Митрасире, о том, как спасал его в руинах. Кроме того, я сделал щедрое пожертвование в местном главном бетеле и сделал большой подарок уманну. Когда все выскажутся, он предложит тебе покаяние и ты согласишься! Пройдёшь ритуал очищения, выдержишь девять дней на строгом посту в храме и всё! От обязательных унизительных работ я тебя откуплю… Катмэ! Идёт тюремщик. И вот ещё что...
Сандар придвинул ногой сумку к решётке.
— Это тебе. Не знаю, как кормят в шахских тюрьмах, но сдаётся, что скверно.
***
В сумке обнаружились каравай хлеба, кусок печёного на углях мяса и фляга крепкого вина. Вину Феранор обрадовался больше всего. Он не знал, когда за ним придут для суда, но надеялся, что скрасить время ожидания ему хватит.
Сосед беспокойно возился, причмокивал губами, с видом голодной собаки смотрел ему на руки. Только не поскуливал. Феранор мысленно усмехнулся точности сравнения, заткнул флягу и перебросил её через коридор.
— Держи, образина.
Человек ловко поймал её на лету, отвернулся, довольно бурча, жадно приник к горлышку. Шумно и долго хлебал, пока не осушил флягу до дна. Довольно вытер усы.
— Толфин! — он треснул себя кулаком в грудь.
— Тол-фин…— по слогам повторил Феранор.— Тор-фин?
— Йа,— подтвердил космач.— Толфин.
— Вот и познакомились.
Капитан позволил себе усмехнуться. Гордландский пират — достойная компания эльвенорскому капитану.
***
Тоненький лучик света — единственная его связь с внешним миром, угас, погружая камеру в полную, непроницаемую тьму. Никто за ним так и не явился. Наверное судья решил отложить его дело на утро.
Он долго ворочался на сухом тростнике. Иногда он погружался в сон, быстрый, неровный, утомлявший сильнее чем полная бессонница. Ему мерещились свет факела, шаркающие шаги, звон ключей надзирателя. Несколько раз он вскакивал на ноги, потому что в темноте ему слышался весёлый голос царевича Митрасира.
Последнее было хуже всего. Подсознательно в подсознании Феранора билась надежда, что боевой товарищ, неоднократно выручавший в походе, не оставит его и на этот раз. Но почему-то всё медлит.
«Он должно быть сильно сердит на меня. Я нарушил своё обещание… но ведь мне не оставили выбора!»
«Зачем царевичу всё время спасать меня? — отвечал холодный голос рассудка.— Нянькаться как с малым дитём… Какая ему с того польза?»
«Я брошен и позабыт,— размышлял Феранор.— Где вы, друзья мои?! Агаолайт. Бальфур. Почему вы оставили меня все?! Лаккэнан был прав — я просто притягиваю неприятности!»
Во тьме замерцал огонёк. Он медленно неуверенно приближался.
«Слишком поздно для суда,— подумал Феранор, дивясь, что не слышит шагов.— Похоже, тюремщик обходит свои владения»
Незаметно исчезли все звуки, хруст подстилки, капающей воды. В камеру Феранора, прильнув к решётке, заглянуло невысокое, похожее на бледное привидение, существо. Его ослепил свет, но почти в ту же секунду источник его сместился и капитан смог увидеть лицо гостя с маленьким вздёрнутым носиком и большими оливковыми глазами.
— Проснитесь, хеир,— услышал он мягкий голос Даемары.— Нам надо поговорить.
— Я не сплю. Что…
Она прервала его, прижав палец к полным губам.
— Тише. Я не должна здесь находиться. У меня очень скверные новости.
— Суда не будет?
— Он уже состоялся. Великий Визирь вынес приговор сам, не став поручать ваше дело судье. На рассвете вас казнят.
В горле Феранора пересохло. Он с усилием сглотнул.
Даемара вздохнула.
— Визирь не скрывал, что это политическое решение. Глышак — крупный вождь. Оправдать вас — значит, не только потерять лицо, показать, что на его ас’шабаров можно безнаказанно нападать, но и нанести оскорбление всем оркам, служащим шаху.
— Глышак сам просил поединка.
— Поединка?! — кажется, волшебница удивилась.— Ах, да… вы были тяжело ранены, не знаете, что вся охрана посольства бросилась к вам на выручку. Дело дошло до мечей и чудо, что обошлось без убитых!
«Бальфур! — сообразил Феранор, чувствуя, как теплеет на сердце.— Вот же…»
Он задохнулся от ликования, не в силах подобрать ему верный эпитет.
«Сообразил! Поскакал за помощью вместо того чтоб ложиться костьми в неравной битве!»
— Эту грандиозную битву пришлось разнимать сафуадам. Хвала Солнцеликому, что они разрешили мне заняться вашими ранами, иначе вы не дожили бы и до полудня.
«А вот это было бы лучше»,— Феранор помрачнел, вспомнив где находится.
— И что теперь? Вы явились сюда среди ночи только за тем, чтобы это сказать?
Она снова вздохнула и вздох этот показался ему насквозь фальшивым.
— Сандар хотел, чтобы я вывела вас, укрыв с помощью чар. Он не оставляет попыток вас спасти. Но я не имею права помогать вам, хеир.
«Решила бросить меня,— подумал он, отстранённо.— Как не нужный хлам...»
— Понимаю. Договор с Атраваном стоит...
— Не понимаете,— холодно оборвала его Даемара.— Никакого договора не будет. Посольству предписано отбыть домой в течение месяца. Милостью шаха нам дозволено оставить представительство для выкупа попавших в рабство сородичей и не более.
«Ага,— сообразил он.— Значит, это не расчёт, а месть!»
Наверное, что-то промелькнуло в его взгляде, потому, что волшебница начала объяснять.
— Если сейчас я спасу вас с помощью чар, куда вы пойдёте? В посольстве вас не спрячешь. Как только станет известно о вашем побеге — туда придут в первую очередь, не говоря о том, что все подозрения целиком и полностью лягут на нас. Вы симпатичны мне, капитан, не скрою. Но ради вас я не стану рисковать всеми.
— Возвращаясь к вам,— продолжала она.— На корабле не уплыть — после убийства известного проповедника в заливе дежурит военный корабль, все уходящие суда проверяют. Даже если вам каким-то чудом удастся проскользнуть мимо них, что вас ждёт дома?
— Роща Покаяния,— угрюмо докончил Феранор.— Ну что же... спасибо за предупреждение! Если это всё, то оставьте меня, хейри. Я хочу провести остаток жизни наедине с Солнцеликим. Надо подумать, что я буду ему говорить при встрече…
«Не дам зарезать себя как барана. Дождусь, когда откуют и наброшусь на стражу, а там будь, что будет!»
— Не торопите встречу с Творцом,— проговорила она, словно прочитав его мысли.— Всегда есть выход. Однако бывает так, что принять его мы не готовы. Если вы хотите служить Эльвенору и далее, то вас не должно смущать ни место ни роль. Они — декорации, театральные маски. Важен лишь размер пользы, которую вы принесёте.
— Не понял…— честно признался Феранор.— Вы же сами только что сказали, что не станете рисковать всеми ради меня…
— Это не ради вас.
— А ради чего?
— Вернёмся к нашему прошлому разговору, про ослов?
***
Первый солнечный лучик пробился в камеру сквозь окошко под потолком. Феранор, усаживаясь, захрустел тростником. Прислушался, не доносится ли позвякивание ключей и шарканье надзирателя? На улице протяжно запел азан, призывая к первой молитве.
Феранор уже знал, что его обещали обезглавить на рассвете, на Базарной площади. Остаток ночи он так и не заснул. Думал о смерти, о словах Даемары, мучился от ожидания. Скорей бы уже…
Он вздрагивал, ловя каждый шорох, мучительно вслушивался в темноту. Каждую секунду казалось, что сейчас дверь откроется и войдёт надзиратель.
Рука его непроизвольно потянулась за пояс, пальцы нащупали гладкий ободок перстня — прощальный дар Даемары. Поддавшись внезапному порыву, он вынул его, осмотрел ещё раз. Отлитый из олова, но с затейливым орнаментом, в виде змея, свернувшегося вокруг отшлифованного яблочно-зелёного камня, кусающего свой хвост. Она оставила его и исчезла, быстро, внезапно, буквально растаяв во тьме.
...Гнетущую тишину разорвал человеческий гомон, топот и бряцанье. В соседней камере проснулся и замычал узник. Феранор не успевал спрятать перстень за пояс, потому просто надел на палец. Понадеялся, что в темноте охрана его не заметит.
У решётки возникло четверо бединов в дешёвых доспехах из нескольких слоев простёганной ткани, набитой хлопком. Плечами они почти полностью перегораживали коридор. Чёрные лица так сливались с окружающим мраком, что если бы не поблескивающие белки глаз, то можно было подумать, что голов у них нет. Нацелив на Феранора копья, они дождались пока прячущийся за их спинами тощий и горбатый надзиратель отомкнёт цепь от стены. Лёгкими уколами наконечников они погнали его перед собой. Феранор не сопротивлялся. Шёл, держа провисшую цепь в руках и борясь с искушением, врезать ею с разворота ближайшему стражнику. Ещё не время.
Его ослепил яркий солнечный свет. Полуслепого его затолкали в клетку. Звякнула закрывшаяся дверь, щёлкнул засов, заскрипели, проворачиваясь, оси колёс. Он понял, что едет.
Базарная площадь претерпела изменения. Её середина была освобождена от прилавков, на их месте громоздился помост с накрытым ковром креслом. Напротив него находился массивный кусок полена, расколотого пополам, со специальным углублением для подбородка. Рядом стояла большая ивовая корзина.
Не надо обладать буйной фантазией, чтобы понять её назначение.
Феранор провёл по ободку перстня большим пальцем, крепко стиснул кулак. Попытался вспомнить, что говорила ему Даемара…
Пешие ас’шабары растянулись цепью вокруг места казни, отделяя его от толпы. Мрачно и торжественно в круг вошло несколько человек. Двое молодых, в оранжевых халатах, помогли взобраться на помост третьему — высокому старику, в синем с белыми полосами халате и высокой чалме.
Судья — сообразил Феранор.
Старик с важным видом сел в кресло, остальные, сложив на животе руки, встали по краям у помоста. Последним вошёл в круг палач, высокий, сутулый, крепыш с пышными усами, переходящими в бакенбарды. Грудь его была изрядно волосата, толщина рук могла посоперничать с опорами моста, а массивное брюхо переваливало через широкий кушак. На плече он держал широкий кривой меч, способный не только с одного маха отхватить голову, но и, если понадобится, развалить осуждённого от макушки до копчика.
Судья поднял руки, требуя тишины, обратился к толпе. Феранор не понимал ни слова, но догадывался, что говорить могут только о нём. Сам в это время смотрел по сторонам.
Увидел посла верхом на лошади и по бокам двух советников — Таласпир и Толанор (капитан так и не научился их различать), в данный момент больше похожие на сторожей. Один очень интересовался чем-то под копытами своего коня, второй вообще смотрел в другую сторону. Сандар, мрачный как ночь, горбился в седле, подавлено опустив плечи. Он единственный смотрел открыто и не отводил взгляд. Его холёные руки яростно мяли поводья, конь беспокойно топтался и всхрапывал.
Волшебница тоже присутствовала здесь. На казнь она приехала в паланкине, в компании какого-то человека, в синем со звёздами халате. Он, вполне добродушно, о чём-то рассказывал, крутя в руках высокий резной посох. Она едва заметно кивала его словам, но сама неотрывно смотрела на Феранора, нервно теребя большой золотой перстень на указательном пальце.
Судья закончил речь, словами «шахиншах суфар, шахиншах риш!» Феранор понял — пора.
— Аззафэль,— прошептал он, стиснув руку с перстнем в кулак.— Аззафэль. Аззафэль…
Ничего не произошло, никто не явился. Палач грубо пихнул его в плечо, направляя к плахе.
Внутри Феранора всё сжалось, желудок провалился куда-то вниз. Вслед за ним, прощально тукнув, провалилось и сердце. В памяти раз за разом прокручивалась одна и та же сцена. Он и волшебница, протягивающая ему сквозь решётку перстень...
— В нём заключен демонический дух. Скажи ему два слова: «Оазис Миражей». Осторожно, перстень можно использовать всего один раз!
— Как его вызвать?
— Произнеси Аззафэль…
Грохот открываемой где-то далеко двери заглушил её слова. Феранор услышал шаги, звон ключей, увидел пляшущий отсвет факела. Это надзиратель решил навестить узников.
— Аззафэль. Что дальше? — спросил он, но Даемара уже растворилась во тьме.
...Что он не сделал, чего не хватает?!
А почему он уверен, что Даемара вообще с ним честна?! — вскричал малодушный голос внутри.— Успех дела ей важнее всего их посольства. И если для успеха нужна его смерть…
Мысленно взяв собственное малодушие за горло, Феранор вскинул голову, стряхнул руку палача, пошёлсам. Твёрдо, уверенно, как в трактир.
«Катмэ! Аззафль… Аззафэль...»
Колени у него дрожали, когда он становился перед плахой. Чувство надежды, позволявшее держаться всё это время, зачахло, уступая место совсем другому чувству. Чувству отчаяния.
Он крепко обхватил полено руками, чтобы скрыть дрожь. Шею обожгло холодом, когда палач примерился к нему мечом. Он стиснул зубы. Зажмурился.
«Аззафэль...» — прошептал он в последний раз, скребя дрожащим пальцем по ободку перстня...
***
— Что за шутки?! — шахский придворный волшебник вскочил, держа посох будто копьё.
Палач бросил меч и, вместе с судебными помощниками, юркнул за помост. Судья пытался заползти под кресло, путаясь в полах халата. Больше всех удивились шасхкие ас’шабары. Повернутые к казни спиной, они не понимали, почему напирающая толпа, вдруг подалась назад и с криками пустилась наутёк.
Там где всего мгновенье назад находилась плаха и Феранор — клубились, истаивая, клочья зелёного дыма. Пахло озоном и серой.
— Надеюсь, вы не обвините в этом меня, почтенный Амар Аджин? — спросила Даемара, тщательно скрывая переполняющее её довольство.— Вы были рядом. Видели, что я не пошевелила и пальцем. С моей стороны не произнесено ни одного слова, ни одного самого малюсенького заклинания!
— Клянусь Алуитом, это так! Ваш соплеменник призвал джинна! Но...
Густые брови атраванского волшебника собрались над переносицей. Он смерил эльдарку подозрительным взглядом от макушки до пяток и обратно.
— Может вы успели передать ему какую-то вещь…
— Или он сам мог найти её, когда лазил в руинах,— мягко парировала Даемара.— Что-нибудь неказистое, малоценное, на что не позарились тюремщики и стража. Готова спорить, что он сам не знал истинной природы этой вещи, иначе бы сбежал ещё в камере!
Амар Аджин задумался и, через некоторое время, признал.
— В ваших словах есть доля правды...
***
Время шло. Палач всё не рубил. Феранор рискнул приоткрыть один глаз.
— А-а-а-а-а!!!
В таких обстоятельствах любой бы заорал, увидев перед собой угольно-чёрную физиономию с крючковатым носом, свисающим до подбородка, где из-под нижней губы торчали внушительные клыки, злые глаза-угли сверлили Феранора нетерпеливым взглядом. В довершение, размером эта физиономия была с главные городские ворота.
Потом эльдар понял, что он где-то далеко от Базарной площади, палача, судьи, людей и эльдаров, сидит у существа на ладони, размером под стать лицу. Они летят в пустоте.
— Смертный червь,— вежливо поприветствовало существо.— Ты освободил меня, в награду я подарю тебе жизнь. Куда ты желаешь перенестись?
Голос у него был как горный обвал. Казалось, от грохота лопнут барабанные перепонки. Феранор открыл рот, заткнул уши. Помогло плохо.
— Оазис Миражей! — выкрикнул он, не слыша себя.
Изнуряющий жар обрушился на него внезапно, как удар орочьей палицы. Пустота исчезла. Исчез страшный Аззафэль. Перед Феранором простиралась уже знакомая картина: белый песок, сахарные головы барханов, небо, смыкающееся с горизонтом. Но в то же время ветер, шевеливший волосы на затылке, нёс водяную свежесть и прохладу.
Феранор обернулся, увидел и понял, что он на месте.