Армейская дипломатия

Вениамин Топилин
  - Тагиров, магазин пристегни! - скомандовал сержант.
Рядовой Тагиров неторопясь выполнил команду.
  - Фикса,  ты тоже!
 Краснодарец молча прищёлкнул магазин.
 Двое разнорослых солдат разошлись на придорожные вышки.
Ограждённый колючкой коридор соединяющий жилую зону с промышленной пока был пуст. Заключённые ждали очередного трудового дня. В работе что-то происходило со временем - оно каким-то удивительным образом - убыстряло свой бег. Кто понял это, тот бойко вышагивал сквозь колючий коридор к своему освобождению. 
Караул заступающий на  промзону опаздывал. Сапоги стучали по застывшему тракторному протектору, местами натыкаясь на хрустящий тонкий лёд,  неглубоких весенних луж.
При наступлении ночных заморозков апрельское тепло к вечеру прекращало трапезу. Недоеденный  грязный снег обречённо лежал на куцей бровке...

А я ведь даже и не предполагал, что  попаду в эту отдельную четвёртую роту. После сержантской учебки нас увезли обратно в ерцевский полк. Вернули туда откуда и взяли.  Прожили мы там недели две, дожидаясь нового призыва. Приветливость дедушек и старослужащих сержантов не обошла нас стороной. Было такое чувство, будто они спешно залечивали свои тайные обиды. Лечили они свои душевные раны,  нашей физической болью. Поднимали нас по ночам поочередно и отбивали об наши острые грудные клетки свои нежные руки. И чем больнее было нам, тем уверенней и мужественнее становились их лица. Радушие и внимание к нам со временем растворилось в похожести армейских будней. К нам привыкли и постепенно к нашей неописуемой радости, горячая  любовь "дедушек" остыла. В скором времени подоспел новый призыв. Нам выделили отдельное помещение. Молодёжь с каждым днём наполняла казарму. Настороженность и запуганность новичков придавала нам смелости.   Молодых поспешно одели в солдатскую форму и через два дня увезли в отдельный учебный батальон.
 
Меня удивляло насколько сильное влияние производила зона на конвойные подразделения. Тюремный жаргон въелся настолько, что стал неотъемлемой частью повседневного лексикона офицеров и сержантов. Закроешь глаза и не понять, где ты находишься. Всякую вещь красит мера. Ценно слово сказанное к месту.
У нас же во всём царил юношеский идиотизм.

Когда нас везли в Архангельск в учебку, на станции "Коноша", проходя по залу ожидания, я услышал, как нас обозвали.
  - Смотри, мыши идут - сказал кто-то, - указывая на нас.
В конвойных ротах деды молодых солдат называли мышами. Не духами, а мышами.
  - Ну, что мыши! - слышал я не раз в нашей роте.
В сержантской учебке нас так не называли никогда. Там мы стали курсантами.   

 Тёмно-зелёная  двухэтажная  казарма, тоскливо смотрела грязными окнами на футбольное поле. Если взглянуть из ленинской комнаты, то чуть левее идёт дорога, а вдоль неё возвышается трёхметровый забор жилой зоны. Картина далека от идиллической. Живописи  может привнести лишь небо да огромные тополя у магазина. Затяжная весна добавляла грязи и вписывала в пейзаж серые тоскливые нотки.  Остров Конвейер. Петровская крепость...

Помню, привели в часть молодых солдат  со стрельбища. Все устали. Хотелось есть.
Тут-то меня и огорошили новостью  поспешного отъезда. Незнакомый худощавый лейтенант  оживлённо беседовал с нашим командиром...

  - Ну, что Вован, отправляют нас - сообщил Серёга.
  - Куда?!
  - На Конвейер - в четвёртую роту.
 Собрав вещмешки и попрощавшись с товарищами мы с Серёгой отбыли в жуткую неизвестность.
Лейтенант увёз нас на остров. И снова здравствуй -  необыкновенная жизнь, полная неожиданных переворотов и приключений.  В роте царствовали: офицеры, старшие сержанты, дедушки(старослужащие), неугомонные дагестанцы, горячие кабардинцы, огненные осетины. И у всех свои изюминки, забубоны и амбиции. При таком количестве диаспор, умещающихся  на ничтожном клочке земли, весьма затруднительно маневрировать - юному и неопытному сержанту.
Обстоятельства жизни  сломают или откроют в нас талантливых дипломатов и переговорщиков. На ум пришёл министр иностранных дел Громыко, с его афоризмом: "лучше десять лет переговоров, чем один день войны".
Вот и приходилось быть этаким ловкачом.  Дождались с горем пополам ухода дедов и зажили, но, в пол силы. Пылкие горцы нет-нет да нарушали казарменную тишину. Но время берёт своё. Кавказ словно вулкан затих и из-за  белых вершин Эльбруса выплыл дембель...