- Тагиров, магазин пристегни! - скомандовал сержант.
Рядовой Тагиров неторопясь выполнил команду.
- Фикса, ты тоже!
Краснодарец молча прищёлкнул магазин.
Двое разнорослых солдат разошлись на придорожные вышки.
Ограждённый колючкой коридор соединяющий жилую зону с промышленной пока был пуст. Заключённые ждали очередного трудового дня. В работе что-то происходило со временем - оно каким-то удивительным образом - убыстряло свой бег. Кто понял это, тот бойко вышагивал сквозь колючий коридор к своему освобождению.
Караул заступающий на промзону опаздывал. Сапоги стучали по застывшему тракторному протектору, местами натыкаясь на хрустящий тонкий лёд, неглубоких весенних луж.
При наступлении ночных заморозков апрельское тепло к вечеру прекращало трапезу. Недоеденный грязный снег обречённо лежал на куцей бровке...
А я ведь даже и не предполагал, что попаду в эту отдельную четвёртую роту. После сержантской учебки нас увезли обратно в ерцевский полк. Вернули туда откуда и взяли. Прожили мы там недели две, дожидаясь нового призыва. Приветливость дедушек и старослужащих сержантов не обошла нас стороной. Было такое чувство, будто они спешно залечивали свои тайные обиды. Лечили они свои душевные раны, нашей физической болью. Поднимали нас по ночам поочередно и отбивали об наши острые грудные клетки свои нежные руки. И чем больнее было нам, тем уверенней и мужественнее становились их лица. Радушие и внимание к нам со временем растворилось в похожести армейских будней. К нам привыкли и постепенно к нашей неописуемой радости, горячая любовь "дедушек" остыла. В скором времени подоспел новый призыв. Нам выделили отдельное помещение. Молодёжь с каждым днём наполняла казарму. Настороженность и запуганность новичков придавала нам смелости. Молодых поспешно одели в солдатскую форму и через два дня увезли в отдельный учебный батальон.
Меня удивляло насколько сильное влияние производила зона на конвойные подразделения. Тюремный жаргон въелся настолько, что стал неотъемлемой частью повседневного лексикона офицеров и сержантов. Закроешь глаза и не понять, где ты находишься. Всякую вещь красит мера. Ценно слово сказанное к месту.
У нас же во всём царил юношеский идиотизм.
Когда нас везли в Архангельск в учебку, на станции "Коноша", проходя по залу ожидания, я услышал, как нас обозвали.
- Смотри, мыши идут - сказал кто-то, - указывая на нас.
В конвойных ротах деды молодых солдат называли мышами. Не духами, а мышами.
- Ну, что мыши! - слышал я не раз в нашей роте.
В сержантской учебке нас так не называли никогда. Там мы стали курсантами.
Тёмно-зелёная двухэтажная казарма, тоскливо смотрела грязными окнами на футбольное поле. Если взглянуть из ленинской комнаты, то чуть левее идёт дорога, а вдоль неё возвышается трёхметровый забор жилой зоны. Картина далека от идиллической. Живописи может привнести лишь небо да огромные тополя у магазина. Затяжная весна добавляла грязи и вписывала в пейзаж серые тоскливые нотки. Остров Конвейер. Петровская крепость...
Помню, привели в часть молодых солдат со стрельбища. Все устали. Хотелось есть.
Тут-то меня и огорошили новостью поспешного отъезда. Незнакомый худощавый лейтенант оживлённо беседовал с нашим командиром...
- Ну, что Вован, отправляют нас - сообщил Серёга.
- Куда?!
- На Конвейер - в четвёртую роту.
Собрав вещмешки и попрощавшись с товарищами мы с Серёгой отбыли в жуткую неизвестность.
Лейтенант увёз нас на остров. И снова здравствуй - необыкновенная жизнь, полная неожиданных переворотов и приключений. В роте царствовали: офицеры, старшие сержанты, дедушки(старослужащие), неугомонные дагестанцы, горячие кабардинцы, огненные осетины. И у всех свои изюминки, забубоны и амбиции. При таком количестве диаспор, умещающихся на ничтожном клочке земли, весьма затруднительно маневрировать - юному и неопытному сержанту.
Обстоятельства жизни сломают или откроют в нас талантливых дипломатов и переговорщиков. На ум пришёл министр иностранных дел Громыко, с его афоризмом: "лучше десять лет переговоров, чем один день войны".
Вот и приходилось быть этаким ловкачом. Дождались с горем пополам ухода дедов и зажили, но, в пол силы. Пылкие горцы нет-нет да нарушали казарменную тишину. Но время берёт своё. Кавказ словно вулкан затих и из-за белых вершин Эльбруса выплыл дембель...