Столкнулся с Катюшей фриц и завалились они в песок, словно пара супружеская на летней отдыхе
– Смотри, кто это там за кустами? – спросил я у ефрейтора Шкворова, сидя в дозоре.
– Кто-кто... – отозвался Шкворов. – Катюша, полковая радистка, голышом купается. Сам что ли не видишь?
– Да я не о ней! – фыркнул я. – Её я давно приметил, такую красоту трудно не разглядеть. Я о тех кустах, что возле оврага...
– А ну-ка, дай посмотреть! – оживился Шкворов, отнимая у меня бинокль.
– Да там же фрицы! – воскликнул он, приглядевшись к подозрительным кустам внимательней. – За Катюшей в бинокль подглядывают, морды бесстыжие!
– Что делать будем? – спросил я, слегка опешив.
– Живьём возьмём! – решил ефрейтор. – Язык на войне штука ценная. За него медаль дадут, а может даже отпуск домой! Тем более, что их там двое...
Подкрались мы незаметно к фрицам, пока те за Катюшей подсматривали, зашли со спины и "Хэндэ хох!" громко крикнули. Фрицы от неожиданности оружие уронили и руки вверх вытянули. Шкворов стал фрицев обыскивать, а я на прицеле держу.
У первого фрица он финку забрал – отличный охотничий нож с красивой отделкой. Шкворов на трофей засмотрелся – раньше, должно быть, таких ножей не видел. Мне тоже интересно стало, я ближе подошёл и стал разглядывать вместе с ним.
Второй фриц воспользовался нашей беспечностью, момент подгадал удобный, да как даст стрекача. Прытким оказался, на удивление. Напролом сиганул, сквозь кусты. А там как раз Катюша купается...
Я, разумеется, за ним вдогонку рванул. Обежал кусты вкруговую, выскочил на поляну и увидел, как этот фриц на Катюшу налетел с разбегу. Та только-только из воды вышла. Голая, в чём мать родила...
Столкнулся с Катюшей фриц и завалились они в песок, словно пара супружеская на летней отдыхе. Лежит немецкая морда на нашей полковой радистке и не шевелится – оторопел! То ли от счастья привалившего, то ли от смущения непомерного. Катюша ведь красавица – ого-го!
Она, красавица наша, попискивает под фрицем и кулачками его в грудь молотит – отбивается что есть сил. А тот разлёгся на ней, словно имеет право, и слазить, судя по довольной физиономии, ни в какую не собирается. Немец, он и есть немец, ни стыда ни совести за душой!
Я подошёл к ним решительным шагом, глянул сверху с негодованием, схватил бесстыдника за шиворот и сдёрнул с девушки.
– Топай, фашистская морда! – говорю со злостью и направление автоматом показываю. – Ещё раз тронешь Катюшу лапами – пристрелю! Не посмотрю, что пленный!
Фриц на ноги поднялся, весь в смущении, и потопал куда я велел. А Катюша, красивая очень, краснеет и прикрывается гимнастёркой.
– Спасибо тебе, Катюша! – сказал я ей, уходя. – Помогла нам языка добыть, не упустила!
– Красота – страшная сила! – ехидно подтрунил подошедший Шкворов, ведя под прицелом второго фрица.