Картина "Вкусно".
Художник Иванова.
*****
СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).
Часть вторая: В СЕЛЕ ЕРМАК.
11. АРБУЗЫ
Арбузы не сеют, как пшеницу или овес, а сажают пророщенными семенами, причем с подливом, примерно, один ковш на лунку, тогда они быстрее растут и созревают. Климат у нас сухой, жаркий, много солнечных дней в году, поэтому арбузы растут крупные, сочные, сахарные, к иному дотронешься ножом, он с треском лопается.
Я уже говорил о предприимчивых людях, которые в первые годы НЭПа наживались на арбузных операциях. Мы сажали арбузы только для себя. Закончив сев зерновых, отец обычно говорил:
- Теперь можно и для арбузиков полоску поднять.
Пахали под арбузы всегда целину, бывали случаи, что даже не бороновали ее, сажали прямо по перевернутому пласту. Если выдавалось сильно жаркое лето и не было дождей, приходилось хотя бы раз в лето поливать арбузы.
Когда арбузы поспевали, мы запрягали лошадь или быков и ехали на пашню. На телегу ставили высокий плетеный короб, укрепляли его веревками, брали с собой ковригу пшеничного хлеба, нож и немного соли, на случай если кто захочет есть свежие огурцы. Прихватывали с собой пару мешков, чтобы собирать в них арбузы на полосе. В первую очередь рвали меченые арбузы, из первой завязи, потом те, которые были без пометки, но крупные. Кто-нибудь из старших садился на землю у самого большого арбуза и кричал остальным:
- А ну тащите сюда хлеб и мешок, будем обедать!
Арбуз - ягода, причем самая крупная и самая сладкая.
Ах, как мы любили арбузы! Конфеты нам покупали редко, но арбузов было сколько угодно. Всю осень мы, дети, питались только арбузами. Красная сочная мякоть арбуза, отправленная в рот, сладко таяла и была удивительно вкусна. Мы насыщались до отвала, а через час снова хотелось есть. Родители заметили, что при арбузах хлеба уходит больше, чем в обычные дни.
Возвращались домой перед вечером, сидели на телеге утомленные и скучные или наоборот - шалили и озорничали. Быки непринужденно, с ленцой шагали по торной дороге, перегруженный короб под тяжестью арбузов слегка поскрипывал. Однажды выехали на бугор перед селом, прямо на излучине был виден Иртыш, влево - пристань, вправо - зеленые луга, за ними на горизонте темнела зубчатая полоска пойменных лесов. Под уклон быки веселей зашагали, телега почти сама катилась. Вдруг сестренки закричали:
- Стой, стой! Арбузы!
Я оглянулся и ничего понять не могу: в это время телега накренилась влево и я свалился на дорогу, лежу и вижу как с короба падают арбузы, один свалился и стукнул сестренку прямо по горбу. Быки остановились, но арбузы один по одному все сыпятся сверху. Глянул вперед - по дороге, удаляясь от нас, катится колесо, не могу понять, чье оно, наше или чужое, передняя ось телеги, без колеса, воткнулась в дорогу и медленно пашет. Колесо-то оказывается наше! Вот почему я свалился с телеги.
Пока я прикатил колесо и нашел чеку, сестренки собрали арбузы. Что теперь делать? Ведь мы не поднимем телегу с таким грузом. Начали разгружать арбузы на обочину дороги, но тут люди, ехавшие с пашни, помогли нам приподнять воз и водрузить на место злополучное колесо.
Уезжая на пашню убирать хлеб, родители обычно оставляли меня домовничать. На моем попечении оставалось три младших сестренки. Мать давала массу разных наказов, но главными из них были - спичками не играйте, купаться на речку не ходите, по утрам обязательно умывайтесь. Витька, ты остаешься за главного, с тебя и спрос будет.
Корову не надо было доить и отправлять в стадо по утрам. Наши угоняли скот с собой. Когда не стало быков, на коровах работали. Быками, полученными от комитета бедноты, мы попользовались только четыре года, один из них пал от сибирской язвы, другого волки зарезали в лугах глубокой осенью. На пашню забирали даже гусей и кур, сажали их в большие корзины и везли "жировать" на полосы и ток.
Сестренки не капризничали, любили играть в тихие игры - обшивать и наряжать тряпичные куклы, возить их в гости, где-нибудь в уголку построить из табуреток "хатку" и жить в ней всей кукольной семьей. Скучая по матери, иногда начинали плакать, но я старался развеять их грустные настроения. Если они ссорились и дрались, был их судьей, разнимал, уговаривал, мирил. Когда выходили из моего повиновения, без лишних слов, пользуясь правом старшинства и властью, данной родителями, применял грубую силу - давал тумаков, но это не часто бывало, а как исключение. Вечером делал постель и укладывал спать.
Пища была крестьянская - хлеб, квас, арбузы, правда иногда варил борщ или галушки, но в основном предпочитали арбузы. Родители оставляли нам три-четыре буханки пшеничного хлеба, мы расправлялись с ними за три дня, так как больше всего уходило хлеба с арбузами.
Самым лакомым нашим блюдом была арбузная тюря. В большую эмалированную чашку наливали квасу (или опары), крошили арбузную мякоть, добавляли немного малосольных огурчиков, нарезанных дольками - и хлебали ложками. Превосходная еда! Опустошали одну чашку за другой.
Приходилось мне и хлебы стряпать, никто меня этому не учил, сам видел как мать стряпала и когда пришла нужда самому этим заняться, получились хлебы не хуже, чем мать выпекала. Сперва я боялся, как бы не пригорел хлеб, для этого взял щепотку муки и бросил в печь, на чистый под, уже приготовленный для посадки булок. Мука в один момент вспыхнула огнем, подождал немного, снова бросил, снова горит, подождал, пока мука не стала гореть, тогда посадил хлеб. Все удачно получилось. Булки получились пышные, хорошо пропеченные, вкусные.
Но как узнать, что хлеб готов? Опять же вспомнил прием матери: вынув одну булку, она клала ее на ладонь, предварительно подстелив под нее чистый передник, свернутый несколько раз, чтобы не обжечь руку, делала удар по руке рядом с буханкой и если на ладони буханка подскакивала, значит хлеб был готов. Точно так же проделал и я.
Но однажды, видимо, перестарался и булка оказалась на полу, чтобы этого не случилось другой раз, я стал призывать сестренок помогать мне, я бил по руке себе, а они стояли настороже по сторонам, готовые ловить булку, если она вздумает падать на пол.
Приход пассажирского парохода - целое событие для нас. Еще издали мы видели, как он приближался к пристани. Сперва на горизонте появлялись густые черные клубы дыма, пароход так быстро мчался по течению вниз, что мы только успевали слезть с крыши и оповестить всех в доме, что идет пароход, как он уже был на подступах к пристани. Если днем это было - пароход походил на белокрылую плывущую чайку, ночью - на клубок ярких огней. Мы брались за руки (три моих сестренки и я) и дружно бежали на пристань.
К пароходу народ стекался со всего села - кто пешком шел, кто ехал на подводе. Везли и несли продавать молоко, масло, яйца, пироги, кур вареных и жареных, рыбу, сметану, арбузы, дыни, огурцы, помидоры, творог, грузди соленые, цветы. Арбузы и дыни продавались преимущественно с возов, причем не на вес, как сейчас, а поштучно, самый большой стоил копейки.
Самыми оживленными, как всегда, были первые минуты по прибытии парохода, пока пассажир не наберет и не накупит всего, что ему надо поесть и попить, потом сутолока прекращалась, наступали спокойствие и тишина, работали одни только грузчики, бегая по трапам с ношей на спине.
Мне доставляло большое удовольствие смотреть на сытых и красиво одетых пассажиров, особенно на женщин, я уже начинал понимать толк в красоте и в изяществе, и мое внимание больше всего привлекали не наряды, а лица людей, общее очертание фигуры, манера держаться, смотреть, двигаться, полнота и белизна тела, цвет волос, форма прически. Я отмечал про себя: "Вот это хорошо. Это еще лучше. Это просто чудо", - и так без конца. Фантазия уносила меня далеко в будущее; вот, думал я, когда-нибудь и я буду ездить на пароходах, так же красиво буду одеваться, как этот молодой мужчина в черном костюме, в шляпе и при галстуке; какие хорошие у него ботинки!
Однажды пассажирский пароход пришел в полдень и простоял до ночи, когда на темном небе выступили яркие звезды. Была большая погрузка. Когда начинало вечереть, пожилой капитан в белом кители со своего мостика объявил в рупор:
- Граждане ермаковцы, советую вам сейчас всем разойтись по домам, плотно поужинать, а потом приходите слушать концерт, будет выступать "Синяя блуза"!
Но никто не сдвинулся с места, наоборот, толпа на берегу стала расти с каждой минутой. На первый план выступили подростки и дети. Берег осветили прожекторами.
Концерт начался, но не так скоро, как обещал капитан. Пассажиров с палубы удалили, их место заняли артисты, они пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах. Особенно мне запомнилась "Калинка" и "Светит месяц". Под конец выступил хор и покорил своей "Как у тещи было семеро зятьёв". Народ бурно хлопал, требуя повторить.
В село наше довольно часто приезжали артисты из города, программа их выступлений была разнообразной и интересной, но играли они слабее, чем синеблузники.
Памятным для всех остался только приезд силача Ивана Мочалина, говорили, что он якобы наш бывший односельчанин, но вряд ли так было, вероятно его путали с кем-нибудь другим. Так вот, смотреть на этого силача сошлось все село. Выступал он на площади возле Народного дома и удивил всех: на его плечах гнули толстое железо, тройка лошадей проезжала через помост, положенный на его грудь, а также на его груди тяжелыми молотами разбивали мельничный жернов, потом он взял в зубы сыромятные ремни, сел на тачанку, уперся ногами в передок, на тачанку запрыгнуло еще несколько мужиков - и тройка промчалась по площади. Это было удивительное зрелище!
*****
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2019/04/12/1881