(Репортаж № 28)
«Жизнь всё время отвлекает наше внимание;
и мы даже не успеваем заметить, от чего именно».
Ф. Кафка
Австрийский писатель Франц Кафка сочинял романы, сочетавшие фантастику кошмара с буднично-протокольной манерой письма. Можно ли обнаружить какие-нибудь параллели между необыкновенным своеобразием литературного творчества и психологическими особенностями его личности?
«Болезненный ипохондрик, шизофреник, не уверенный в себе чиновник, тихий еврей из Праги, вечно больной и недовольный жизнью, становится после смерти величайшим писателем ХХ века, кумиром культуры нашего столетия. Кажущаяся неуспешность во время жизни оборачивается гиперуспешностью после смерти». (Руднев В.П., 2004).
Начнём с детства, которое накладывает неизгладимый отпечаток на абсолютное большинство людей.
Франц Кафка родился 3 июля 1883 г. в бывшем еврейском гетто Праги. Его отец — Герман Кафка был оптовым торговцем галантерейными товарами. Мать писателя — Юлия Кафка (урожденная Этл Леви) - дочь зажиточного пивовара. В период с 1889 по 1893 гг. Кафка посещал начальную школу, а потом гимназию, которую закончил в 1901 г. После окончания Пражского университета, получил степень доктора права и поступил на службу чиновником в страховом ведомстве, где и проработал на скромных должностях до выхода на пенсию (в 1922 г. по состоянию здоровья). Про наследственную психопатологическую отягощённость конкретных сведений нет, однако, известно, что отец отличался грубой деспотичностью. С этим, кстати, связан ранний разрыв с родителями и уход из семьи, из-за чего он вынужден был вести весьма скромный образ жизни, часто меняя жильё. А среди предков по материнской линии встречаем мечтателей, склонных к причудам, «есть и такие, кого эта склонность уводит в мир приключений, экзотики, озорства или отшельничества». (Брод М., 2000).
Кафка всегда был очень одинок, биографы отмечают его «закрытость», подчёркивая, что «понимания он не знал с самого детства, ибо с детских лет был как бы герметичен, закрыт. …он всегда будто окружён какой-то стеклянной стеной». (Гарин И.И, 2002). Свойственная Францу абсолютная правдивость не способствовала укреплению отношений с друзьями, поэтому ни с кем из них он не был очень близок.
Когда писатель возмужал, то оказалось, что женщины его больше пугали, чем влекли; встречам с ними он предпочитал эпистолярное общение. Ни с одной из них он так и не решился соединить свою жизнь, хотя был помолвлен с Юлией Ворыцек и (дважды!) с Фелицией Бауэр. Кафка сам переживал по этому поводу и писал: «Любовь, ты нож, которым я причиняю себе боль». Отношение Кафки к женщинам характеризуется крайней двойственностью (как и всё в его жизни), а «его восприятие секса можно обобщить в одной фразе: Коитус как кара за счастье быть вместе». (Шарп Д., 1994). Некоторые исследователи склонны видеть за этим признанием импотенцию или указание на гомосексуальную ориентацию. Что определяло у Кафки подобное отношение к женщинам? Где лежала первопричина его сексуальной несостоятельности? Возможно, это было связано с ранней детской сексуальной травмой. Возможно с деспотизмом отца. Возможно с его латентной гомосексуальностью. Возможно, с наличием сексуальной импотенции. Возможно, с особенностями мышления и его психическим заболеванием. С полной уверенностью причину назвать не представляется возможным ни нам, ни его исследователям. Однако факт остаётся фактом.
Амбивалентность, как преморбидная черта, была характерна для личности писателя. Несмотря на то, что он был вегетарианцем, трезвенником, принимал холодный душ, совершал пешие прогулки, плавал, ездил верхом и всю жизнь проявлял интерес к диете, Кафка оставался болезненным и винил в этом только себя. Противоречиями полны самые различные стороны его жизни. «Он боялся своего отца, но большую часть жизни провёл в доме родителей, хотя его профессия давала возможность жить отдельно. Он любил женщин, но в то же время считал сексуальные отношения “чем-то отвратительным и совершенно бесполезным”. Литература была смыслом его существования, но он довольствовался своей скромной должностью и писал лишь для того, чтобы выпустить на волю свои странные фантазии». (Контихош Ф.М., 2006). Приступы страха перед жизнью сменялись периодами острого интереса к самым разнообразным её проявлениям и увлечениям, но затем снова наступало замкнутое уединение.
Свои недостатки представлялись Кафке столь огромными, что чувство самоуничижения сочеталось у него с ощущением своей никчемности как писателя и с извращённым поиском несчастий. Он характеризовал себя как «человека со слишком большой тенью». Подобные идеи самоуничижения характерны для депрессивных состояний.
В своём дневнике в 1911 г. Кафка оставляет чрезвычайно характерную в психологическом отношении запись: «...меня часто охватывает грустное, но спокойное удивление собственной бесчувственностью. Я отделён ото всех вещей пустым пространством, через границы которого я даже и не стремлюсь пробиться». А в 1913 г. он подробно расшифровывает особенности своей личности: «Не только из-за внешних обстоятельств, а гораздо больше по характеру своему я человек замкнутый, молчаливый, нелюдимый, мрачный, но для себя я не считаю это несчастьем, ибо это лишь отражение моей цели... Я лишён всякой склонности к семейной жизни, в лучшем случае могу быть разве что наблюдателем». (Кафка Ф., 1991). Эти расстройства очень напоминают феномен «anaestesia psychica dolorosa» (болезненное чувство бесчувствия), который относится к аутопсихической деперсонализации (утраты осознания принадлежности себе собственного «Я» вследствие ощущения его изменения, отчуждения своих действий, эмоций). При нём отмечается ощущение утраты чувств (любви, привязанности, добра, радости, печали, удовольствия и т. п.), сопровождающееся страданием по поводу их отсутствия. Часто эти явления чаще встречаются при депрессии. Однако по высказываниям Кафки они не приносили ему особых страданий (скорее, удивление), что можно расценивать как проявления личностной расщеплённости.
Кафка всегда был необычайно худ и переход от традиционного питания на «диету Флетчера», в соответствие с которой требовалось «жевать каждый кусок сто раз», довёл его до истощения. «Поскольку привычки молодого Кафки шли вразрез с требованиями других членов семейства, ему стали накрывать отдельно, чему он был только рад. И дома, и вне дома он старался принимать пищу в одиночестве…» (Юханнисон К., 2012).
Кафка был чрезвычайно чувствителен ко всякому нарушению своего здоровья, любой физический дискомфорт был для него мучителен. Вместе с тем «лекарствам и врачам он не доверял и хотел, чтобы природа сама восстановила равновесие… Приступы страха перед жизнью сменяются периодами острого интереса к самым разнообразным её проявлениям, неожиданными увлечениями: Кафка вдруг начинает брать уроки то танцев, то верховой езды. Потом снова замыкается, уединяется». (Брод М., 2000).
По мнению некоторых биографов, один из самых великих писателей двадцатого века страдал «простой формой шизофрении». Возможно, если бы не отец, то Кафка женился бы, сделал карьеру, меньше страдал от психических расстройств и не так рано умер. Но тогда, скорее всего, он не написал бы своих знаменитых романов. Легко заметить, что Кафка как будто специально стремится (или не мог избежать) быть неуспешным. Никто не мешал ему уехать из дома отца и жить одному, никто не мог помешать ему, взрослому человеку, жениться. Однако для этого потребовались бы определенные волевые усилия и жизненная целеустремлённость, которых, видимо, ему по понятным причинам не хватало. Всякий раз он отказывается от брака без каких-либо видимых для окружающих причин. Кафка не очень высоко оценивал «своё писательство», постоянно сомневался в своих способностях, редко и неохотно печатался, а перед смертью, наступившей от туберкулёза, попросил своего душеприказчика Макса Брода сжечь все его рукописи. «Моя последняя просьба заключается в том, чтобы без прочтения было немедленно сожжены все рукописи, которые могут остаться после меня (в книжных шкафах и ящиках стола, в моей квартире и офисе, а также в других местах, все записи в записных книжках и рукописях, на отдельных листах и в письмах, как моих собственных, так и принадлежащим другим лицам, а также все законченные работы или наброски…» (Шарп Д., 1994). К счастью для нас, его единственный друг этого не сделал.
Писать Кафка начал ещё в университете. После службы, которая заканчивалась в два часа дня, он приходил домой и ложился спать. Вечером для него начинался новый «рабочий день»: он садился за письменный стол, из-за которого вставал лишь поздно ночью, а иногда и под утро. Переутомление и бессонница были естественным следствием подобного образа жизни. Художественным выражением гипертрофированной правдивости Кафки становится обстоятельность описаний, что можно заметить в любом из его произведений. Кафка любил детали и с такой любовью вникал в их суть, что наружу выступало то, чего до тех пор никто не замечал. Для его повествовательной манеры характерно точное правдоподобие эпизодов, мыслей и поведения отдельных людей, которые предстают в необычайных, часто абсурдных сочетаниях и взаимосвязях. Однако своеобразный алогизм мышления писателя, свойственный психически больным людям, нередко затрудняет восприятие его творчества.
Как истинный шизоид Франц Кафка записал в своём дневнике: «Нет нужды выходить из дому. Оставайся за своим столом и прислушивайся. Даже не прислушивайся, жди. Даже не жди, будь неподвижен и одинок. И мир откроется тебе, он не может иначе…».
Мнения исследователей относительно психиатрического диагноза писателя противоречивы. Один из первых отечественных психиатров, обративших внимание на творчество Кафки, С.Ш. Недува находил в его произведениях «отражение перенесённых психотических состояний, близких к онейроидным ». (Недува С.Ш., 1970). В настоящее время творчество Кафки в аспекте «креативного безумия» анализирует Вадим Петрович Руднев, который пишет: «Применительно к Кафке и его творчеству имеет смысл говорить о простой шизофрении, особенность которой в отсутствии продуктивной симптоматики – прежде всего, бреда и галлюцинаций – и в преобладании негативных симптомов – усталости, депрессии, ипохондрии, характерной шизофренической опустошённости». (Руднев В.П., 2005).
Проза Кафки имеет много общего не только со сновидениями, но и с психиатрическим феноменом псевдогаллюцинации. Так, слуховые псевдогаллюцинациии тихи и лишены ощущения объективности, а зрительные псевдогаллюцинации тусклы и умозрительны; лица и фигуры зачастую представляют собой лишь туманный силуэт. «Псевдогаллюцинации часто отрывочны и хаотичны, не завершены, но и романы Ф. Кафки, как правило, незакончены, словно писатель был разбужен до того, как произошла развязка». (Якушев И.Б., 1997).
И здесь мы сталкиваемся с амбивалентностью (или проявлениями схизиса): с одной стороны, любовь к деталям, с другой, «туманные силуэты». Поэтому творчество Кафки невозможно рассматривать вне его шизофренических расстройств. Сложность состоит в том, что писателя трудно отнести к какой-либо определённой форме шизофрении (гебефренической, параноидной, кататонической). Как правило (за исключением таких рассказов, как «Превращение»), в текстах Кафки нет выраженного параноидно-галлюцинаторного бредового начала. Тем не менее, мир его произведений чрезвычайно странный, это шизофренический мир. По нашему мнению, Кафка мог страдать и шизотипическим расстройством, так как у него обнаруживаются все клинические критерии этого заболевания. Вряд ли у кого вызовет сомнение влияние психического расстройства и связанных с ним нарушений мышления на его литературное творчество.
Писательство являлось смыслом его существование, но он удовлетворялся своей скромной должностью и сочинял лишь для того, чтобы выпустить на волю свои странные фантазии. Можно предположить, что литературное творчество Кафки выполняло в какой-то степени целебную для него функцию (в смысле «терапии творческим самовыражением» по М.Е. Бурно). В пользу этого мнения говорит та неохота, с которой он давал согласие на издание своих произведений при жизни, а также распоряжение уничтожить свои рукописи после смерти. Писательство для Кафки – «средство самоутверждения, средство эмансипироваться от тирании отца, вообще, наверное, единственная возможность устоять в этом враждебном мире, как-то от мира заслониться... И писательство необходимо ему прежде всего как процесс - процесс непрерывный, безостановочный, ибо, остановившись, Кафка, подобно велосипедисту, способен был упасть». (Затонский Д.В., 1991).
Общеизвестно, что Кафка страдал многими невротическими комплексами и фобиями, мучительной бессонницей, но никогда не пытался бороться с ними. Он понимал, что именно из этого «сора», прибегая к метафоре А.А. Ахматовой, «растёт» его вдохновение, и не без основания считал, что его болезненные переживания нерасторжимо связаны с творческим процессом. Подобный «терапевтический негативизм», под которым мы понимаем отказ от лечения своего душевного расстройства, отмечался и у других писателей (Гоголь, Достоевский, Гофман, Рильке). (Шувалов А.В., 2009). Страшно представить, как «деградировало» бы творчество Кафки, если бы в его время уже имелся доступ к современным методам психофармакотерапии! Бессонницу у него, безусловно бы, вылечили, фобии наверняка бы уменьшились, но вряд ли после этого писатель захотел и смог бы создать свои непревзойденные произведения.
Думается, что уточнение диагноза (шизофрения? шизотипическое расстройство? шизоидное расстройство личности?) не имеет принципиального значения. Главное – в очередной раз подтверждается известная аксиома: гений и болезнь не только «совместны»: болезнь может превратить талантливого писателя в гения.
«Жизнь всё время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно». /Ф. Кафка/.
***