На фотографии, сделанной Милой Кудиновой, Вова и Коля. Так они выглядели, когда через десять дней после описываемых событий дошли до Нью-Йорка.
Глава 18. Волны-убийцы
– Ну что, одолеем последний кусочек океана? – Теперь у нас на вахте командовал Волков, чему я от души радовалась. Предыдущий наш командир, московский Олег, был резким и трудным в общении, и даже таким опытным мореходам, как Артём и Кевин, он не оказывал уважения, что уж про остальных говорить… Олег был человеком увлечённым морем, но чрезмерно: людей не видел.
Мы попрощались с Ньюфаундлендом и уже второй день шли то в тумане, то в мороси.
– Петрович пельмени задумал, – сказал Серёга, встав рядом с рулевым, то есть со мной.
– Ничего себе, – удивилась я. – Это ж сколько надо пельменей, чтоб сорок человек накормить…
– Народ воодушевился, готов лепить... Человек пятнадцать добровольцев есть. Петрович просил и тебя вниз отпустить, в помощь… Он мясо рубит, тебя хочет на тесто взять… – Серёга замолчал и, не отрываясь, смотрел влево.
– Ты чего, Серёга?
Волков сорвался с места, побежал в рубку. Через минуту, что-то проверив, вернулся совершенно озадаченный:
– Давай мне руль. А сама смотри сорок пять градусов левого борта.
Я посмотрела: море как море. Что смотреть-то?
– Ты мне хоть намекни, Волков!
Он был очень серьёзен, и я напряглась.
– Я вижу землю, Серёжа.
– Вот и я вижу. А никакой земли тут в помине быть не должно. Опиши подробно, что ты видишь.
– Будто остров, а на острове две горы, левая выше. А правая пологая и длинная. Теперь даже тени на горах вижу. Синие тени.
– Вот-вот, – сказал Волков. – Сгоняй за биноклем. Смотри и докладывай. А то я сам себе не верю.
Теперь даже в тумане была хорошо видна земля. Объёмно.
– Позови Артёма, Лена. Я проверил, мы на курсе. Что за ерунда?..
– Волков, подожди. На глазах тает. Бледнеет! Сам смотри.
Серёга взял биноколь.
– Обманули дурака на четыре кулака… Нет земли. – Волков выдохнул с облегчением через минуту. – Поздравляю, Ленка, тебе повезло увидеть мираж.
***
Из дневника Юрия Роста:
«23 августа. Андрей втянул в деланье пельменей всех свободных. Катали просто на столах. К девяти вечера сварили. Застелили белые скатерти – праздник! Наелись от пуза.
24 августа. Ветер усилился, а к ночи стал штормовым. На вахте Сергея убрали грот и поставили трисель. Ребята научились работать, поставили за сорок минут.
По чёрному звёздному небу – тёмные тучи, и луна светит, и гребни белые светятся…
Освободившись от вахты, пошёл в мокрую каюту, на дверях написано: «Добро пожаловать в болото». Часть вещей перенёс к Миле Кудиновой в каюту, поскольку у нас всё плесневеет и гниёт.
Очень болит ребро. Доктор говорит, что это межрёберная невралгия (?!): «Я тут мазь нашёл. Обезболивающую. Хорошая вещь. Втирай». Ушёл, гордый. Я прочёл на тюбике: для смазывания катетера. Маша умерла от смеха.
25 августа. Мы в районе острова Сейбл. На море – дико, хоть и солнце яркое, и белые размётанные облака, и ветер срывает пену с тёмно-синих волн... Красиво. Всё в пыли солёной воды. Брызги рождают радугу. Te Vega взлетает и зарывается…»
Te Vega взлетала и зарывалась, и такой качки ещё не было. Восьмиметровая волна шла в корму, и на руле было ощущение, будто стоя несёшься вниз с американских горок...
Артём – на штурвале. Я высунула голову наружу, решила посмотреть, что там за чертовщина. На камбузе, где я вахтила, мотало так, что и шагу не сделать. «Иди назад, вниз! – крикнул Артём. – Нельзя без страховки высовываться!»
Успела спуститься и дойти до камбуза. Нужно что-то нарезать, нужно сетки резиновые на столы положить, тарелки расставлять. Взяла нож…
Волна с невероятной силой ударила в правый борт. Все уже привыкли, что качка килевая, а она ударила в борт. Меня подбросило и вынесло из камбуза в кают-компанию спиной вперёд, в руке – нож. Я несколько раз ударилась, в том числе и головой, и приземлилась, наткнувшись на угол стола. Подняла глаза и увидела Вову, прижатого нечеловеческой силой к стене левого борта. Потемнело...
Надо мной стояли капитан Грэг и Эдик. Грэг еле расцепил мои пальцы, доставая нож.
– Смотри на меня, – сказал Грэг. – Следи за моей рукой. – Он отвёл руку влево, потом вправо. – Есть тошнота?
– По-моему, нет. – Я шевельнулась. – Ногу не чувствую.
Эдик пытался пошутить, развеселить испуганных людей, но вступил Вова, и Эдик притих.
– Живая, уже хорошо, – сказал Вова, поднимая меня. – Уйди, Эдик. Кульбиты с ножом. Рехнуться можно. Не волнуйся, Грэг, я справлюсь.
Судя по всему, был защемлён седалищный нерв, и Вове пришлось долго тащить меня до каюты и поднимать на верхнюю полку. Я почему-то наотрез и в грубой форме отказалась ложиться на Иркину нижнюю. Видно, всё-таки повредила голову.
– Сейчас принесу таблетки, что-то мне не нравится, как тебя трясёт…
Через минуту в каюте был Артём – мокрый и тоже в потряхивании: «Лена, прости… Это, наверное, я виноват…»
Я выразительно покрутила пальцем у виска, и мы нервно засмеялись. «Ты не представляешь, что там было… – сказал Артём, чуть успокоившись. – Меня с головой накрыло. Мила Кудинова в рубке была, тоже влетела в стену. Сама не повредилась, но одну из своих камер разбила. Самую дорогую. Плачет сидит… Такие волны, Лена, называют убийцами, ага… Они вразрез бьют, никто их не ожидает…»
Любое движение давало пронзительную электрическую боль.
– Иди, Вова, всё нормально уже… – соврала я, проглотив таблетки. – А как, интересно, я сползу в туалет?..
– Потому что упрямая, идрит-ангидрит! Кой чёрт тебе нужно было на верхнюю полку? Нет в народе понятия… Сейчас быстро поем, и вернусь. Без меня не предпринимай ничего, знаю я тебя…
Как-то устроилась, чтобы удобно было, согрелась и успокоилась. «Интересно, – думала, – а мне принесут поесть?»
Второй удар в правый борт был нанесён с не меньшей силой, и всё содрогнулось.
Через мгновение я услышала страшный крик. Господи, что там?!. Кто-нибудь!
Ирка распахнула дверь: «Лена, беда…» Вся в слезах.
– Кто? – спросила я.
– Коля…
***
Выставленный на стол кипяток в двухлитровом высоком металлическом чайнике опрокинулся при ударе волны. Невозможно объяснить, невозможно представить, зачем было его выставлять, когда уже один раз волна ударяла… Не знаю, как пережила бедная Сьюзи то, что случилось. Страшно понимать, что ты это своими руками наделала…
Обязательная Сьюзи точно помнила, что нужно пить чай после обеда. Такой порядок. Поэтому и выставила. Нет смысла ни обсуждать, ни осуждать. Думаю, она наказана самою собой.
Коля, Эдик и одна женщина – московская Лена Р. из Вовиной вахты – сидели за столом спиной к левому борту. Когда Коля увидел, что вода переворачивается, он выставил руки вперёд, и крутой, только с огня кипяток обварил и руки, и живот, и пах. Два литра кипятка.
Доктор Эдик и Лена Р. тоже пострадали – Эдику плеснуло на верхнюю часть бедра, Лене – на ногу. Но на Колю вылилось почти всё.
Прижатые к стене, они не имели возможности быстро встать и выбежать, – за столами сидели люди, прохода не было. Коля, вскочив, рванул кожаный ремень и порвал его. «Я услышал крик, и только позже понял, что это я кричу…» – рассказывал потом…
Все, опомнившись, освободили проход, и Коля сам прошёл в каюту. В каюте он всё с себя снял и забрался на свою верхнюю полку. И стал серым: болевой шок догнал его.
В это время происходило следующее. Эдик отправился в свою каюту исследовать собственный ожог. Вова, забежав к Коле и увидев, что тот серый, матерясь, потребовал от Эдика скорой помощи и не дождался её. Всё происходило очень быстро, я дольше пишу. Вова выяснил, что никаких специальных медицинских пакетов на такой случай не заготовлено. Озверев уже не в первый раз, Вова рявкнул страшно, и Эдик, испугавшись, нашёл морфин, заправленный в разовые шприцы. От дальнейших действий самоустранился.
Вова уколол, и Коля заснул на несколько часов. Ожог был драматичный.
Дальше начался кошмар. Бедная Мэри участвовала в переговорах Вовы, Эла и Грэга, стараясь переводить так, чтобы люди оставались людьми даже в такой ситуации. Вова не выбирал выражений, узнав, что Эл и Грэг собираются применять только холодную воду, как их учили. Грэг стоял в дверях Колиной каюты, не впуская никого. Вова рычал, сопротивлялся – его ведь тоже учили... Рост был рядом, спасибо ему. Пока Коля спал, Вова, наплевав на все политесы, отстоял право лечить, основательно подорвав отношения с Элом и Грэгом. Бедная Мэри… Мы много говорили потом. Она тогда проявила себя как настоящий миротворец.
В аптечке Вова обнаружил противоожоговую серебряную мазь. Через несколько часов, когда Коля проснулся, его опустили на нижнюю полку. Петрович уже сшил полог, позволяющий укрыть его, не касаясь обожжённого тела. Начали мазать мазью с серебром.
– Николай, – сказал Грэг, – мы можем вызвать вертолёт из Канады.
– Не надо, – ответил Коля. – Я верю Володе, он всё сделает.
Грэг связался с Галифаксом, с ожоговой клиникой. «Мазь с серебром – отлично, – сказала клиника. – Хорошо, что вы в океане, маленькая вероятность инфекции…»
Забегая вперёд. Грэг и Вова поговорили по душам в 1991 году, когда мы участвовали в Чесапикском ралли и после плавания встретились дома у Дэна Айнбендера. Разговор был хороший, оба признали свои ошибки и обнялись. Эл, о котором речь впереди, мудрейший и достойнейший человек на планете, конечно же, умудрился ещё на лодке всё сгладить и уладить.
Продолжение http://www.proza.ru/2019/04/12/1268