Глухарь
Собаки распластались подальше от костра, повизгивая во сне, подрагивают лапами. Расслабились охотнички, посматривают на «трофеи», подвешенные на берёзовом сучке. Усталость придёт позже…
Я не охотник, хотя не прочь, при случае, выпить «чайку», отведать варева из котелка, подвешенного над костром и, лёжа на еловых лапах, послушать байки охотников бывалых.
… Плетусь за братом, загребая валенками снег, а брат идёт сторожко, осматривает каждую сосновую вершинку.
Всё произошло неожиданно: едва слышный «чпок» – и выпрыгнувший из лапчатой зелени серый комочек планирует на соседнюю сосну.
– Летяга… Пусть живёт, – сказал брат, перехватив винтовку в другую руку.
Как вы уже поняли, дело было зимой. Точно не могу сказать: то ли в начале, то ли в конце. Не морозно, да и снегу немного. Сосны, словно пасхальные свечи, на солнышке горят. Мало их осталось – вот и прячутся в глухих распадках от глаз людских. Только никто на них уже не посягает, разве что белки да сойки.
Не заметили, как поднялись на сопку. Снежное безмолвие открылось перед нами: широкий распадок мощью своёй раздвинул гряды сопок, готовых сойтись в жестокой схватке, и вот теперь, умиротворённые, усталые, лежат они, укрывшись шубами из снега.
По безлесной, почти бесснежной вершине сопки идти одно удовольствие. Ни белки, ни куропаток. Брат изредка бросает в мою сторону недовольные взгляды, явно говорящие: «Дёрнуло же меня взять тебя с собой!» Я же усердно, рассматриваю окрестности, высматривая «дичь». А то, что он раз или два обернулся, так это для того, чтобы лишний раз удостовериться, что я не сон, не наваждение.
Зимний день – короткий день. О том, сколько прошли, сказать могли лишь мои ноги, с трудом преодолевающие очередной подъём на сопку. Я уж приустал изрядно. Остановился, чтоб передохнуть, а брат идёт как лось по бездорожью. Да ладно. Немного отдохну и догоню. Догнал…
До трассы топать и топать, да и там, когда ещё машина подберёт, а у меня из валенка большой палец торчит. Когда успел дырку сделать, шельмец? Не мог немного подождать. Вот тут-то я и вспомнил якутов: у них всегда с собой запас сухой осоки. Промокли торбаса – выкинул «стельку», сунул сухой пучок и дальше побежал. Ну а мне пришлось сунуть в валенок носовой платок.
Неожиданно брат остановился и машет мне рукой: «Стой там, где идёшь». Я сделал вид, что не понял. Подхожу, а он лежит на снегу, и винтовка на изготовку. Вот тогда и я плюхнулся рядом с ним. Впереди глубокий, но не так чтобы широкий распадок. Что брат там увидел?
– Глухарь, – донёсся до меня шёпот брата.
– Где?
– На той стороне.
Всмотрелся. Точно. Что-то чёрнеет там на снегу. Может, коряга выглядывает из- под снега?
– Какая коряга? – сердится брат. – Говорю тебе - глухарь.
– Дай я стрельну. Это же почти рядом. Сам не стреляет и мне не даёт.
Как уговорил, до сих пор не пойму.
Стрельнул.
Если никто после нас этого глухаря не «приветил», то, думаю, по весне он с удовольствием спел своей избраннице -глухарке арию любви.
Встреча с прошлым
Как любящая женщина себя всю, без остатка, мужчине отдаёт,
так Уссури сливается с Амуром.
Смотреть на Амур нужно с амурской лестницы, когда город ещё досматривает сны, когда влюблённые парочки бредут по тенистой аллее, а робкий луч солнца скользит по небосводу. Там, внизу, где испокон веков течёт река, всё преображается на ваших глазах. Могучая река волною набежит и вдруг замрёт, оставив тёмную полоску на песке.
Как жаждал встретиться я с вами, Амур, Хабаровск, Уссури.
…Который день хожу по городу, по его улицам и площадям и на Утёсе постоял, любуясь Храмом, воздвигнутым потомками Хабарова на берегу Амура. Песчаный пляж, где мы купались, загорали, в бетон закован, замурован. Красиво, чисто, но … пропало единение с природой. Пропал песочек, обжигающий ступню, пропал восторг от набегающей волны. Пропало … детство. Глаза невольно ищут среди «Ракет» и белоснежных лайнеров отчаливающую от дебаркадера «калошу», с трубой дымящей, шлёпающую плицами по воде.
С трудом уговорил брата съездить на Стройку – посёлок, где прошло наше беспокойное детство. Когда ещё смогу приехать на родину? Да и смогу ли?..
– Что ты там хочешь увидеть? Лучше на левый берег. Искупаемся, позагораем, пивка попьём. Не забыл ещё наше, фирменное? А ты… стройка, стройка!
Как объяснить, какие привести доводы ему, живущему здесь, а не за девять тысяч километров? Какими словами рассказать о бессонных ночах? Всё же уговорил – брат сдался.
И вот, словно только что вылупившийся из яйца цыплёнок, наш «Запорожец» вливается в сплошной поток автомобилей.
Как изменился город! И всё же «пятна памяти» лезут назойливо в глаза.
Съезжаем с трассы. О, сколько раз я выходил здесь из трамвая, переходил шоссе и шёл по улице, минуя вязы, детсад и тополя вокруг него. Сейчас увижу наш огород… крыльцо … Всё так реально, чётко представляю, вот только вместо наших улиц и пустыря, где мы в лапту, в футбол играли, вознёсся ввысь строительный шедевр. Вокруг ни кустика, ни травки…
Выходим из машины. Молчим и смотрим. В глазах у брата застыл вопрос:
– Ну, что? Доволен? Насмотрелся?
– Насмотрелся, братик. Насмотрелся!
И вновь сработало моё воображение. Я вдруг взлетел и невидимкой поселился на последнем, девятом, этаже «шедевра». Мне говорят соседи:
– Вы зря здесь поселились. Частенько лифт на «профилактику» встаёт! И …
– Какая мелочь, господа! Забудете отныне вы про лифт и прочие «невзгоды». Пока я с вами, всё будет хорошо. Я приглашаю всех на свой балкон, где ваши руки распахнутся, словно крылья птицы, чтобы обнять смогли вы облака, уснувшие на окоёме, и полной грудью задышать, приветствуя красавицу Уссури, и зелень её поймы, и пляж, с песочком белоснежным, чистым, на берегу её.а вечером, за долгий день уставшие, к окну мы подойдём, чтоб оказаться на вернисаже Матушки Природы. Надеюсь, помните улыбку у «Джоконды». Я ж покажу вам самой природой созданный шедевр. В оконном обрамлении картина: сопка «Два брата», а фоном для неё служат бескрайние просторы тайги Дальневосточной.
Учитесь же смотреть и видеть, как видел горы Рерих, пред тем как нанести на полотно, увековечив виденное для потомков.
… Мои «видения» прервал сигнал автомобильный. Я вздрогнул (так неожиданно он прозвучал) и поднял голову.
– А-а-а… где балконы!
– Что за балконы, брат? Садись, поехали! Нас ждут Амур и пиво!
– Поехали…
Прощальный взгляд на серый железобетонный «коробок», что ввысь вознёсся, на поле, где мы в лапту играли …