Анок очнулся в холодном поту. Он лежал на чём-то жёстком, но высоком – он не видел предметов над собою, только нестерпимо белый потолок в световых пузырях. Он прислушался к себе, к окружающему миру. Тело проснулось полностью, хотя слабость ещё не прошла. В комнате кто-то был – он слышал шаги, дыхание, шорохи. Как Анок сюда попал? Почему лежит обессиленным? Почему сознание окутано туманом?
Он попытался скосить глаза – нет, ничего не получается, перед глазами плавают багровые круги, кружится голова. Тогда, вопреки здравому смыслу, он подключил внутренний взгляд.
В комнате было двое. И этими двумя были Ангела и лекарь Давор с Юга, знаменитый инквизитор меотори. Они вели тихий разговор. И тогда Анок вспомнил. Он почти закончил портрет княгини Ангелы и провёл последний урок живописи. И был приглашён ею на ужин. Ужин торжественный и многолюдный…
… Вот уже шесть лет, с тех пор, как опять проснулся Гарпик, Анок пребывал на острие ножа, в постоянном напряжении и тревоге, тщетно пытаясь нащупать нить. Он жил в двух шагах от бывшего и нынешнего врага, княгини Ангелы Саруани, вдовы князя Аалуна Саруани, чистокровного албэронца. Ангела наезжала в замок Саруани, близ городка Сару, чтобы поохотиться в обширных широколиственных лесах Королевы Дорианы. А ещё – для того, чтобы брать у Анока уроки живописи.
Трудно сказать, почему Анок позволил себе это заигрывание с опасностью. Испытывал себя? Был уверен в маскировке? Хотел прощупать обстановку? Боялся потерять Голос? Или просто зарабатывал на жизнь? Ангела была щедра.
Ангела не была чистокровной албэронкой. Она была полукровкой. Ей удалось стать княгиней, влиться в албэронское общество, проскользнуть в него ужом только благодаря мужу-албэронцу и его связям при дворе. Она не имела неприязни к темноволосым, ибо сама не была белокура. Её замок был скромен и даже не имел защитных экранов – во владениях Дорианы давно не осталось ни одного беглого Меора: Южное тайное общество давно разгромили, и только кучка ренегатов-меотори продолжала существовать и продлевала себе жизнь за счёт измены своей касте: они вылавливали отдельных беглецов, чтобы отправить на «съедение» Дориане.
Анок уцелел чудом. Он не принимал активного участия в жизни общества, но тайно сочувствовал ему; он помог скрыться трем Меорам – разумеется, инкогнито, и затаился сам, рассудив, что лучше сделать это под крылышком у врага, не привлекая к себе излишнего внимания суетой.
Анок написал много портретов, как коренных саруанцев, предпочтительно не самых высокородных и высокомерных, так и их гостей, нисколько не заботясь о рекламе и не особенно стараясь понравиться. Его портреты были достаточно достоверны, но холодноваты, отстранённы, печальны. Он словно вытаскивал из каждого самое затаённое и больное, заставляя переживать его вновь, и заказчики уходили озадаченные, ошеломлённые, растерянные.
Анок писал картины и для себя. Они были небольшие и пронизаны той же странной грустью и безнадёжностью, на них лился один и тот же золотой свет, взвихривались спирали и смерчи, концентрические окружности и конусы – медные, рыжие, коралловые, оранжевые, всех оттенков золотого и розового - и в них кружился, изгибался, радовался и молил женский силуэт удивительной красоты.
Некоторые клиенты умоляли продать какую-либо из этих картин, если оказывались настолько любопытными и нахальными, что проникали в его вторую мастерскую, но Анок был неумолим, и наслаждался ими в гордом одиночестве.
Однако, несмотря на все свои странности и неуживчивость, Анок пользовался успехом. Мало того, он удостоился внимания одной из влиятельных особ, приближённых ко двору. Ангела оказалась способной и восприимчивой к искусству. Она прекрасно рисовала углём, в совершенстве освоила пастель, и теперь – с помощью Анока – приступила к изучению масляной живописной техники. На Албэронии по-прежнему ценили традиционную живопись, тщательно сохраняли древние фрески, картины, рисунки и другие предметы изобразительного искусства.
Анок неплохо их проштудировал, и в долгих беседах с Ангелой о мироздании и смысле жизни, об истории земной и истории албэронской, знания, как и когда-то давно, помогали ему маскировать личность и внешность, отводя от них внимание.
После шумного, выматывающего праздника в замке – дне рождения Ангелы, от которого нельзя было отказаться, и где был представлен портрет, все силы уходили только на то, чтобы удержать себя в руках и никак не обнаружить скрытое. Он флиртовал с местными дамами, танцевал и раздавал налево и направо обещания написать их портреты, зная, что албэронки их никогда не дождутся. Анок надеялся, что княгиня проводит его восвояси вместе со всеми, взяв слово продолжить в дальнейшем совместную работу.
Ходили тревожные слухи, что с орбитальной станции возвращается лекарь Давор, правая рука королевы Дорианы. Собственно, информация была тревожной только для Анока, и он мечтал убраться из городка до его прибытия, и как можно скорее.
Но княгиня задержала художника на «тёплый дружеский вечер тет-а-тет». Княгиня явно дразнила его и завлекала. Они сидели за столом при вернейских свечах в её обширных покоях, пили вино и смеялись.
- Я сообщила о портрете королеве, - сказала Ангела, ослепительно улыбаясь, и в её глазах промелькнуло испытующее выражение. – Она горит желанием с тобой познакомиться. К утру она прибудет, и мы вместе дождёмся её Величество, не так ли?
Неприятное предчувствие пронзило Анока, и он едва сдержал стон.
- Это величайшая честь для скромного художника, - пробормотал Анок, смиренно опуская глаза, чтобы скрыть промелькнувшую в них тоску. Противостояние с Дорианой не сулило достойного окончания жизни для Верховного Меора. Эта алчная, властная, горящая неуёмной энергией женщина лично лишила жизни многих Меоров. Она была поистине ненасытна.
На стене в гостиной висел портрет королевы Дорианы работы его предшественника, саруанского художника Клакса, сосланного на далёкий Север, в рабочую колонию, за неприкрытое сочувствие Меорам.
Вот она – надменное, хищное лицо, жадные губы кривятся в усмешке, пронзительные серебристо-голубоватые глаза презрительны, белые волосы убраны под тюрбан, усыпанный вестийскими драгоценностями. Даже придворный живописец не смог – или не захотел? – польстить ей достаточно, чтобы скрыть её холодность и жестокость. Наверное, поэтому Дориана и подарила портрет княгине, не пожелав иметь в своём дворце. Говорят, даже её возлюбленный Вигор не раз страдал от вспышек её гнева и нетерпимости. А вот теперь Ангела решила свести Королеву с давним, непримиримым врагом.
- Ты уже давно перешагнул ту границу, за которой остался скромный художник. Ты достоин большей награды. И я намерена восполнить упущение, – почти пропела Ангела.
- Для меня уже награда - работать рядом с вами, княгиня, - усмехнулся Анок.
- Только ли работать? Признайся, когда я надевала свою летнюю тунику, не раздевал ли ты меня взглядом, Анок?
- Таково свойство художника – пытаться охватить, увидеть модель целиком и полностью. Сбросить лишние покровы и с души, и с тела. Впитать.
- И тебе это удалось. Ты увидел всё, что хотел? Или – впитал, как ты выражаешься?
- Душа художника – бездонный сосуд. А всякий сосуд требует заполнения. Вы, безусловно, прекрасны, как прекрасна далекая и яркая звезда.
- Ты рассуждаешь, как Меор, - хитро улыбнулась Ангела. – Так заполни меня, Анок, не медли. Я желаю проверить, какой ты, Анок!
И Ангела одним движением сбросила плечики блестящего чёрного платья, обнажив точёную грудь, приблизила к его лицу губы, положила руки на плечи: - Объясни мне, Анок, почему ты «Инок»? Или это ложь? Докажи, что так оно и есть!
Во всём её облике сквозило нетерпение. Она дождалась вожделенного момента. В глазах горела неподдельная страсть - диковина для холодной красавицы. Грудь ходила ходуном. Жадный язычок, узкий, как у змеи, предвкушал дегустацию.
Анок был слишком уверен в себе. Слишком. Её дом чист. Его оболочка безупречна. Следы Гарпика замаскированы. Его никто не почувствует. Его никто не увидит. Он не станет отнимать жизнь у княгини, сдержится – и потом уйдёт таким же неопознанным, до прибытия Дорианы. Главное – удержаться в коконе.
Это оказалось нелегко. Княгиня слишком долго находилась в трауре. Похоже, она истосковалась по мужскому телу, а темноволосый, темноглазый художник возбуждал её. Страсть Ангелы не знала пределов. Инок же слишком долго сторонился людей, и женщин в том числе. Ему стоило гигантского труда не потерять голову, не проявить свою истинную сущность и не выйти из нового образа.
Казалось, Ангела провоцировала его на всплеск. Её сок был так похож на сок сестры. Он достался ей в наследство от матери. Все женщины дома Сэмур были схожи в этом. Анок боялся отпить ненароком, и любовные упражнения превратились едва ли не в пытку.
Наконец Ангела затихла, откинулась на подушки, тяжело дыша.
- Ты не разочаровал меня, Инок! Ты так же хорош в любви, как и в своих науках.
Её рука не хотела угомониться, и всё скользила, двигалась, играя, по его телу.
- Ах, не выпить ли нам ещё вина, - сказала Ангела, успокоившись, – чтобы сосуд вдохновения стал ещё полнее.
Она выскользнула из его рук и, нагая, подбежала к бару. Ангела до сих пор была тоньше и выше сестры, но очертания их были схожи. И он невольно залюбовался гордой осанкой, уверенными движениями, крепкими бёдрами, сильной спиной.
Наконец Ангела развернулась и подошла к нему с двумя бокалами в руках. Один бокал протянула Аноку.
- Эти бокалы оживят нас, Анок, - сказала она.
- Я кажусь тебе недостаточно живым? – удивился он. – Тогда расскажи свой секрет, как воспламенить тебя ещё сильнее.
- Ты даже слишком горяч для Инока, - расхохоталась Ангела. – А мой секрет прост. Меня влечёт к черноволосым, ведь мой отец не был албэронцем. И я хочу продлить нашу ночь. Выпьем – и начнём всё заново. Ну – за наше соединение, Анок!
Она осушила свой бокал залпом. И Анок, немного поколебавшись, последовал её примеру. Сладкое и терпкое вино обожгло гортань, и он задохнулся. Он глянул на Ангелу – глаза её сузились, губы приоткрылись, словно для поцелуя, она следила за ним заворожено, с детским любопытством, с радостью утолённого ожидания.
Меор, Меор, как ты мог настолько поддаться чарам этой интриганки? Потерять бдительность? Довериться? Поистине, отшельничество не пошло тебе на пользу!
Анок напрягся, выскользнул из кокона, вошёл в неё – и всё понял. Она отравила его. Чтобы усыпить Меора, снотворного было недостаточно, нужен был яд Белакуны болотной. Это она сейчас жгла его нутро и выворачивала глаза.
- Ты думал, я тебя не раскусила, Анок? – прошипела нагая Ангела, приблизив своё лицо, до неузнаваемости искажённое ненавистью. Да, у неё была феноменальная выдержка! – Думаешь, я не почувствовала твоих отвратительных пятен? Я очень долго готовилась к этой встрече. И теперь знаю наверняка твоё истинное лицо!
Анок попытался схватить её за шею – но руки и ноги уже сковывала стужа. Он попытался послать гипнотический импульс – глаза не желали смотреть.
- Будь ты проклята, Анна! – прохрипел он и потерял сознание…
… И вот теперь Ангела рядом с Давором вела разговор о нём. Они собирались подключить сканер и извлечь Алис из его ауры. Сканер… При одной мысли о нём спазма страха сжала сердце того, кто никогда ничего не боялся в прежней жизни. Этот аппарат унёс жизни не менее десятка меотори. Его испытывали на самых сильных – и те не выдерживали.
- Ты уверен, что он сработает, как надо? – Ангела явно нервничала.
- Другого выхода нет, - мрачно отозвался Давор. – Я работал над усовершенствованием прибора в идеальных условиях три года, опробовал на десятках марсианских беженцев. Он гораздо мощнее предыдущей модели, но это были лишь лабораторные исследования. Надо рискнуть, ведь добровольно он не отдаст. Я и сам волнуюсь. Хватит ли его сохранной силы, не возникнут ли помехи? Удержит ли её сосуд?
- Если этого не произойдёт… Что случится с Алис?
- Она проживёт недолго. Ведь оболочка осталась там… Здесь она сможет выжить только в сосуде, пока я не клонирую для неё новое тело. Эталон уже разыскали.
- А если Алис не захочет жить в чужом теле? – продолжала допытываться Ангела.
- Её аура рано или поздно изменит плоть, она вновь станет собой.
- А что случится с ним? Сможет ли он дать нужную информацию и облегчить твой труд?
- Он умрёт в любом случае. Сканер заберёт всю его жизненную силу, часть её неизбежно вытечет в пространство. Но прежде, чем он умрёт, я применю испытательный стенд, чтобы заставить его заговорить.
- Тот самый, на котором пытают преступников?
- Не просто преступников, но исключительно Меоров – это ещё один мой сюрприз, - Давор самодовольно усмехнулся. – Ни один не сможет скрыть своей истинной сущности и знаний.
Анок едва не застонал – они же настоящие варвары! Так запросто загубить и его, и Алис! Ангела прекрасно маскировала свою истинную сущность, заманивая его в западню и удерживая рядом, пока Давор не закончил свой убийственный прибор.
Ничуть не хуже, чем он сам маскировался от албэронцев. Вот сейчас они подойдут к нему с этим изобретением садиста-маньяка. А с двоими ему не справиться. Терять больше нечего - придётся вылезти из кокона, применить хитрость – раньше Меору легко удавались подобные шутки, когда необходимо было удерживать на расстоянии лживых чиновников Объединенных Правительств. Удастся ли маневр вновь?
Силы постепенно возвращались. Анок хотел глубоко вздохнуть – но сдержался. Успеет надышаться, а пока для них он - ещё в полумёртвом сне.
Анок дождался, когда Ангела наклонилась чуть ниже, широко открыв глаза, чтобы полюбоваться на поверженного противника, и тогда, не поднимая век, послал гипнотический приказ. Даже не приказ – всего лишь слабый намёк, лёгкую тревогу и подозрение, неотвратимые и неотвязные.
Ангела вдруг вскинула голову, внимательно прислушиваясь: - Давор, мне надо отлучиться. Хлопнула дверь в спальне. Там чьи-то шаги.
- Тебе показалось, - проворчал Давор.
- Я быстро вернусь. Ты можешь начать без меня.
- Возьми пистолет и будь осторожна. Может, ты зря отпустила слуг?
- Не зря. Лишние сплетни нам ни к чему. Я не собираюсь делиться с Дорианой. Она и так регулярно обкрадывает меня!
Зашуршала дверь, прошелестели быстрые шаги и стихли.
Давор склонился над поверженным соперником. Его линзы и органо-титановая пластина вместо лба тускло поблёскивали.
- Неужели я увижу её? – подумал Давор вслух и вздохнул. – Столько лет прошло, что я уже и не знаю, хочу ли я этого. Если бы ты, Мелт, мог слышать, я бы поведал тебе, что почувствовал, когда узнал о её смерти. Я помню это до сих пор. Я счастлив, что ты умрёшь, Мелт!
… Давор и впрямь волновался, хотя по внешнему виду прочесть это было сложно, почти невозможно. Неужели после стольких невообразимо долгих и тягостных лет пустоты он наконец-то увидит Алис живой? Вспомнит ли она его, узнает ли в новом облике, простит ли?
Давор превратил свой мозг в ещё более совершенный компьютер, изобрёл органические чипы – и сам опробовал на себе; а сколько сил он затратил на своё детище – универсальный сканер! И всё это лишь ради неё!
Давор любовно погладил блестящую трубку, обладающую невероятной энергией и мощью. Первый и последний экземпляр совершенного оружия, пока ещё не годный для массового изготовления. За этот сканер его наградили Вестийской Звездой, правом привилегий, близких к королевским, а также способствовали созданию личной, подотчётной лишь Верховному Канцлеру, орбитальной лаборатории и испытательного полигона.
Давор уже разработал проект об обязательном сканировании не-албэронцев, и готов был представить его Королеве Дориане. Это поможет предотвратить в дальнейшем рождение новых Меоров, избавить от них мир раз и навсегда. Как известно, по непонятной причине они продолжали рождаться, зачатые от странствующих Меоров и Меотори, и блуждали по миру, словно тот противостоял нынешним хозяевам планетной системы и уравновешивал колебания весов. Эта информация содержалась в строжайшем секрете, и меры против нежелательных рождений тоже принимались секретные.
А ещё Давору казалось, что он близок к тому, чтобы разгадать код Голоса Гарпика, несущий уникальную информацию о своих прежних хозяевах, их местонахождении и предназначении, а также о способах управления им. Ведь по-настоящему разговор Гарпика не понимал никто и никогда. За исключением, пожалуй, Величайших Меоров прошлого, которые манипулировали Гарпиком, не прибегая к услугам квази-фото-биомодуляторов.
Многие считали, что Дан – всего лишь миф. Но Давор точно знал, что это не так. И он вытащит из Анока и эту информацию тоже.
Впрочем, что ему Дан, Гарпик, все короли и королевы Вселенной, если скоро произойдёт долгожданное событие! Что все награды, вся суета в сравнении с той, которую он получит, когда спасёт Алис из долгого плена! Ради этого он пошёл на преступление, на воровство ещё в прошлой жизни.
Комната строго изолирована. Помех быть не должно, потерь – тоже. Опасность может исходить только от Меора, но Давор не мог применять ни экран, ни силовые шнуры, дающие сильные помехи. Излившаяся энергия должна быть чиста.
Приходится рисковать. Впрочем, кожаные ремни и металлические скобы держат не хуже: и не вырвется, и себя не поранит. Что же там копается Анна? Неужели что-то серьёзное? Процедуру уже не отменить. Меор не опасен лишь тогда, когда парализован Белакуной.
Пожалуй, Давор начнет без неё. Анок может очнуться в любой момент – энцефалограф над его головой показывает, что Меор на грани пробуждения.
И Давор решительно приближает сканер к оголённой груди бывшего Меора, включает лазерный усилитель. Ну, драгоценный Глаз Гарпика, не подведи!