Когда я родилась, у меня было два лица: одно спереди, а другое сзади. Первое лицо было такое светлое, с зелёными глазами, с губками-бантиком, с бровками-домиком, а второе лицо такое все смуглое и некрасивое. Из-за того, что у меня было два лица, родителям пришлось дать мне два имени: Наташа и Марианна. Одно лицо постоянно улыбалось, а другое было всем недовольно и любило одиночество. Светлая часть любила общаться со своими сверстниками, а другое уже в четыре месяца научилось закатывать глаза и обреченно вздыхать. Так вот мне пришлось многое осознать и рождаться постепенно: тяжело жить с больше чем с одним лицом!
Мои лица с годами начали срастаться. И вот, когда мы переехали в третий по счёту город (на тот момент мне было 8 лет), у меня осталось только два рта. Мама и папа беспокоилось, что я слишком много говорю. Бабушка тоже бормотала: «Соседки тётя Валя и тетя Наташа жалуются, что мы плохо тебя научили держать рот на замке». Все они не затруднялись меня попрекать этим, и в конце концов оба моих рта замолчали. Но мысли-то у меня в голове крутились и вертелись, не давали покоя, их было настолько много, что они потихоньку начинали выливаться из меня через глаза, через слезы.
Я нашла выход: начала писать. В 9 лет написала свой первый рассказ в таком маленьком дневнике для девочек. Все мои одноклассницы писали в таких блокнотах всякие секретики и анкеты для друзей, а я писала рассказ. Я не помню о чем он был, а вот родители помнят: говорят, хорошо получилось.
Мой рот слишком долго молчал и внутри накопилось много вздохов. Тогда родители отправили меня учиться играть на саксофоне. Там-то я все и выдохнула - сдулась, как воздушный шар, который не успели завязать. Первые две недели это было занимательно, через месяц стало раздражать, через два я поняла, что сошла с ума, через три — что сошёл с ума и саксофон. Потом я научилась играть ещё и на флейте и... Сбежала из оркестра. Спустя 5 лет я продала свои духовые инструменты какому-то башкиру. Но это все уже было в четвёртом по счету городе.
Третий по счёту город, в котором мы жили, находился на крайнем севере. Вы не подумайте, он не напоминал Антарктиду, разве что чуть-чуть. Там даже была Гимназия, в которой я училась. Когда я рассказывала своим друзьям из второго по счёту города, что переезжаю и буду учиться на севере не в такой обычной школе как здесь, а в гимназии. Друзья говорили, что тогда мне нужна хорошая растяжка. Я с ними согласилась и пошла заниматься танцами: хоть потом я и узнала, что Гимназия не обязует нас заниматься гимнастикой, танцами заниматься продолжала на протяжении 9 лет. Потом ваша Наташенька отплясалась, а с возрастом и вовсе начала говорить, что барная стойка - тоже второй танцпол.
В третьем по счёту городе мой пап был несчастен. Он приходил домой и ложился лицом к стене, чтобы не видеть этот север. В итоге, весной он улетел (да-да, улетел; из этого города можно только уплыть или улететь), а мы с мамой остались вдвоём. Мама тоже захотела улететь, и мы начали собирать вещи.
Как оказалось, друзей на севере я так и не нашла. Я сдружилась только с тундрой, облепихой и одним оленем, который катал всех на площади. В общем, улетев оттуда, я окончательно повзрослела. По приезде в новый город я оборвала все связи с севером: зачем же общаться с теми, кто даже не захотел тебя в последний раз увидеть и на прощание сказать: «Когда будешь смотреть на полярную звезду, вспоминай про нас, про север».
Мы переехали в город, где несколько лет назад упал метеорит. Ну что ж, там я опять пошла в гимназию. Мне дали список литературы, а я от одиночества так и провела все лето перед 8 классом за чтением. Я прочитала «Декамерона», отдала его маме, та прочитала 10 страниц и сожгла напрочь. Так лето и закончилось. А я и представить не могла, что это последнее такое лето, которое...
Наступила осень. Придя в новый класс, я познакомилась со своими будущими лучшими друзьями: директором школы, учителем искусства и двумя одноклассниками. Один из них покажется странным для вас: он был не таким как все. Да и сейчас он остался таким же: будучи в женском теле, он ощущал себя мужчиной. Он мне напомнил мое детство с двумя лицами. А вторая моя лучшая подруга почему-то очень не любила своё существование. Я ей говорила: «Танцевать на крышах очень опасно для жизни, даже если она не первая», но она хохотала и продолжала не бояться её (ну ту, что за всеми нами придёт рано или поздно, только мы, в отличие от Светы, ее боимся).
Так получилось, что все мои 4 лучших друга покинули школу, и я осталась только с литературой. Ну вы сами понимаете, чем это все могла закончиться: ничем хорошим. Верите ли, я сама как литература: напечатанное и незыблемое - именно поэтому меня нельзя потрогать. А вот у литературы есть ещё одна сестра (ну то есть моя сводная), только она, в отличие от нас, существует. Вы ее, наверняка, видели, когда были в театре или кино. Она всегда сидит между кулисами или на самом верху экрана. Она-то меня сюда и привела и сказала: «Почувствуй себя зыблемой. Ну или хотя бы попытайся»