Мы помним про войну

Бояна Громовица
 

Я помню деда, хоть и не видела его ни разу.
Мой дед, Кузьма Михайлович Матюхин  остался только в памяти детей.  Да на доске у проходных завода, где вписаны имена всех заводчан, не вернувшихся с той войны.

Он в ту войну погиб
В 45 война отгрохотала,
думали, мир навсегда

Только снова войною земля задышала,
 разгорелся пожар.
Наши дети теперь  грозу принимают за взрывы,
думают – мины летят.               
Вы слыхали, как от ужаса дети кричат? 
Страну защищая, снова гибнут мужчины,
 Но Донбасс мой главу не склоняет покорно.
  Мы правдой своею сильны.   
Выстоим мы – здесь осталась элита народа.   
 Только как мне забыть детский крик    
при раскатах летней грозы?


Он погиб под Курском,  а бабушке пришла похоронка – без вести пропавший.
Но мы точно знаем, где он погиб.  А было дело так.  В те годы люди ездили на менку – меняли, что могли, чтобы привезти домой, детям, еду.
Ездила и моя бабушка.  Но в тот раз она осталась дома.  Знала бы, что встретить может мужа – поехала бы тоже. А встретила его там наша соседка, баба Ляка – Яковлевна.  Я ее имени и не знаю.  Межевали мы, баба Ляка, и баба Ляка.
И вот она поехала в менку.  Остановились путники в каком-то селе ночевать.  На Курской дуге.
Ночью пришли  солдаты и всех выгнали из домов, потому что утром начнется наступление. И надо же такому случиться – мой дед зашел в тот дом, где ночевала соседка.
Увидев ее, обрадовался.  Его последние слова были:
 – Яковлевна, уходите сейчас – утром будет наступление.  Но после боя дождись меня – я Марии и детям передам  кое-что.
Соседка рассказывала, бой был страшный.  Она вернулась в тот же дом, ждала деда.  Когда поняла, что не придет он – пошла искать.  Обошла все лазареты и госпитали, потом по полю боя ходила, искала.  Заглядывала всем и раненым, и мертвым, в лица – надеялась найти.
Армия пошла вперед – спросить было не у кого, все войско ушло.  Не нашла она моего деда, и не пришел он домой.  Только это – пропал без вести.
Но мы хоть знаем, в каком месте он погиб, в каком бою.  Прямое попадание снаряда – случалось часто.
А мама моя, покойница, берегла куст розы чайной, посаженной дедом  для нее, дочери.
А еще каждый раз  9 МАЯ, когда показывали документальные фильмы о Курской дуге, жадно смотрела на экран – там, на несколько секунд показывался ее отец, бегущий в атаку.
Я помню, как она мне говорила
 – Надя, если не приведи Господь, снова будет война -  никогда не оставайся в оккупации.  Уходи со своими – иди, беги, ползком ползи, катком катись – но не оставайся.
Сама она испытала этот ужас – оккупацию. Ей было 13 лет всего.
И еще очень жалела, что видела, как в город вошли разведчики наши, они шли к подпольщикам. Но мама не знала тогда, что утром  - наступление, и эти 13 человек – его первые ласточки. Наш завод  был партизанским.  Немцы не только не смогли его запустить за годы оккупации  – они боялись туда заходить.  Там были подпольщики. 
А после освобождения через три месяца и шахты, и заводы начали работать на полную мощность.
На праздники – первое Мая, 7 ноября, и прочее они выпускали листовки.  Подсовывали в агломерационные печи, и тяга в трубе выносила их на волю, на высоту в 70 метров над городом – листовки разлетались, как весточки.
И вот в ту ночь, перед освобождением, мама находилась в городе – там рядом с заводом, жила бабушкина подруга.  Сейчас почти на том месте стоит здание банка.  Напротив – горит вечный огонь.
Мама видела, как через двор прошло тринадцать бойцов в полной солдатской форме. Перешли двор и скрылись.  А наутро началось наступление нашей армии.
Когда она узнала, кого видела – то плакала от горя, что не вышла к ним, не показала лучшую дорогу к заводу.