Обычно мое утро в «Совенке» начинается так – в шесть тридцать звенит будильник. Я каждый раз со стоном прячу голову под подушку. Оленька же свет Дмитриевна быстро встает, одевается и – на утреннюю летучку. О том, чтобы подглядывать за вожатой, и речи нет. В такое время все мои гормоны (пусть даже и семнадцатилетнего организма) благополучно дрыхнут, а дядька внутри двадцати пяти лет от роду бормочет что-то вроде: «И чего там такого, чего ты не видел? Освещение слабое, да и ракурс неинтересный – много чего ты рассмотришь через ширму? Да ну её…», и я благополучно засыпаю до половины восьмого, пока за меня не берется другой будильник в лице моей соседки. И если механического гаденыша ещё можно выключить, то с ней этот фокус не проходит. Все мольбы дать еще поспать хоть пять минут разбиваются о нее, как волны о скалы.
Но на этот раз все было иначе. Вместо бодрого и звонкого «Проснись и пой!» меня аккуратно потрясли за плечо:
––Вставай, Семён. Пора.
Я открыл глаза и встретился взглядом с Ольгой Дмитриевной. Та тут же отвернулась. Я все понял. Ей было стыдно, что мы вчера с Женей видели ее в таком состоянии.
––Ольга Дмитриевна, что с вами? Что-то случилось?
––Ты отлично знаешь, что случилось, – сказала вожатая и, присев на краешек моей кровати, спрятала лицо в руках. – Как я после такого позора смогу вести линейку перед шестью десятками человек?
––Ничего не понимаю. О чём вы? – спросил я.
Ольга Дмитриевна внимательно посмотрела на меня. Я же являл из себя сплошное сонное недоумение.
«Смотри не переиграй».
––То есть вы с Женей вчера не заходили в медпункт? – медленно спросила она.
––А что нам там было нужно? Голова ни у кого из нас не болела, ни ссадин, ни порезов.
––И к вам в библиотеку никто не заходил? – недоверчиво произнесла вожатая.
––Заходил. Тот тип. Ну, что был у директора. Задал пару-тройку вопросов, попросил подписать какие-то бумажки «о неразглашении», будто мы в секретной воинской части, а не в заброшенной шахте побывали. А кто это был? – с «неприкрытым любопытством» спросил я.
––Да так, начальство, – быстро ответила Ольга Дмитриевна. – Пропажа пионера, это ЧП, сам понимаешь, а у «Совенка» отменная репутация. Вот они и крутятся. Хотят похоронить его под горой таких вот бумажек.
––Значит, мы с Женей ничего не получим? – вздохнул я.
––Ну, спасали-то вы Шурика не ради грамоты, – впервые за сегодня улыбнулась она.
––Все равно обидно, – пробурчал я.
––Вставай... обиженный, – рассмеялась Ольга Дмитриевна.
Ее настроение заметно улучшилось – свидетелей вчерашнего, кроме Виолы, не было. Наш с Женей визит оказался не более, чем дурным сном. Значит, все не так уж и плохо. Оставался один маленький штришок с моей стороны.
––Эээ, Ольга Дмитриевна, о каком позоре вы говорили? – закончив одеваться, неуверенно спросил я.
––Много будешь знать – скоро состаришься, – строго сказала она. – Марш умываться.
На линейке меня определили в помощники Жене. Той предстояло принять и проверить на целостность книги, которые добросовестные пионеры принесут на сдачу и обойти недобросовестных и, надрав им уши, забрать самой. Наши отношения уже ни для кого не были тайной, и по рядам прошелестел смешок, на который старшая вожатая отреагировала крайне профессионально, предложив недовольным заменить меня добровольцем. Желание юморить у пионеров скончалось в страшных судорогах, ибо добровольно никто идти в помощники к Жене не хотел.
Позавтракав, мы с Женей вышли из столовой и направились за своим имуществом. Благодаря оставленным мной ориентирам, пакет с нашим скарбом мы отыскали в пять минут. Но все же, чтобы лишний раз не искушать судьбу, я спрятал его под рубашку.
Солнце светило во всю, на небе не было ни облачка. Условия для нашего маленького опыта были идеальны. Женя где-то раздобыла пустую консервную банку, лестницу и предоставила мне честь залезть на крышу библиотеки и все устроить.
Спустившись вниз, я не удержался и все-таки спросил её, почему она наотрез отказалась лезть со мной.
––Да ну его. Ненавижу эти их анимешные юбки. Лишний раз сверкать бельем? Увольте-с! И это называется ПИОНЕРСКАЯ ФОРМА!
––Может это способ поддержать высокую рождаемость? – предположил я.
––У кого? У пионерок? – спросила Женя и постучала меня пальцем по лбу. – У них с этим делом все очень строго. За аморалку тут из партии или комсомола вылетают на раз, не говоря о работе. И на новую с таким клеймом в личном деле устроиться практически нереально. По крайней мере, на государственную, – поправилась Женя и вздохнула, – Это тебе не наш мир, где можно все со всеми...
––А как тут с этим обстоят дела у пионеров?
––Просвещают, даже дают халявный постинор, но просят не спешить. Культурно так просят. Да и мужская половина ведет себя по-джентльменски. Максимум – поцелуи с легкими обжимашками.
Мы вошли в библиотеку и меня быстро обучили, как принимать и проверять книги, и, посоветовав не чураться рукоприкладства за испорченные кладези мудрости, Их Величество удалились к стеллажам.
Однако, крутой нрав Жени стал здесь, по-видимому, притчей во языцех, и к обеду практически все книги вернулись домой, да еще и в идеальном состоянии.
––После обеда пойдем к лентяям, – хищно сказала Женя, закрывая дверь библиотеки.
«Лентяев» оказалось всего трое – парнишка из третьего отряда, девочка из четвертого, и «недодемьяненко», как окрестила Женя Шурика. Оставив кибернетика «на десерт», мы занялись должниками из младших отрядов, коих, без особого труда, отловили на пляже. Если третьеотрядник явно хотел заиграть «Девочку с Земли» (иначе как объяснить тот факт, что бестселлер Булычева оказался в его чемодане?), то девочка, взяв «Гордость и Предубеждение», прочитав десяток страниц, отложила творение Остин и благополучно о нем забыла. Несостоявшийся воришка получил за свое намерение подзатыльник и обещание того, что в его карточку будет сделана соответствующая запись, и он здесь впредь не получит даже газету, не говоря уже о книжке. Девочке же Женя посоветовала впредь брать литературу не сложнее «Репки», «Колобка» и «Курочки Рябы».
––Ну, с ней-то можно было и полегче, – попытался заступиться за пионерку, когда мы покинули её домик.
––Полегче? Сначала берут то, чего не поймут, а я потом за ними бегай? Переживет!
Шурика не интересовала ни фантастика, ни внутренний мир девушек Викторианской эпохи. Ему был важен только его робот, и когда мы вошли в его вотчину, он, мельком взглянув на нас, махнул рукой в сторону в сторону кладовки и ограничился лишь одним словом:
––Там.
«Там» был точно такой же беспорядок, что и в мастерской, но три годовых подшивки «Юного техника» были аккуратно расставлены на полках и перевязаны крест-накрест капроновой лентой.
Женя хмыкнула и, вручив мне две связки и взяв оставшуюся, попрощалась с Шуриком кивком головы, и мы покинули здание клубов.
––Ну вот и все, – сказала Женя, поставив на полку последнюю книгу. – Пошли гулять.
––В лес?
––В лес, на пляж, на остров. Куда угодно. Я хочу пройтись. Последний день, как-никак. Завтра будут сборы, прощания, слезы... Так что давай оторвемся напоследок.
Я выбрал остров, хоть мне и предстояло грести, вероятность того, что нам там будут докучать была наименьшей.
Получив у дяди Миши под роспись лодку и весла, мы отчалили. Гребец из меня был никудышный и Женя, не вытерпев этого зрелища, отправила меня с позором на корму, а сама села за весла, и лодка понеслась стрелой.
––Признавайся, ты ещё имеешь разряд по гребле, – сказал я, вытаскивая лодку на берег и привязывая ее к ближайшему деревцу.
––Какое там, – махнула рукой Женя. – Просто мой дед был одержим рыбалкой и с пяти лет брал меня с собой. Ну и, между делом, научил грести. Видать, чтобы самому не напрягаться. А мне рыбалка как-то не очень – сиди и пялься в поплавок. Нет, не спорю в каждом деле есть свои тонкости – прикормка, там, наживка. Единственный вид рыбалки, который мне понравился – это спиннинг. Драйвово так...
Под рассуждения Жени о плюсах и минусах различных видов блесен, мы прошли вглубь острова Длинный, нашли себе полянку и устроились на ней, как позавчера на скамейке – я сел, прислонившись спиной к дереву, Женя же улеглась на травке и положила голову мне на колени. Мы болтали о всяких пустяках. Я гладил ее по волосам. Женя, сняв очки, жмурилась от удовольствия. Иногда я наклонялся, чтобы поцеловать ее. Против этого Женя ничего не имела. Я вспомнил ее слова про «поцелуи с легкими обжимашками» и улыбнулся:
––Тебе не кажется, что мы больше не взрослые дядьки и тетки, а самые настоящие пионеры этого мира?
––Откуда такие мысли?
––Чем бы занялись взрослые дядька и тетка на нашем месте, и чем занимаемся мы?
––Это что? Предложение перейти к более решительным действиям? – Женя взялась за галстук.
––Это просто констатация факта. Да и куда нам спешить? Чего-чего, а времени у нас завались.
––Это ты точно заметил, – раздался голос, который я возненавидел ещё в первом витке, и на поляну вышел Пионер, – Даже не «завались», а целая вечность, в самом буквальном смысле этого слова.
––Чего припёрся? – не меня позы, спросила его Женя. – Думаешь, новость сообщил?
––Нет, – ухмыльнулся незваный гость, – Вы мальчики-девочки умные, раз до этого сами дошли. Вот только осмыслить, что это такое, вы пока не осмыслили. Иначе побежали топиться-вешаться.
––Может, покажешь как это делается, а то мы не умеем, – зевнула Женя. Я же предпочел до поры не вмешиваться в разговор. Что-то мне подсказывало, что у Жени опыта общения с этим типом куда больше моего.
––Я бы с радостью, но есть небольшая загвоздочка: я бессмертен, – грустно вздохнув, сказал Пионер. – Как и вы... в известном смысле.
––Дай угадаю. Нас просто кинет в начало цикла, Капитан Очевидность?
––Именно, – кивнул головой Пионер. – Но предсмертные муки будут самыми настоящими. Однако, если хотите остренького – милости прошу.
––Да кто же ты такой, черт тебя задери?! – не удержался я. – Сначала все ныл и плакался мне, что такой же бедняга, как и я, и как ему хочется домой...
––Я часть той силы...
––Что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – снова зевнула Женя. – Скучно, проходили. Придумай что-нибудь поновее.
––Хорошо. Вы хотели правду – вот вам правда. Я – один из множества Работников – тех трудяг, что делают всё, чтобы люди не разнесли мир вдребезги и напополам. Позвольте представиться, Страж времени этого мира, – Пионер, отвесил шутовской поклон, – Такой ответ вас устроит? Это я закрыл вам выход петлей времени.
––Опять врешь, – сказала Женя.
Пионер только ухмыльнулся и хлопнул в ладоши. У меня на миг потемнело в глазах, а когда зрение восстановилось, я обнаружил себя в библиотеке, подающим Жене «Гордость и Предубеждение».
––Вот ведь, не соврал гад, – процедила сквозь зубы Женя и вздохнула. – Пикник испорчен, Сёмчик. Я его знаю – пока не выговориться, не отстанет. И никуда от него не спрячешься. На остров не плывём – много ему чести, прогуляемся до ближайшей скамейки. Послушаем, чем он попотчует нас на этот раз.
И, скрипнув зубами, поставила книгу на полку.
У Пионера было два свойства: напрочь портить настроение одним своим присутствием и находить тебя в любом месте, за исключением «комнаты для раздумий», да и то лишь потому, что там вдвоем было не разместиться. Поэтому мы даже не стали особо напрягаться с поисками места, а прошли на площадь, где Генда одаривал всех присутствующих снисходительным взглядом, и уселись на первой свободной скамейке. Ждать пришлось недолго. Незваный гость объявился у нас за спиной и, обойдя скамейку, плюхнулся рядом с Женей. Женя молча встала и пересела.
––Ну вот, – пригорюнился Пионер, – Никто меня не любит, не уважает, не ценит. А ведь сколько мороки с вами было. Сколько Работников трудилось... Найти подходящее время, место, устроить события, чтобы вы сюда попали, омолодить вас, свести к нулю все возникшие флуктуации. И вот она благодарность – рядом со мной даже брезгуют сидеть. Можно подумать, от меня воняет тухлой селедкой.
––Вести себя надо по-человечески, тогда и не будут брезговать, – буркнула Женя.
––А как это «по-человечески»? – заинтересовался Пионер. – Нацепить маску скромняши или бунтарки, которой море по колено? А, может, запереться от всех в библиотеке и стать бякой-букой, которую обходят за сто метров? Или пытаться скрыть свое мизантропическое нутро за образом парня, у которого всегда есть пара ободряющих слов в запасе? Если эта commedia dell'arte, в которую люди играют тысячелетиями называется «вести себя по-человечески», то я – пас.
––Уверена, с начальством или, как у вас там, ты говоришь иначе, – усмехнулась Женя.
––С Начальством я не говорю. Это оно говорит со мной – дает задачу, и всё, – сухо сказал Пионер.
––Классический случай, – вздохнул я. – Начальство нас не ценит, и мы срываемся на подчиненных или на своих домашних.
––Да какие вы подчинённые! Не смешите меня. Вы – разумная активная протоплазма, одержимая страстью к уничтожению. Не понимаю, что такого в вас нашло Начальство, что гоняет Работников туда-сюда, – последнюю фразу он пробурчал себе под нос.
Я пропустил провокацию мимо ушей и, вместо того, чтобы огрызнуться или броситься защищать род человеческий, осторожно спросил:
––А какие есть еще Работники?
––Что? Интересно? – ухмыльнулся Пионер. – Работников вообще-то очень много и без работы они не сидят, – и довольный вышедшим каламбуром Страж хохотнул. – Но, в отличие от людей среди них нет менеджеров среднего звена. Все свои задания они получают непосредственно от Начальства.
––Хоть какая-то отрада, – съязвила Женя. – Всеобщее равенство.
Пионер посмотрел на нее.
––Которое невозможно у вас, так как всегда найдутся те, кто всеми средствами пролезет в любимчики и тем самым нарушат чёткую субординацию, и система окажется гнилой и рано или поздно рухнет.
––А всё-таки, кто из Работников самый нужный? – спросил я.
––Что за вопрос? Ты бы еще спросил, какой из органов в твоем теле лишний. Все одинаково нужны и незаменимы.
––Хорошо. Это я понял. А каких Работников больше всех. Или все в единственном экземпляре, как ты?
––Нет. Таких, как я немного. А больше всех, пожалуй, Направляющих.
––Направляющих? Это кто ещё такие?
––Это Работники, назначение которых устранять всё, что мешает планам Начальства.
––Каким образом? Отстреливая мешающих из снайперки? – не удержалась, чтобы опять не съязвить Женя.
––Ну зачем так круто? Хотя, иногда... – Пионер мерзко ухмыльнулся, – Но обычно всё гораздо проще и изящнее. Вот тебе простенький пример, – он обратился непосредственно ко мне, – Ты идешь по вечернему парку и вдруг видишь, как четверо крепких мужиков бьют ногами девушку. Твой естественный порыв – остановить их. Ты понимаешь, что вызывать полицию бесполезно. Пока они прибудут девушка уже будет на том свете, а отморозки успеют скрыться. Боец из тебя никудышный. Но у тебя есть травмат, и ты очень хорошо стреляешь. Твои действия?
––Сначала, стреляю им по ногам, затем вызываю скорую и полицию.
––Браво, – медленно зааплодировал Пионер, – Ублюдки – на скамье подсудимых. Девушку успевают спасти. Между вами завязывается роман, и вот ты уже готов сделать ей предложение, как всплывает одна мелочь. Ерунда. Пустяк. Девушка оказывается «чёрной вдовой». И в итоге ты оказываешься, скажем, седьмой жертвой. Причем, смерть твоя будет очень долгой и мучительной. Что скажешь?
––Значит, я помешал планам вашего Начальства, и оно меня наказало таким образом?
––Ты помешал, но наказало тебя не Начальство, а ты сам. Что мешало тебе просто пройти мимо? Основополагающий закон свободы воли никто не отменял. Но пройди ты мимо, ты бы до конца дней мучился из-за этого своего выбора, спился и подох в какой-нибудь канаве вместо того, чтобы жениться и произвести на свет сына, который станет гениальным хирургом и спасет не одну сотню жизней. Грустно, правда? А теперь представь, что у входа в парк ты встречаешь старуху, которая слезно просит помочь ей донести сумки до автобусной остановки. Ты выполняешь её просьбу (благо остановка в пяти минутах ходьбы), затем сажаешь бабулю на автобус, потому что она забыла дома очки и не в состоянии разобрать номер, и отправляешься на прогулку в этот самый парк. Однако, как ты теперь понимаешь, для убийцы и садистки все уже кончено. Ты же, проходя мимо того самого места, скорее всего, даже ничего не заметишь. И волки целы и овцы сыты. Теперь ты понял, кто такие Направляющие?
––Более-менее, – кивнул я головой.
––Только не надо теперь видеть в каждом, кто спросит у тебя как куда-то пройти, Направляющего, – усмехнулся Пионер. – А то, глядишь, допрыгаешься до паранойи.
––Это всё, конечно, очень интересно, но получается, что вы, Работники, просто роботы без своих чувств и желаний, – сказала Женя.
––Почему без чувств и желаний? Просто большинство наших чувств вам не понять, как жуку не понять ваших. А, что касается желаний, то на сей момент лично у меня их два: первое, это чтобы вы вернулись в свой мир и не добавляли мне хлопот, а второе – чтобы эти придурки из НИИ Времени и ему подобных по всему миру прекратили свои попытки открыть ящик Пандоры, а то я уже замучился срывать им эксперименты. Была бы моя воля, я бы позвал Уничтожителя, чтобы тот устроил им всем инфаркт, а их наработки с аппаратурой вкупе предал огню. Да только без толку, – махнул он рукой. – Люди – существа упертые.
«Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь.
Колом ее оттудова не выбьешь: упираются, всяк на своем стоит!», – со вкусом процитировал Пионер Некрасова. – Все их потуги можно уподобить попыткам разобраться в устройстве и работе ваших электронных игрушек Ампером, Омом или Фарадеем, – Ничего не поймут, только разломают всё к чёртовой бабушке.
––Ты сказал «вернулись в свой мир» – что это значит? – быстро отделив пшеницу от плевел, спросила Женя.
––А то и значит. Вы на собственной шкуре узнали, что эти, так называемые, «параллельные миры» или «альтернативные реальности» существуют на самом деле. Вот только нихрена они не параллельные. Будь они параллельными, как было бы проще! Но нет, они находятся в непрерывном, своего рода, броуновском движении и иногда сталкиваются между собой «со всеми вытекающими», – сказал он, сплюнул на землю и растер плевок ногой. – Одна радость – перемещение между мирами возможно только при двух условиях: только в момент столкновения и если субъект спит.
––Мимо, – сказала Женя. – Когда наши миры столкнулись, и там и там спало до фига народу. Почему перекинуло только нас? Или есть еще другие попаданцы?
––Нет, других нет, – мотнул головой Пионер, – Просто они столкнулись в двух разных пространственно-временных точках, где спали только вы. Будь вы уникумами – остались бы у себя, но вы дубли... Ладно, разболтался я что-то с вами о вещах, которые вам знать не положено, – Пионер встал со скамейки, потянулся, ухмыльнулся и стал таять, как Чеширский Кот.
––Если не положено, то почему бы не подчистить нам память? – ехидно поинтересовалась Женя у того, что еще было видимо.
––Вы из другого мира, а копаться в мозгах я имею право только у жителей этого, – ответила мерзкая улыбочка и растаяла.
––Вот за это я его и ненавижу, – буркнула Женя.
––За что? За то, что нельзя понять, правду он говорит или в очередной раз пудрит мозг?
––Нет. За его манеру появляться и исчезать. Пижон.
––Что скажешь о его очередных россказнях?
––Ничего. Я подумаю об этом у себя. Одна. Не обижайся, Сём, пожалуйста. Просто, когда ты рядом мне лезут в голову всякие глупости, – улыбнулась Женя. – Похоже, я поставила рекорд по скоростному втрескиванию. Увидимся на ужине, хорошо?
И, быстро поцеловав меня, ушла в свои владения.
Я же закрыл глаза и тоже стал размышлять над словами Пионера. Похоже, в этот раз, он не врал. Хотя, если хочешь скормить ложь, ее нужно положить между двумя правдами. Итак, что было правдой? Способность устраивать всякие штучки со временем он продемонстрировал, играючи швырнув нас на пару часов назад. Значит, утверждение, что петля, закрывающая нам выход из лагеря, его рук дело, скорее всего, правда. Но почему меня кидает в последнюю неделю смены, а Женю – в начало? Ну да не суть важно. Важно лишь одно: никуда ни ей, ни мне с подводной лодки «Совенок» не деться. Если только миры не соприкоснутся снова. И не где-то и когда-то, а здесь и сейчас. Так вот почему нас вырубает в автобусе! Для путешествий во времени спать вовсе не обязательно! А вот для перемещения между мирами это – необходимое условие. Ай да Пионер! Ай да сукин сын! Он все же каким-то образом пытается вернуть нас обратно. Но, похоже, силенок у него не хватает. Теперь понятно, почему он отыгрывается на нас. От досады. Значит, кое-что человеческое ему все же не чуждо. Жаль только, что это «кое-что» – не самые лучшие качества человеческой натуры.
Однако, если за свои двадцать пять лет я успел обрасти ледяной коркой равнодушия и цинизма, то что говорить о нем – существе возрастом в сотни, если не в тысячи раз старше меня? Хотя за неполные три недели проведённые тут эта самая корка весьма ощутимо подтаяла и покрылась сетью трещин. По моей мизантропии был нанесен так же ощутимый удар – если раньше я блюл свое право на одиночество, как кот свою территорию, то теперь мне все больше хотелось живого общения, а не обмена ничего не значащими и ни к чему не обязывающими репликами с анонимусами, с возможностью забанить любого, посмевшего посягнуть на мою зону комфорта, несколькими кликами мыши. Да что же это за место такое?!!
––Пионерский лагерь «Совенок», – раздался рядом мелодичный голос, который мог принадлежать только одному человеку.
––Славя, ты когда-нибудь из меня заику сделаешь! – возмутился я, одновременно сообразив, что последнюю фразу произнес вслух. – Или, того хуже, устроишь мне сердечный приступ.
Девушка лишь рассмеялась и села рядом. Не то чтобы я имел нечто против ее общества, но не сейчас, когда я усиленно занимался самокопанием.
––Неужели здесь нет других свободных скамеек? – раздраженно пробурчал я себе под нос.
Славя дернулась, как от удара током, медленно встала и пошла прочь. Мне стало жутко стыдно, я вскочил и догнал ее.
––Извини меня.
––За что? За искренность? – не поднимая глаз, сказала девушка.
––За хамство. Ты же ведь не просто так подошла. Может, вернемся? В конце концов, эта скамейка – не моя частная собственность.
––А если просто так? Девушкам, знаешь ли, свойственно желание иногда поговорить ни о чем. А я – самая обыкновенная девушка, Семён, а не полицай на службе у Ольги Дмитриевны, – все так же тихо сказала Славя. – Но все об этом почему-то забывают. Да, мне нравится, чтобы все было в порядке, чисто, ухожено. Лагерь – это большой сложный механизм, и я хочу, чтобы он работал без сбоев. Вот скажи мне – что такого дурного в этом желании? И если происходит нечто, что угрожает его целостности, его работе, я либо вмешиваюсь сама, а если вижу, что моих сил не хватит, иду к Ольге Дмитриевне. И за это меня за глаза зовут стукачкой. Но доносчик делает это к своей выгоде. А я? Какую такую выгоду имею я? Освобождение от работ? Или, может, привилегию не мыть руки перед едой? Ах да! Я же веду зарядку и поднимаю флаг! Хотя зарядку должен вести физрук, а у него больное колено, но он терпел, сколько мог, и лишь в этом году попросил меня подменить его. Ты хоть понимаешь, что это такое? Это значит, что он больше не справляется со своими обязанностями и это лето для него здесь последнее. А он здесь очень давно – еще со времен Старого лагеря и прикипел душой к этому месту. И я иногда замечаю такую тоску в его глазах... Что же до поднятия флага – так это не привилегия, а обязанность. Я люблю, когда на меня все смотрят не больше твоего, но каждое утро перешагиваю через себя и иду поднимать этот флаг.
––Так зачем ты идешь на все это? Или ты не умеешь говорить «нет»? – спросил я и машинально отметил, что мы вышли к зданию клубов.
––Умею, – вздохнула Славя. – Но я люблю этот лагерь и хочу быть полезной ему. Не только брать, но и давать. Вот и все. Но, хоть я и помощница вожатой, я остаюсь живой девушкой, которой хочется немного тепла.
––А что, неужели у тебя на «большой земле» никого нет?
Славя лишь покачала головой. А я недоверчиво посмотрел на нее и сказал:
––Одно из двух: либо у вас парни все поголовно слепые, либо женоненавистники.
Славя грустно улыбнулась.
––Ни первое, ни второе. Одни боятся подойти ко мне и получить от ворот поворот, а другие боятся моего отца. Он ведь у меня полковник КГБ.
Я хоть и знал об этом, но предпочел присвистнуть и, почесав в затылке, заявил:
––Дела... Я бы тоже трижды подумал.
––И зря! Если человек не хочет причинить мне вред, то чего ему бояться?
––Славя, все отцы смотрят на молодых людей своих дочек, как на потенциальную опасность. Потому что хорошо помнят себя в их возрасте и отлично знают, что на уме у среднестатистического представителя мужского пола в 16-17 лет.
––Представь себе, мне это тоже известно, но ты ведь, когда смотришь на Женю, не думаешь лишь о том, как бы затащить ее в койку?
––Скажем так: я не думаю об этом в первую очередь, – честно сказал я и улыбнулся, – Повышенный гормональный фон еще никто не отменял. Да и инстинкты с рефлексами – тоже.
Славя внимательно посмотрела на меня.
––Ты как-то странно об этом говоришь. Словно взрослый человек, оказавшийся в юном теле, для которого это всё уже знакомо.
Я смутился. Меня подловили. И мне теперь нужно было как-то выкручиваться. Но Славя, сама того не зная, пришла мне на помощь:
––Признавайся, умных книжек начитался?
––Ну, вроде того, – с виноватым видом сказал я. – У отца большая библиотека, и вот...
––А если Женька перед тобой разденется, сможешь устоять? – бросив на меня лукавый взгляд, вдруг спросила меня Славя.
––Если только разденется, наверное, смогу, – представив себе эту картину и покраснев, сказал я. – Но устраивать такой эксперимент я бы все же не рискнул.
––То есть, стопроцентной уверенности у тебя все же нет? – продолжала допытываться Славя.
––Полную гарантию может дать только страховой полис, – перефразировал я Великого комбинатора, – А ты о таких вещах спрашиваешь... Колись, Женя попросила устроить мне проверку на вшивость?
––Нет. Это и есть тот самый «разговор ни о чем», о котором я тебе говорила, – улыбнулась Славя. – Вот видишь, я могу не только передавать поручения от вожатой, но и просто поболтать, если попадется подходящий собеседник. Под позолотой оказался обычный гипс. И как тебе Славя-болтушка?
––Значит, твои рассуждения о том, что люди не понимают твоих настоящих мотивов, всего лишь часть «разговора ни о чем»?
––В какой-то степени. Это – очень грустная тема, на которую я бы заговорила далеко не с каждым, – снова вздохнула Славя. – Просто я чувствую людей – о чем с кем можно говорить, и о чем говорить не стоит.
––И о чем же со мной говорить не стоит? – заинтересовался я.
––На всевозможные чисто девичьи темы потому, что ты умрешь от скуки, – рассмеялась Славя.
Прозвучал сигнал горна, созывающий всех на ужин. Я было направился кратчайшим путем к столовой, когда меня строгим голосом окликнули:
––Семён, умывальники – там!
Жени я в столовой не нашел, поэтому, наскоро отужинав, взял ей порцию на вынос. Все девчонки отреагировали на это только положительно: Ульянка подмигнула, Алиса показала большой палец, Славя ободряюще улыбнулась, Лена кивнула головой, а Мику чуть порозовела и мечтательно вздохнула. Лишь Эл помрачнел и уткнулся в свою тарелку. Шурик же, как и подобает истинному ученому, одержимому своей идеей, ничего не заметил.
––Сова, открывай. Медведь пришел! – крикнул я и стукнул в дверь библиотеки ногой.
Никакой реакции. Я повторил. Безрезультатно. Снова и снова. Тихо выругавшись, я поставил поднос на землю, открыл дверь и, придерживая ее ногой, поднял поднос с ужином и боком зашел в помещение. Поначалу мне показалось, что хозяйка отлучилась по неотложному делу и я, поставив ужин на её стол, уселся за него и, откинувшись на спинку стула и от души потянулся. Мне почему-то пришло на память, что в детстве, когда уж очень не хотелось идти в школу, я шел в районную библиотеку и просиживал за книжкой «школьное время», а потом шел домой. Я навсегда запомнил специфическую библиотечную тишину. Я закрыл глаза, и мой персональный «Делориан» отправил меня на шестнадцать лет назад в читальный зал Библиотеки имени Павлика Морозова (несмотря на развал Союза, библиотека сохранила своё прежнее имя до самого своего закрытия в две тысячи девятом году). Однако, спустя несколько минут, обострившийся слух уловил какой-то посторонний шум, вернувший меня обратно. Я встал и пошел на звук. Источник звука лежал на полу между вторым и третьим стеллажом и сладко сопел, подложив руку под голову. Я не стал будить Женю, а просто присел на корточки и стал любоваться ею. Во сне маска строгого и нелюдимого библиотекаря исчезла начисто. Передо мной была очень симпатичная девушка, в которую меня угораздило влюбиться.
На ум почему-то пришла компьютерная игра, в которой антогонист – фотограф, одержимый идеей запечатления невинности, накачивал своих жертв наркотиками и снимал их, пока они находились в состоянии полного отруба. Мне вдруг пришла в голову мысль о том, что, вместо того, чтобы колоть им всякую гадость, похищать, тащить в свою тайную фотостудию, можно было честно договориться с ними, дать им снотворного и снимать сколько душе угодно. Да и можно было устроить сенсационную выставку, вместо того, чтобы хранить фотографии «за семью печатями»... Но в таком случае «кина» бы не было.
Я поднял Женю с пола, отнес и усадил её за стол.
––Давай, красавица, проснись. Пришел к тебе с едою Сёма, – прошептал я ей на ухо.
Ноль эмоций. Я слегка похлопал Женю по щекам. Бесполезно. Я начал беспокоиться.
«Лучше перебдеть, чем недобдеть»
Виола, увидев меня с Женей на руках, шутить не стала, а перешла сразу к делу:
––Укладывай её на кушетку и рассказывай, что случилось, а я тем временем все подготовлю.
И пока Виола стерилизовала шприц, я вкратце поведал ей, что случилось, опустив кое-какие детали, вроде прыжка во времени и беседы с Пионером. Простерилизовав шприц, Виола наполнила его каким-то лекарством и попросила меня уложить пациентку на живот. Сделав, как она просила, я развернулся на сто восемьдесят и освободил место профессионалу.
––Все. Можешь поворачиваться и переверни свою пионерку на спину, – сказала Виола, разбирая шприц.
––Что с ней? – выполняя ее указание, спросил я. Не почувствовать укол советским многоразовым шприцем – это давало весьма серьезный повод для беспокойства.
––У нее очень редкое расстройство сна, пионер. Которое не лечится, – вздохнула Виола. – Ночью у неё нет полноценного глубокого сна. А вот днём она «навёрстывает». Единственное, чем медицина может ей помочь, так это лекарства, от таких вот приступов. Похоже, сегодня она их почему-то не приняла.
Я вспомнил, как Пионер кинул нас назад во времени. И мы направились из библиотеки прямиком на площадь Генды. В первый же раз, когда мы пошли на пристань, Женя сначала забежала в свой домик. Теперь я знал зачем – чтобы принять лекарства. И рад бы выматерить Пионера от всей души, да не получается. Он-то тут причем? Женя отлично помнила, что сегодняшнюю дозу медикаментов уже принимала, да не учла, что после скачка во времени, она вернулась в тело, которое их на тот момент не получило. Никто не виноват. Своего рода несчастный случай.
––Что-то, вроде нарколепсии?
––Для среднестатистического пионера, ты слишком много знаешь, – сказала Виола и внимательно посмотрела на меня своими разноцветными глазами.
––Ничего необычного, просто много читал, – и чтобы уйти от скользкой темы моей личности, спросил. – Так что же с ней, если она даже не почувствовала укола? И что же вы ей поставили? И что было, если бы мы не вмешались?
––Ого, сколько вопросов! – рассмеялась Виола. – Нравишься ты мне, пионер.
Медсестра села на стул и закинула ногу на ногу – один-в-один, как Шерон Стоун в «Основном инстинкте». Я судорожно сглотнул – ох уж мне это семнадцатилетнее тело и его гормональное буйство!
––Название её болезни тебе ничего не скажет, если ты, конечно не специалист по расстройствам сна. Если же тебе так неймется, спроси у своей пионерки сам. Поставила я ей стимулятор, самый сильный, из хранящихся здесь. Не бог весть что, конечно, но получше кофеина. Так что твоя пионерка очнется где-то через десять-пятнадцать минут. Отвечая на твой последний вопрос, я сразу скажу: «Ничего». Она проспала бы непробудным сном сутки-полтора и единственное осложнение, какое могло бы ее ожидать, так это либо простуда, либо застуженные почки, либо то и другое сразу. Полтора суток на полу – это вам не шутки.
––Виолетта... Виола, можно я с ней посижу? Обещаю молчать и никаких вопросов.
Виола тепло улыбнулась:
––Сиди, конечно, я что сама молодой не была? Если хочешь, можешь перенести ее в изолятор – там у вас будет полное уединение без старой тетки под боком.
––Не стоит. Вы меня не стесните. Да и вы вовсе ничуть не старая.
Виола снова улыбнулась.
––Как хочешь. Была бы честь предложена, – и, раскрыв сборник кроссвордов, вернулась к прерванному нашим появлением занятию.
Я же переставил табурет к кушетке, сел на него и, взяв Женю за руку, снова подумал о фотографе-психопате: «Одно слово – дурень».
Часы на стене отсчитывали секунды. Время от времени тишину медпункта прерывало задумчивое «хм» Виолы. Я смотрел на Женю и думал. Думал о разном – о том, как мало я все же о ней знаю: ни откуда она родом, ни сколько витков она уже пережила, ни о том, когда же она нашла свой modus vivendi для проживания здесь, почему она так резко пресекает робкие попытки Эла поухаживать за ней – в конце концов, любой девушке приятны знаки внимания от представителей противоположного пола и что-то мне говорило, что Женя не была избалована ими как здесь, так и у себя дома. Странное дело – мы провели вдвоём кучу времени, а так толком друг о друге ничего не узнали. Только самые общие факты. Это никуда не годилось, и мне хотелось покончить с «белыми пятнами» в этом цикле – своего рода логическое завершение нашего знакомства. Собственно, я для этого и предложил поездку на остров и если бы не визит Пионера... И вот драгоценное время уходило, а Женя не просыпалась. Я начал было нервничать, когда ее рука вдруг чуть сжала мою.
––Вставай, соня, – прошептал я.
Женя открыла глаза, обвела взглядом окружающую обстановку и резюмировала:
––Медпункт.
––Он самый, пионерка. И что ты можешь сказать в свое оправдание? Почему ты не приняла свои таблетки и тем самым заставила нас с пионером изрядно понервничать? А так же перевести на тебя препарат, за использование которого мне теперь придется заполнить кучу бумажек, – поинтересовалась Виола голосом, от которого окружающая температура упала градусов на пятнадцать.
––Я приняла все лекарства, Виоллета Церновна, – ничуть не уступающим тоном возразила Женя.
––Тогда, как ты объяснишь мне тот факт, что отключилась в библиотеке? И если бы не твой пионер, заработала бы себе пилонефрит?
––Я действительно принимала все, что положено, – повторила Женя, меняя положение с лежащего на сидящее.
––В таком случае, увеличь дозировку в полтора раза и, как вернешься домой, покажись врачу, – вздохнула Виола. – Голова не кружится? Не тошнит?
––Нет.
––В таком случае я вас не задерживаю и, смотрите мне, чтобы без глупостей, ясно? А то знаю я вас, молодых да горячих в последний вечер смены.
Мы сочли за лучшее промолчать в тряпочку эту на реплику дражайшей медсестры и покинули медпункт.
Вопрос «Куда теперь?» был излишним – за все время, проведенное вместе, начальный и конечный пункт наших перемещений по «Совенку» определился окончательно и бесповоротно. И, как обычно, по дороге туда мы, словно не доверяя открытому пространству, не проронили ни слова.
Стоило библиотечной двери закрыться за нами, Женя тут же обняла меня и прошептала:
––Спасибо тебе.
––И тебе. Теперь мы точно не сойдем с ума. Вечность – срок немалый. Вдвоем его еще можно как-нибудь скоротать, – проведя рукой по её волосам, сказал я.
––Расскажи, как все было.
––А что тут рассказывать? Приношу я тебе ужин... – начал было я, как меня тут же перебили:
––Ты принес мне ужин? Где он?!
––У тебя на столе. Вот только все уже остыло.
––Плевать!
И пока Женя уплетала за обе щеки холодный ужин, я рассказал ей все, включая причину произошедшего.
––Хорошо, что у тебя только расстройство сна, а не сахарный диабет в тяжелой форме. Иначе вместо спящей красавицы я бы тут нашел...
––Дохлую красавицу, – закончила за меня Женя, и поставив пустой стакан на поднос, сладко потянулась.
––Не смешно, – буркнул я и перевел разговор на другую тему. – Помнишь, он сказал, что миры столкнулись в двух разных пространственно-временных точках. Это значит, что мы с тобой, в первую очередь, из разного времени, но не очень уж отдаленного, если судить по тому, что твой смарт внешне практически не отличается от моего.
––Ты хочешь знать откуда я в обоих смыслах: как времени, так и пространства, я угадала? – улыбнулась Женя. – Цену ты знаешь.
И передо мной, словно из воздуха, появилась старая знакомая – пустая литровая банка.
По дороге назад, я вспомнил о загадочных кристаллах, что томились на крыше, и, вручив Жене воду, слазил за ними и вернулся в библиотеку.
Приготовления к чаепитию шли полным ходом. Меня, как и в раньше, попросили не путаться под ногами, а посидеть в сторонке. Я не обиделся – Женя есть Женя. В ней странным образом сочетались тактичность и бесцеремонность, прямота и дипломатичность, а так же умение вычленять главное, не отвлекаясь на второстепенные детали. Я сидел и смотрел, как она быстро, но не суетливо, готовит нашу чайную церемонию, и мне вдруг пришла мысль, что из нее получится хорошая жена и мать. Если только... Вот именно, что «если только». «Совенок» – идеальное место для подростковой влюблённости, но не для более серьезных отношений, не говоря уже о семье. Я вздохнул.
––Чего вздыхаешь? Это мне положено вздыхать. И, вообще, это несправедливо – завтра я расстаюсь с тобой на две недели, а ты приедешь на готовенькое, – проворчала Женя.
––Все претензии к Пионеру. Это всё его штучки.
––«Тёмную» бы ему за такое, – буркнула Женя, разливая чай по стаканам. – Глядишь, вся спесь с него и слетела бы.
Мысль о том, что разлука на две недели – сущий пустяк по сравнению с тем, что переживают жены моряков дальнего плавания, я предпочел оставить при себе. А вместо этого сказал:
––Такого и три «тёмные» не исправят.
––Истину глаголишь, сын мой, – вздохнула Женя. – Все готово. Можешь присаживаться.
Сегодня к чаю была ещё небольшая пачка печенья, пригоршня конфет и несколько пряников, на что я отреагировал в духе мэтра Кокнара:
––Эгей! Да ведь это уже пир! Лукулл обедает у Лукулла!
Женя лишь грустно усмехнулась:
––Это мое особое чаепитие на закрытие смены. Одинокое.
––А почему было бы не позвать ту же Славяну. Вы же, вроде как, соседки и не в контрах? Или я чего-то не знаю? – спросил я и положил в чай ложку сахара.
––Нет, не контрах. Просто у нас не так много общего, чтобы стать друзьями. Хорошими соседками – это да, но не более. Она это чувствует и не навязывается, хоть и не понимает, как можно жить в одиночестве и особо не страдать от этого. Вот ты это понимаешь, я это понимаю, а она – нет, но уважает мое право жить, как мне нравится. За что ей честь и хвала. Но ты же хотел поговорить не о Славе?
––Я хотел сыграть в своего рода пинг-понг. Чтобы между нами осталось как можно меньше неизвестного. Если не захочешь отвечать на какой-то вопрос, так и скажи. Идёт?
––И ведь не отстанет, – вздохнула Женя. – Ладно, приступай, вивисектор.
Как выяснилось, Женя была родом из Новосибирска, а перекинуло её сюда из марта четырнадцатого – как я и предполагал, временной разброс был относительно небольшим – год и девять месяцев. Очнулась в том же самом «Икарусе» уже на подъезде к «Совенку» («Я было решила, что с катушек съехала – мало того, что троллейбус поменялся на автобус, так еще и лето за окном.») Заботливые Работники снарядили её получше, чем меня – у Жени оказались с собой сумка с вещами и, главное, с лекарствами и запиской: что, сколько и когда принимать. Но сюрпризом номер один оказались очки («Я пересела на линзы в двадцать, а тут снова – привет, стекла! Благо хоть оправа более-менее человеческая.») Всю свою первую смену она вела точно так же, как и я – доставала окружающих расспросами. В итоге от неё стали шарахаться практически все, кроме Славяны, которая уговорила её показаться Виоле, а последняя, быстро поставив ей диагноз «амнезия неизвестной этиологии», предложила выбор: прекратить расспросы, и наслаждаться отдыхом, а потом показаться врачу, либо отправляться в больницу сегодня же – на усмотрение самой больной. «Больная» справедливо рассудив, что в больницу она всегда успеет, решила выбросить все из головы и отдохнуть как следует, а там видно будет. В конце концов, кормили тут неплохо, чистый воздух, волейбол, бадминтон да пляж. На обязательные работы Женя смотрела спокойно – за все надо платить, а за такой отдых помочь Славе с уборкой площади – плата невысокая. Единственное, что раздражало ее – так это длинна юбки. Но ко всему можно привыкнуть, а со временем наблюдательная Женя заметила, что пионерки, если им что-то надо поднять, не нагибаются, а присаживаются. Галстук же её только забавлял. Правда, чтобы научиться его повязывать правильно, пришлось пойти на небольшую хитрость («Я говорю Славке: «Как у тебя получается так красиво его завязывать? Покажи, пожалуйста.» Она и показала»).
––И ничего не заподозрила?
Женя только рассмеялась:
––А что тут подозрительного? Каждая девушка хочет выглядеть красивой. И она эту просьбу именно так и поняла. Вот если бы я спросила у неё, кто сейчас занимает пост генсека, то тогда – да.
Когда Женя поняла, что застряла здесь надолго, то решила, что пляж и волейбол – это, конечно, мило, но не мешало бы узнать побольше о мире вокруг.
Там, где не было Интернета, единственным источником информации были старые добрые книги. Да вот незадача – лагерная библиотека оказалась закрытой – с прежним библиотекарем в самом конце прошлой смены случился приступ аппендицита и её в срочном порядке отправили в город, а нового библиотекаря обещали прислать только в следующей смене, да и то... В лагере чтение было не в почете – большинство пионеров предпочитало пляж и игры на свежем воздухе книге, но библиотекарь все же полагался, как физрук и медсестра. И Женя предложила главной вожатой свои услуги – за свою жизнь она провела не один час в библиотеке и представление о работе библиотекаря имела. Вожатая немного поворчала на тему «Родители тебя сюда отдыхать и набираться сил, а не дышать книжной пылью послали», все же согласилась – в конце концов, сидели же Шурик и Электроник у себя в кружке кибернетиков и были счастливы, собирая своего робота. Чем же Женя была хуже их? Ведь лучший отдых – это занятие делом, которое тебе по душе. Этот аргумент стал решающим, и Женя получила доступ не только к книгам, но и к личным делам всех пионеров – только для того чтобы заполнить карточки, разумеется. С каждым новым витком она вживалась в роль грозного библиотекаря все больше и больше. Да и сама библиотека подходила к её нелюдимому характеру, как ничто другое. Спустя две-три смены, она уже знала, кто и когда сюда придет и что возьмет. Тем больше был её шок, когда казавшийся ей железобетонным порядок, был нарушен – три цикла назад в последнюю неделю смены Славя принесла сногсшибательную новость – в лагере объявился новичок! Ей, само-собой, захотелось разузнать, что это за птица, и она на следующий день, когда он пришел к ней с бегунком, притворилась спящей. Новичок оказался типом тактичным: обнаружив, что хозяйка спит, не стал будить её, а вместо этого взял со стеллажа какую-то книгу, устроился в старом просиженном кресле и стал с интересом её читать. Пока Женя размышляла, что же ей делать дальше, в библиотеку зашла Лена. Пришлось «проснуться». Новичок получил свою подпись на обходном и ушел. Когда ушла Лена, Женя взяла книгу, что читал новоприбывший. «Мир, как воля и представление» А. Шопенгауер. Выбор литературы озадачил её не на шутку – местные пионеры если и брали что-то, то беллетристику, а тут Шопенгауэр!
––Мда, – задумчиво протянул я. – Что же получается? Не будь у меня в понедельник настроения почитать Кинга, ты бы так и осталась человеком, от которого нужна лишь подпись в бегунке.
––Я что, такая страшная? – надулась Женя.
––Нет-нет, – быстро сказал я, – Я вовсе не это хотел сказать. Здесь вообще нет некрасивых девочек. Просто я не могу подойти ни к одной из них. У меня сразу появляется ощущение, что я – совратитель несовершеннолетних.
––Так я привлекла твое внимание лишь тем, что со мной ты не чувствуешь себя «совратителем несовершеннолетних»?
––Прибавь сюда очень симпатичную внешность и умную голову, – улыбнулся я. – А насчёт совращения... Не поэтому ли ты рыкаешь на Эла? Ведь знаешь, что нравишься мальчику.
Женя смутилась, а я рассмеялся.
––Ладно, оба хороши, – буркнула Женя. – Ты узнал всё, что хотел?
––Почти, – кивнул я головой. – Кроме одного: сколько ты уже здесь?
––С этой сменой – семнадцать циклов. Пятьдесят одна неделя. Ещё немного и можно праздновать годовщину, – отчеканила Женя и, плотоядно улыбнувшись, сказала. – Теперь моя подача, так?
В отличие от меня, Женю не интересовали мои злоключения здесь – они были почти точно такими же, как и у неё. Она хотела узнать две вещи – что случилось в мире во время её «отсутствия» и побольше обо мне, ибо весь мой рассказ о себе уместился в десяток коротких односложных предложений, а ей были интересны детали. Но чувство такта у неё тоже присутствовало – почему я бросил универ, и сколько у меня было девушек, она не спросила. И на том спасибо.
––У меня всё, – сказала Женя и заглянула в заварник. – Ещё чаю?
––А он там есть?
––Зришь в корень? Нет, его там нет. И если кто-то хочет чайку, ему придется сходить за водой.
––Знаешь, пить много чая на ночь – к раннему подъему. А я хочу сегодня выспаться. И у нас осталось одно дело, о котором мы позабыли, – сказал я, доставая из кармана таинственные кристаллы, и положил их на стол. – Гаси свет.
Женя щелкнула выключателем, и кристаллы ожили. Теперь они светились не тем тускло-голубым, как в шахте, а уверенным, насыщенным синим светом. Изменился и характер пульсации – с нервно-частого на неспешно-солидный.
––Вот ведь, совсем как цветы, – прервав затянувшееся молчание, сказала Женя. – Стоило их «накормить» как следует, они и расцвели. Что же в них такого, чтобы делать из этого государственную тайну?
Мы ещё немного полюбовались на кристаллы, из-за которых из нас чуть не вытряхнули душу, и снова включили свет. Стоило вспыхнуть лампе, таинственное сияние и мерцание тут же исчезло. Кристаллы вновь стали простыми кусочками полупрозрачной с вкраплениями неизвестного металла породы.
После краткого совещания, было решено оставить свою находку в библиотеке. Женя завязала камешки в носовой платок, положила их в нижний ящик стола и забросала узелок всевозможным бумажным хламом.
––Ну и денек, – проворчала Женя, закрывая библиотеку. – Пойдем погуляем, что ли? Завтра будет не до этого.
Но погулять не вышло – через пять минут мы наткнулись на Саныча. Тот добродушно пророкотал:
––Пионеры, у вас совесть есть? Отбой был два часа назад, – и развел нас по домикам.
––Твоё счастье, дрищ, что завтра последний день смены, а то бы схлопотал наряд на картошку, – хлопнув меня по плечу, сказала на прощание груда мышц и, тихо посмеиваясь, растворилась в темноте.