Начало: http://proza.ru/2016/08/19/1344
Адамова не угнетала поздняя осень: тёплая и сухая в этом году, она позволяла им с Евой Львовной ежедневно выходить на променад. Оба любили конец межсезонья, когда в парках и скверах пробуждалась или, как теперь, замирала жизнь. Ещё недавно там гремела музыка, шумели фонтаны и взвизгивали дети, приходившие пошуршать опавшей листвой, спугнуть стаю голубей, покормить с мостика над прудом, который на зиму спускают, лебедей и уток. Нынче только колесо обозрения и жужжало. О том, были ночные заморозки или нет, красноречивее всего говорили розы, что с середины лета радовали глаз на пересечении улицы Дзержинского и проспекта Октябрьской революции. «Вот и мы такие: «цветём» из последних сил», - невольно подумал Адамов, но сразу одёрнул себя, даже постарался придать походке лёгкости, боясь выдать своё настроение. К счастью, Ева Львовна воспринимала всё иначе:
- Уже ноябрь, а розочки цветут, - радовалась она, - чувствуешь, как пахнут!
- Главное, что на листьях пятен тёмных нет, - проворчал Адамов. Ему было гораздо приятнее ловить аромат хорошо знакомых духов. Снова пожалев о своей категоричности, он выжидающе поднял глаза на спутницу и удивился, когда она кивнула.
- Знаешь их? – поинтересовалась Ева Львовна.
-Кого? Думал, ты мне кивнула...
- Это сын нашей соседки снизу. Свалился как снег на голову, да ещё не один!
- Той, что всех окрестных котов кормит? Я что с ней, что с её мужем и не знаком почти. Это ты у нас всех знаешь...
Ева Львовна пропустила мимо ушей беззлобную подначку, сказала только, что соседка, сама ей жаловалась... Долгое время её сын работал где-то на севере, а потом вроде поддался уговорам первой жены и перевёз семью поближе к солнышку, к фруктам-овощам. Но не заладилось у них и тут. Развелись. Зарабатывает извозом: «видел, наверное, во дворе машину его, всю обклеенную рекламой новомодного такси?»
- Детки... – хмыкнул Адамов, успевший оглянуться и рассмотреть со спины не по погоде тепло одетых и оттого кажущихся непомерно тучными соседского отпрыска и, судя по всему, его гражданскую жену. Лично он терпеть не мог объёмные зимние вещи, носил до самых холодов светлую плащевую куртку, а шапки, в отличие от своей Евушки, любительницы шляпок и беретов, не надевал.
- Она с подругой на пару частный садик держит... Недалеко отсюда... Представляешь, по дому не помогает, а если что и сделает – потом сыну жалуется, - выдавала информацию Ева Львовна, скучнея на глазах. Подавленно молчал и Адамов. Он не любил сплетни, он никогда не сожалел, что у них самих нет детей и сейчас ему тоже не хотелось радоваться или грустить из-за этого.
- А ну не сутулься! – вдруг шлёпнула его по спине, как бывало раньше, супруга, и этот возмутительно несерьёзный поступок развеселил обоих – до самого дома больше не разговаривали, только изредка переглядывались, наверняка вспоминая одно и то же.
Молодо взбежав по нескольким лестничным маршам, Адамов неожиданно для себя приостановился на площадке между этажами и ласково потрепал почти не сходившую с окна кошку:
- Смотри-ка, она мне руку лизнула!
Но дурное расположение духа моментально вернулось, когда по мере их приближения к своей квартире стала усиливаться вонь.
- Амбре, - процедил Адамов. – Хорошо нижним этажам, а мы, дураки, потерпим! Надо Алису твою гнать взашей: и миски у неё тут, и два подоконника на выбор, и в туалет нашлось где сходить! Весь подъезд - её...
- Зато мыши разбежались, - выдвинула робкую гипотезу Ева Львовна.
- Что мыши – скоро люди разбегутся! - распалялся он, - давая желанный выход негативу. – Принеси мой фонарик: хочу полюбоваться.
Дело в том, что на чердак вели ещё два полноценных марша, по которым без надобности не ходили. Настрой мужа пугал Еву Львовну; пока его не было, она успела убрать в шкаф чёрное демисезонное пальто, джинсы и водолазку, вымыла руки и поставила чайник на плиту. Наконец послышались шаги, но, вместо того чтобы открыть притворённую дверь и войти, Адамов затопал вниз. «Ругаться пошёл!» - с ужасом поняла она. Хозяева Алисы, не так давно купившие трёшку напротив квартиры той самой кошатницы, были скрытны и при встрече удостаивали лишь кивком. Впрочем, с кем-то из числа пожилых соседей и вовсе не здоровались. Люди средних лет, родители девочки-подростка и мальчика дошкольного возраста, они, казалось, нигде не работают, а прежде чем выйти из дому, непременно надевают громоздкие наушники и надвигают на глаза капюшон своих любимых худи...
Вскоре внизу хлопнула дверь и на пороге возник раскрасневшийся Адамов:
- Представляешь, отказались убирать за своей же питомицей, а там – гора! «Ах ты, наглая жирная кошка», - говорят, и всё.
- Я сама вымою, - твёрдо сказала Ева Львовна.
- И не думай! Нашлась мне уборщица! Всем плевать, и нам плевать...
В их мир не проникала вонь. Ничто не нарушало уюта и патриархальных устоев квартиры, которые до недавнего времени были присущи и подъезду: его стены пестрели прилежно собранными, склеенными и развешанными пазлами, на окнах стояли неприхотливые цветы в горшках, а «кошками» не пахло. Кое-как отобедав и перемыв посуду, Адамов и Ева Львовна попробовали читать. Они как раз подарили друг другу по книге, и вышло так, что у него в руках оказался приключенческий роман Марка Леви, а у неё – роман Фредрика Бакмана, рассказывающий о юниорской хоккейной команде! Выбирая книгу на свой вкус, каждый рассчитывал прочитать её вместе с другим.
Современная французская проза тяготила Адамова своей легковесностью, вот и со «Странным путешествием мистера Долдри» было не лучше. Она – парфюмер, он – художник; сначала между ними идёт пикировка, которая вскоре перерастает в деловые отношения и наверняка оборачивается любовью до гроба... Читал, как всегда, Адамов. От сиюминутного расположения духа, от его отношения к очередному отрывку зависело, будет ли он разыгрывать диалоги в лицах или монотонно воспроизводить всё, как сплошной текст. Чаще он старался не выплёскивать своё настроение и читал с удовольствием. Так было и на сей раз:
«Вчера, засыпая, я думала о родителях, и каждое воспоминание было связано с каким-нибудь запахом. Я не имею в виду отцовский одеколон или мамины духи, речь идет совсем о других запахах».
- А у наших детей дорога домой ассоциировалась бы с тем отвратительным запахом, - мотнул головой Адамов в сторону входной двери и снова уткнулся в книгу. Ева Львовна хотела было сказать, что для «детей» они староваты, но промолчала.
Как того и следовало ожидать, назавтра вонь тоже никуда не девалась – исчезла сама Алиса! В подъезде пустовали подоконники, не было и мисок... Такой оборот дела мало устраивал Адамова. Он прекрасно понимал, что не кошка виновница создавшегося положения, и, проходя мимо «враждебной» двери, без утайки ворчал. А субботним утром, как только услыхал шум на лестнице – это означало, что приходящая раз в неделю тётка орудует шваброй, – вышел на площадку и, вручив ей «денежку», отвёл к чердаку...
Прежний порядок был водворён. Пели Евушкины чижи, с кухни тянуло чем-то вкусным, а в комнатах привычно пахло духами жены, выстиранным бельём и то свежей типографской краской, то старой книгой. Прежним не становился подъезд, который без Алисы, производил впечатление необитаемого. «Телячьи нежности», - сочувственно думал Адамов, замечая, с каким кислым видом проходит по нему Ева Львовна. Примерно через неделю после неприятного инцидента, она вообще осталась дома, отговорившись насущной необходимостью заштопать и перегладить скопившуюся стопку вещей.
В одиночестве брёл Адамов по проспекту. Если на Еву Львовну глажение всегда действовало успокоительно, то ему оставалось разговаривать с её спиной, вдыхать удушливый паркий воздух и втайне беситься, из-за того что дела отнимают время сразу у обоих... Тем не менее, оказываясь предоставленным самому себе, он быстро начинал скучать по супруге и задумывался о том, чем бы её порадовать. Вот и сейчас заспешил ко входу в Центральный парк, где в ларьке брал иногда «Птичье молоко» для своей Евушки!
- Мужчина, возьмите цветы!
Адамов не предполагал, что окликнули его, но интуитивно обернулся и увидел Цветочницу Анюту – такое прозвище он сам дал чудаковатой с виду женщине, которая уже несколько лет поливала, рыхлила, словом, обихаживала все здешние клумбы, а в жару покрывала свою рыженькую, пышноволосую голову шляпой а-ля сомбреро. Он ещё острил: «Ей и зонт не нужен!»
- Нате вот, - приговаривала она, осторожно высвобождая кустики какого-то цветущего растения прямо с комьями земли. – Посадите дома бегонию, иначе помёрзнет вся...
Вскоре в руках у растерявшегося Адамова оказались два тяжёлых пластиковых пакета. Скосив глаза, он мог видеть небольшие светло-зелёные и тёмно-зелёные листья и одинаково розовые цветы. Чем не повод порадовать приунывшую Еву Львовну! По дороге домой его переполняла благодарность: «Я над нею насмехался, дурочкой считал, а она вон какая мудрая, неравнодушная...»
Подходя к ставшей родной улице Мира, Адамов обратил внимание на детей ясельного возраста, которые в сопровождении двух девиц парами выходили из арки, но держались не за руки, как было принято в его время, а за верёвку! Кто-то ныл, кто-то лопотал. Для обычной ребячьей процессии их было маловато...
- У-у! – тоненько и коротко промычал ближайший к нему малыш.
- У-у, - неожиданно, словно корова на зов телёнка, отозвалась не то воспитательница, не то нянька.
Адамов был потрясён: «Они что, немые? Разговаривали же вроде... Так, остановились под вывеской недавно открывшегося «Центра раннего развития»... Был магазин, теперь – дети... М-да, многому таким Макаром научат!»
Нагруженный цветами и новостями, он уже подходил к подъезду, когда увидел Алису! Кошка привычно просилась «домой».
- Знаешь, кого я сейчас видел? – раздалось через минуту на площадке третьего этажа, но было непонятно, о встрече с кем именно Адамов расскажет в первую очередь.
Продолжение: http://proza.ru/2020/06/14/709