ТРАМЕДИЯ О СМРАХЕ,
на пепелище блеющем
посвяща аванга
Участвуют:
СМРАХ, кольцо в носу и на губе.
НЕСМРАХ, чело, печаль и глубина.
КУЛЬТУРА 2, партийный галстук и помойка.
ЛИТЕРОЕДЫ, крикливые и прожорливые.
ПРАВЫЙ СМЫСЛ
ЛЕВЫЙ СМЫСЛ, } поросята интеллекта.
ПОДСМЫСЛОК,
СМЫСЛЯТА и др.
ГРАУНД, пробор я ля Гитлер (в кармане гребень панка).
АНДЕГРАУНД, гребень панка (в кармане пробор а ля Гитлер).
ФАШИСТСКАЯ ПАЛКА, прям и честен.
МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ, прелестная дама.
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ.
ДРУСБА, непонятно что.
РЫНОК, наглый парень.
ЖИЗНЬ, седой ужас, многоликая, тысячеглазая, взором неуловимая.
ГОЛОСА.
Присутствуют в последнем трепе: толпа-публика, зеваки и т.п.
Все происходит в песочнике и его окрестностях на рубеже II – III тысячелетий н.э.
ТРЁП I
Сидят в песочнике.
СМРАХ: Я – поэт.
НЕСМРАХ: А по-моему, ты – говно!
СМРАХ: Я – художник.
НЕСМРАХ: Ты – говно!
СМРАХ: Я – гений.
НЕСМРАХ: Говно!
СМРАХ (плачет): Почему?
НЕСМРАХ: Воняешь.
СМРАХ: Я – живой!
НЕСМРАХ: Ну и что?
СМРАХ: Все живое воняет.
НЕСМРАХ: Культура не воняет.
СМРАХ(плач усиливается): Воняет-воняет!
НЕСМРАХ: Покажи мне, где у нее воняет!
СМРАХ(зовет): Эй! Культура! Культура!
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (сбоку): Культура! Аруть: “лук!”
КУЛЬТУРА 2 (вылезла из канализации и подковыляла к песочнику): Ну чё вам?
НЕСМРАХ: Покажи, где у тебя воняет?
КУЛЬТУРА 2 (угрюмо): Да чё тибе? Вот пристали! Визде воняет.
СМРАХ (размазывая грязные слезы и сопли по щекам, радостно): О! Я говорил-говорил!!
НЕСМРАХ: Как везде?!
КУЛЬТУРА 2 (поворачивается, подставляет бока, поднимает руки, становится на четвереньки и т.д., демонстрируясь ): Во, нюхайте!
НЕСМРАХ: Фу, гадость! Чего это ты так?
КУЛЬТУРА 2 (бурчит в том же тоне): Чево-чево! Поживи с мое в стёбаном подсортирье – не так завоняешь!
НЕСМРАХ: Какой смрад! Что с ней сделали! Какое безобразье!
КУЛЬТУРА 2 (ухмыляясь): Да уж большей частью засохло все – так ли раньше пахло!
СМРАХ (глупо скалясь): Что естественно – то не безобразно.
НЕСМРАХ (раздумчиво): Ну естественного тут, пожалуй, мало, да и культура что-то… Погоди-погоди! (останавливает уже выползающую из песочника КУЛЬТУРУ 2, обнажает ей, как Миледи, плечо, видит в изумлении клеймо “2”) Ба-а!
СМРАХ: Бам!
НЕСМРАХ: Двойка!
КУЛЬТУРА 2 (ворчит, уползая в канализацию): Эка невидаль! Не знал, что ли?
СМРАХ: Хи-хи-хи! Двойка-двурушка, вонючая мушка!
Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
Страх! – Смрад! – Смрах!
Хартс! – Дармс! – Хармс!
Храмс! – Драмс! – Мархс!
Мрахс! – Мрадс! – Трахс!
и т.д.
ТРЁП II
Там же.
НЕСМРАХ (как бы про себя): Так это Культура 2… А где же Культура?
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (сбоку): Культура: аруть: “лук!”
СМРАХ: Та, что не воняет?
НЕСМРАХ(смотрит на него с презрением): Да!
СМРАХ: Она – не живая.
НЕСМРАХ: Почему?
СМРАХ: Она – трансцендентная.
НЕСМРАХ: Ишь умник! Слова-то какие знает! Уж не этой ли потусторонности ты и служишь? Гляньте-ка – христианин почти! Ай-я-яй! Софист, однако ж. Мол, там, с высшей точки, я прекрасен, а здесь, на земле, значит, что хочу, то урчу. Нюхайте – я вас презираю!
СМРАХ: Я пишу гениальные тексты.
НЕСМРАХ: Вот эту вонь? Эту гниль? Этот песок? Да тут же все расползается!
СМРАХ: У тебя нет чувства юмора.
НЕСМРАХ: Зато у тебя как у большевиков – хоть отбавляй! И чего они тебя не печатают? Диву даюсь.
СМРАХ: Ты – обыватель...
НЕСМРАХ: А ты – революционер-утопист. Эврика!
СМРАХ: …бескрылый. Для тебя нет ничего кроме вот этих серых будней.
НЕСМРАХ: А ты, может, и в Бога веруешь? Но большевику это не положено.
СМРАХ: Я верую в гениальное искусство! Оно разрушает старое и создает новый мир.
НЕСМРАХ: Во-во! Это самое. Искусство – бог! Я и сам раньше любил эту напыщенную романтическую формулу, не подозревал, что в ней таится, когда слова перестают быть метафорой и переходят в действие. Страшное таится…
СМРАХ: Искусство – не бог. Искусство – способ переделать мир. Бог – это я, гениальный я. И ничего страшного тут нет. Я и мир. Мир мой. Я его делаю.
НЕСМРАХ: Страшное то, что ты глуп и самонадеян, как все большевики. Вашей гордости и ваших силенок хватает лишь на то, чтобы разрушать.
СМРАХ: Время разбрасывать камни… хи-хи!..
НЕСМРАХ: Да-да, эрудит, верно цитуешь. Но в этой прекрасной древней книге не договорено, что разбросанные камни падают на головы не только бросавших, но и многих поколений вперед… Эк куда меня занесло! Что тебе до поколений! Ты – ацефал, живущий одним днем.
СМРАХ: Ты – напуганный мещанин. А я – гений.
НЕСМРАХ: Пожалуй, ты и действительно гений – для лотофагов, живущих здесь и сейчас. Но что ты делаешь?
СМРАХ: Я создаю гениальные тексты.
НЕСМРАХ: Я знаю: ты хочешь быть современным, богов вроде тебя пожирает эта страсть. Но ты все равно отстаешь. Тебе не угнаться за временем. Время – это французы. Фуко, Делёз и другие – они творят уже не гениальные тексты, а генитальные. Ты отстал.
СМРАХ: Ты – завидуешь.
НЕСМРАХ: Ну, разумеется, это последний аргумент, на который способны такие как ты. Но ты мелок в своих игрушках, тебе никогда не постичь, что у человека может быть великая страсть, несоизмеримая с вашими лилипутскими вавилонами – Зависть, но к настоящему, не к самодельному, Богу!
СМРАХ: Это все бессилие, пустые слова.
НЕСМРАХ: Бессилие? Но вашему роману с пустотой от силы сто лет, а роману человека с Богом – тысячелетия. Если в тебе есть хоть капля ума, то ты должен почувствовать разницу.
СМРАХ: Ты бряцаешь количеством, это смешно. Мы – в начале. Мы потому и пришли, что ваше количество провалилось. Люди и сейчас те же, что и при Калигуле..
НЕСМРАХ: Но от вас и за сто лет все качество – лишь стелющаяся гарь… Вы гордитесь тем, что разрушаете мифы, но вы плохо знаете человеческую природу: ваши ученики тут же начинают сочинять новые мифы, неизбежно мелкие, местные, так сказать субкультурные, ставя на место Бога божка вроде тебя.
СМРАХ: Так и должно быть! Я – сверхчеловек.
НЕСМРАХ: А, ну ясно, песня знакомая!
СМРАХ: Таких, как я, хотел видеть Ницше.
НЕСМРАХ: Приехали. Коли Ницше, молчу.Тупик. Снимаем шляпу пред светлой памятью.
СМРАХ: Тебе нечем крыть.
НЕСМРАХ: Крыть всегда нечем, когда тебе показывают язык, ибо это уже другой язык. Играй в свои бирюльки: революция продолжается. Граунд и андеграунд меняются местами, как ванька-встанька. Сначала были огонь и кровь, теперь их оборотная сторона – смех. Ты бессмертен, пока длится этот исторический перевертыш. Я пою тебе комплимент, ты – саламандра революции. Твое тело сгорает в огне и крови, а твой смех корчит тела несчастных наследников огня и крови, пожирателей гари, жителей золы и пепла. Они выросли, не зная чистого воздуха, их астматические грудные клетки содрогаются спазмами квазидыхания – они все еще смеются… Слышишь, вон хор современных сирен поёт твою славу – литероеды всех стран, соединяйтесь! Они и сами выросли на пепелище, эти несчастные певуньи, им тоже мнится, что они свободно дышат…
СМРАХ: Ну а сам-то ты разве не на пепелище вырос?
НЕСМРАХ: А кто спорит?
СМРАХ: Тем не менее ты говоришь так, словно ты один свободен.
НЕСМРАХ: Ну их-то точно свободней…
СМРАХ: Певуний?
НЕСМРАХ: Да, сирен.
СМРАХ: Чего ради?
НЕСМРАХ: Того и ради. Ума ради. Знаешь, что такое свобода?
СМРАХ: Ну?
НЕСМРАХ: Свобода есть разум.
СМРАХ: Фи!
НЕСМРАХ: Ты эти дикарские междометия брось! Не фи, а разум. Не рассудок, которым вы свои научно-художественные конструкции да дисеры мастерите, а разум.
СМРАХ: Так что же это такое?
НЕСМРАХ: Сейчас объясню. Ваши конструкции и диссертации, ваши находки и открытия – внутри времени. Время подгоняет вас как слепых лошадей. Разум же есть то состояние сознания, которое выводит за пределы времени, и человек, наделенный им, стоит вне потока, вас несущего. Вы – внутри пения, но только он, стоящий вне, может оценить это пение, он слышит, как вы фальшивите. Если угодно, этот разум и есть, выражаясь вашим жестяным жаргоном, – трансценденция.
СМРАХ: Ого!
НЕСМРАХ: Что и остается тебе, как не глупое “ого”! Так вот, насчет пределов. Один не то шиз, не то просто жулик, страшно современный, написал книгу “За гранью извилин” и стал, за хорошую деньгу разумеется, разных несчастных от извилин спасать. Так вот у него это жестяное словцо – сиречь трансценденция – с точностью до наоборот выражает путь от ощущения времени до вашей счастливой лотофагии. И верно – погружение в животное состояние и есть погружение внутрь времени, а значит погрузившийся времени не ощущает, потому что он поглощен им, он сам – частица времени. Хитрый шарлатан поменял местами время и вечность, и слепенькие клюнули. Но только человек разума приближается к вечности.
СМРАХ: Слова, слова…
НЕСМРАХ: Конечно, слова – потому что вы думать разучились. Ваши головки забиты лишь игрушками и самопревозношением. Вместо смелости ума – каприз, что, как известно, есть черта детская и отчасти девическая; вместо стройки – песочник; и так далее.
СМРАХ: Пустота! И божественная игра младенца!
НЕСМРАХ: Сколько крови…
СМРАХ: Зануда!
НЕСМРАХ: …прольется под ваш детский лепет!
СМРАХ: Все равно ничего нет.
НЕСМРАХ: Ладно, инвалид века, играйся! Не я твоя смерть. Но за тобой придет неблагодарная жизнь…
СМРАХ: Подумаешь!
НЕСМРАХ: …и ты поймешь тогда, что я был еще далеко не худшим собеседником.
СМРАХ: Vale.
НЕСМРАХ: Валяй!
Оба умолкают, СМРАХ в центре, в куче песка, НЕСМРАХ с краю, на бортике песочника.
Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
Смрах!
Хармс!
Мархс!
Мрахс!
Трахс!
и т.д.
ТРЁП III
Ползут к песочнику один из земли, другой из-под земли.
Стараются перегнать один другого.
ГРАУНД: Щас мое время!
АНДЕГРАУНД: Нет, мое время!
ГРАУНД: А тогда было мое время!
АНДЕГРАУНД: Нет, мое время тогда!
ГРАУНД: Его время!
АНДЕГРАУНД: Когда?
ГРАУНД: Тогда!
АНДЕГРАУНД: Нет, сейчас. То есть, тогда.
ГРАУНД: Когда?
АНДЕГРАУНД: Где?
ГРАУНД: До каких пор?
АНДЕГРАУНД: Он – мой!
ГРАУНД: Нет, он – мой!
АНДЕГРАУНД: Как – твой?!
ГРАУНД: Мой! Теперь я!
АНДЕГРАУНД: Нет, я!
ГРАУНД: А кто я?!
АНДЕГРАУНД: Да я – я, а не ты теперь!
ГРАУНД: Но я же ведь я!
АНДЕГРАУНД: А я тебе кто?
ГРАУНД: Ты?
АНДЕГРАУНД: Я!
ГРАУНД: Ты – это ты. А он – великий!
АНДЕГРАУНД: Он – мой великий!
ГРАУНД: Нет, мой!
АНДЕГРАУНД: Мой!
ГРАУНД: Щас дам в морду!
АНДЕГРАУНД: Я те сам дам! Он – убийца!
ГРАУНД: Он – гений!
АНДЕГРАУНД: Ты – убийца!
ГРАУНД: Я – гений.
АНДЕГРАУНД: Нет, я – гений! А ты – говно!
ГРАУНД: Сам ты говно!
АНДЕГРАУНД: Эй, щас дам в морду!
ГРАУНД: Я сам те щас дам!
Дерутся. Все скрывается в пыли.
Хор ЛИТЕРОЕДОВ в отдалении (поёт):
Мрахс! – Мрдас! – Трахс!
Мрахс! – Мрдас! – Трахс!
Мрдас! – Трахс!
Мрдас! – Трахс!
Драмс!
и т.д.
ТРЁП IV
Все вокруг песочника.
ГОЛОСА
1-Й: Фью! Сколько народу! А что тут, собственно, происходит?
2-Й: Да черт его знает!
3-Й: Но что-то же происходит?
4-Й: Да в том-то, кажись, и дело, что ничего и не происходит.
5-Й: Как ничего? Не-ет, что-то такое есть.
6-Й: Интеллигенцию судят.
7-Й: Кто судит?
8-Й: Ну, вот эти все. Мы.
9-Й: Кто мы?
10-Й: Да толпа эта вот.
11-Й: Так ведь нет никакой интеллигенции.
12-Й: Да что-то от нее, вроде, чуть-чуть осталось.
КУЛЬТУРА 2: Да вот они, тут сидят.
Общее оживление. Разноголосица
ЛИТЕРОЕДЫ: Смрах! – Смраха! – Смраху! – Смрахом! – О Смрахе!
СМРАХ: Вот мои помощники и свидетели.
ЛЕВЫЙ СМЫСЛ: А я ле!
ПРАВЫЙ СМЫСЛ: А я пра!
ПОДСМЫСЛОК: А я под!
СМЫСЛЯТА: А мы ля!
НЕСМРАХ: Вот-вот! Мыля! Вы все как ни мылитесь, как ни моетесь, но из вашей подля и выходит одна лепра! Сплошная лепра – целый век!
АНДЕГРАУНД: Как может выжить человек?!
ГРАУНД: Эй-эй! Ты там не подпевай! Не для тебя приходит рай!
ФАШИСТСКАЯ ПАЛКА (выходит вперед, властно): Арбитр – я! Мне отмщение и аз воздам! Кто не слушается – по ушам!
ДРУСБА (Смраху): Ты истратил много слов, и они у тебя блюют. У них отваливаются носы и уши. Их сгнившие языки вываливаются изо рта.
(Несмраху) Хорош и ты, Несмрах! Вместо того, чтобы заниматься делом, ты с ним споришь.
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ: Друсба – Абсурд!
РЫНОК: Лупи, копейка! Истина – канарейка!
МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ: О вкусах не спорят.
РЫНОК: Верно, милая, хы-хы! Я и говорю всегда: не хошь – не бери! Не нравится это – вот тебе другое, пожалуйста! Были бы деньги.
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ: Рынок? – коныр!
МИЛАЯ ГЛУПОСТЬ:
Ой! Смотрите – Сама! Ужас, ужас, ужас!
Что ей стоит найти мне другого мужа?
У нее из ноздрей – арунгвильта-прана!
Пусть накажет скорей моего тирана!
ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ:
!ишак каши!
!ишак каши!
!ишак каши!
ЖИЗНЬ: Кто тут посмел трепать языком обо мне? Время это я. Вечность это я. Я – всё. Что за пыль с моего мизинца собралась здесь?
(Несмраху): Ты скучаешь и начинаешь тратить слова на то, что не имеет смысла, полемизировать черт-те с кем, и это твой грех. Хотя понимаю – когда кругом царит глупость, машинально начинаешь с ней беседовать, и сам глупеешь. Но это слабость, друг мой, и это тоже твой грех. Ты поздно понял ту истину, что для существ твоего рода жить – это значит быть начеку, это быть собранным, держаться и держать! Отказ от напряжения и стремление к расслабленности – вот позорная лужа, в которой оказались многие. Ты не из таких, но и твои ноги слегка подкосились. И это твой грех.
(Смраху): Ты заигрался, пустил слюни. Много слюней… Это негоже для человека. Человек это не тот, кто покоится на моих руках в слюнявчике. Человек это тот, кто в ужасе и дерзости выходит со мной бороться.
Слушай мой приговор! Ты останешься в песочнике! Навеки! Пески прихлынут и пески отхлынут, солнце погаснет и солнце зажжется, время остановится и время побежит, а ты пребудешь в песочнике. Тебе не надо мысли, тебе не надо тела, тебе не надо сознания – ты от них свободен отныне. Ты хотел игры, ты станешь игрой. Время – песок, игра – песок, ты – песок.
Песок, расти! Песок, песок, песок…
СМРАХ на глазах у всех сначала приобретает цвет песка, потом оказывается песчаной статуей и наконец осыпается холмиком, превращаясь в кучу песка, сливающуюся с песочником, потерявшим очертания.
Все исчезают. ПОЭТ-ПАЛИНДРОМЩИК С ДИКОЙ СТРУНОЙ (стоя одиноко перед кучей песка):
Конец оценоК.