Полуторагодовалая внучка замечает каждые новые бабушкины серьги сразу.
И мысленно примеряет уже на себя...
По глазам вижу.
Бусы уже все перемерила.
До серёжек не добралась только потому, что уши не проколоты.
В десять месяцев она впервые заметила висюльки у меня в ушах.
Сидя на руках, она поворачивала мою голову то вправо, то влево, сравнивая серёжки между собой, и смотрела с немым укором: «У тебя две, а у меня ни одной».
Теперь же, трогая всякие новые своими пальчиками, уверенно говорит: "Моё».
Твоё, дорогая, твоё.
Но когда предлагаешь надеть на ушки: «Ни будю!»
А мне так нравится трогать её ручки и надевать на них браслеты, слетающие тут же на пол...
...Сейчас мои руки очень похожи на руки моей бабушки, такими, как я их помню.
Только у неё были «три дорожки», а у меня две, и не такие крутые. Я любила водить пальчиком по её вспухшим синим жилам, представляя себя маленьким человечком, который идёт по холмистой дорожке...
Что это я о них вспомнила?...
Видно визит малолетней модницы на такую волну настроил.
У неё спрашиваю: «Агата, можно поцеловать ручку?»
И она, глаза потупив, отвечает благосклонно: «Мона».
«Бабе Люде можно поцеловать твою ручку?» - уточняю на всякий случай.-
«Баба Людя мона».
...А ещё я любила трогать бабушкину родинку.
Ровную, круглую горошину, устроившуюся в ложбинке чуть выше левой ноздри, там где индийские красавицы размещали жемчужины.
- Тебе не больно, если я трогаю?
- Не больно, если трогаешь, а не тянешь... А ты ведь оторвать её норовишь.
Я и вправду не верила, что она — часть бабушкиного лица. Хотелось проверить.
Ведь у меня такой не было...
Ещё любила трогать усы деда.
Он закручивал концы вверх, как Чапаев.
Оттого вид его всегда был задорным, а серые глаза — смешливыми.
Дед притворялся спящим, и я с удовольствием крутила его усы то вверх, то вниз.
При этом знала, что он обязательно захочет неожиданно схватить мою руку губами.
Вот это ожидание и пугало, и раззадоривало.
Как незаметно меняются наши «трогательные» привычки...
Совсем другие ручки сейчас трогают за душу.