Глаза слезились от многочасового недосыпания. Со лба бежали бесцветные ручьи пота, с рук сочилась свежая алая кровь. Он отдавал себе отчет насколько измучен и обессилен, но не мог позволить себе сдаться. Дрожащая рука сжалась в кулак, отдаваясь резкой болью в переломанных костяшках. Он судорожно сжал зубы, чтобы сдержать крик. Тот человек ни за что не должен был это услышать. Тот человек, которого он пытал.
– Выглядите усталым, дядя – улыбался его мучитель, прикованный к кованному стулу.
Дознаватель легко покачивался, как шхуна, идущая в бейдевинд.
Колени стонали. Почему единственный стул у допрашиваемого?
Это же просто нечестно!
– Я бы уступил вам место, но… – улыбнулся пленник, попробовав развести прикованные руки.
Дознаватель вскипел. Говорят, что глаза – зеркало души. Но в действительности, это ее отдушины. Через них было видно, как разгорается сдерживаемый ранее гнев. Будто реакция достигла критического давления, и произошел взрыв, а образовавшиеся газы несутся из нутра к глазам. Основной продукт реакции – чистый гнев, побочные – огонь в глазах и бешеный крик. Крик отчаяния и ярости.
Если бы у него оставались силы, дознаватель, несомненно бы бросился на пленника, подобно пантере. Но все, на что были согласны его ноги – это плавная походка лавирующей шхуны.
Он сделал шаг, другой, третий уже вместе с большим дуговым замахом, вложил него последние силы и со смачным звуком передал импульс системе стул-"ублюдок", опрокинув ее на пол угловым моментом.
Это движение дорого стоило дознавателю: он потерял равновесие и рухнул. Ударная рука дрожала, и болела так, словно была объята пламенем. Дознаватель уже не мог сдерживать крик.
Допрашиваемый легко оттолкнулся от пола привязанной ногой и поднялся вместе со стулом.
– Дядя, вам точно не помешает передышка. Лично я никуда не тороплюсь…
Дознаватель снова издал крик, но теперь это было нечто совершенно непотребное. Так кричат мандрилы, когда кто-то нечаянно забредает на их территорию. Он бросился к дверям, по дороге споткнувшись о провод, протянутый к железному стулу допрашиваемого, и скрылся, забыв затворить дверь.
Из-за двери послышался его обезумевший голос: "Где инструменты? Я не могу так работать! Почему мне нельзя использовать свои ебучие инструменты?"
Голос, что ему отвечал, звучал робко и неуверенно, периодически прерываясь: "Вы бы его убили… Он слишком ценен для руководства".
"А? Так этого они бояться?"
"Вы хорошо поработали. Но, кажется, вам пора сделать перерыв" – третий голос звучал с непроницаемым спокойствием.
"Хотите меня сменить, да?! Я вам покажу, на что способен" – его голос прервал звук разбитой чашки и всплеск, потом крик, затем гулкие ритмичные удары о пол. Раз, два, три…
Дверь распахнулась, и в проеме показался дознаватель. Он твердо стоял на ногах, его глаза пылали, а руки крепко сжимали какой-то странный продолговатый предмет.
"Железная ножка от табуретки" – догадался допрашиваемый, и в ту же секунду почувствовал интеракционное взаимодействие.
Двое дюжих гвардейцев в черной форме внутреннего подразделения оттаскивали дознавателя первого ранга от валяющегося на полу пленника, а тот старался успеть как можно больше раз угостить лицо последнего "табуретом".
Наконец его, не без усилий, удалось втащить в кабинку наблюдателей. Гвардейцы скрутили ему руки, и дознаватель был должен испытывать ужасную боль, но лицо его светилось радостью.
– Вы его убили, Эдисон вас побери! – вскричал первый наблюдатель, прописав дознавателю смачную оплеуху. Было видно, что рука у него сразу же заныла. С непривычки. И он испугался. Своих действий, ведь дознаватель был выше его по званию. Его действий. Последствий потери пленника. Реакции руководства.
Всего.
Дознаватель наконец начал понемногу осознавать произошедшее, и его, забрызганное чужой кровью, лицо, начало терять выражение щенячьего восторга, и сквозь него уже проявлялся стыд.
– Успокойся, парень, – второй наблюдатель говорил спокойно, будто ничего не произошло – Пульс есть.
Все повернулись на экран, где рядом с изображением валяющегося на полу в луже собственной соединительной ткани пленника, бежала чуть вздрагивающая золотистая полоска.
– Ну, раз все обошлось… – начал первый наблюдатель, искусственно придавая своей речи спокойную уверенность.
– Я уже подал рапорт о вашем… – перебил его второй – состоянии здоровья… Командование решило прислать вам замену.
Дознаватель осмотрел всех присутствующих, и внезапно рассмеялся.
– Вы сделали все возможное, но вам правда нужен отдых… – продолжил второй.
– Нет…
– Простите?
– Пока мой заместитель не пришел, я все еще старший по званию в этой комнате?
Второй наблюдатель неохотно кивнул.
Дознаватель дернул плечами, и гвардейцы послушно отпустили его.
– Отлично. – он поправил одежду – Передайте, пожалуйста, телефон.
Его окровавленная рука была протянута ко второму наблюдателю, и периодически вздрагивала.
Удерживать ее в таком положении явно требовало от дознавателя неимоверных усилий, но наблюдатель почему-то медлил.
– Разрешите поинтересоваться – он говорил с нарочитой, нетипичной для себя, осторожностью, беря телефон двумя пальцами – Как именно вы намерены им воспользоваться?
– Дай мне чертову трубку, младший сержант! – крикнул дознаватель, и вахтер быстро сунут ему аппарат, даже не задумываясь о том, что творят его руки. Мгновение спустя он с укоризной посмотрел на них, словно на предателей. Те стыдливо дрожали.
В воздухе бежали гудки набираемого номера.
– Нет, мать вашу, – неучтиво заявил дознаватель – у меня нет кодов экстренной связи с управлением!
Второй наблюдатель нервно сморщился, первый – испуганно съежился, и только гвардейцы продолжали стоять с каменными лицами.
– Что у меня есть? Тритонианец, живой и целехонький… Пока. – он бросил трубку.
– Ты что натворил? – крикнул второй, забыв о субординации.
Дознаватель усмехнулся, и поднял вверх три дрожащих, но очень самоуверенных пальца.
Наблюдатель замер от неожиданности, и начал следить за ними с непроизвольным интересом.
Пальцы по очереди начали загибаться. Когда в воздухе остался висеть только судорожно подрагивающий кулак, телефон задрожал.
Оба наблюдателя наперебой бросились к трубке, но дознаватель остановил их жестом.
Он грациозно поднял аппарат и лилейным голосом пропел:
– Чем могу быть полезен Управлению?
Ему тут же пришлось отстраниться, так как из трубки громыхнуло:
– Немедленно вези его сюда! Тупой ты ублюдок!
Дознаватель опустил трубку на уровень груди и убавил звук. Подождал несколько секунд, под смущенными и растерянными взглядами наблюдателей, после чего снова поднес трубку к уху:
– К сожалению, сэр, это невозможно.
Ответ был очень резким, но разобрать его никому из наблюдателей не удалось.
– Потому что, сэр – дознаватель взял телефон как блюдечко с чаем, чтобы не слышать в ушах крик – Это слишком опасно, а пленник ценен. Да, я понимаю. А вы понимаете, что он убил 187 человек на моей станции? Вооруженных до подштанников гвардейцев, один?! – дознаватель перешел на крик. – Я не буду его перевозить. Ладно, присылайте. Лучше всего – мастера. Занят? Пусть прервется! – гаркнул на последок дознаватель, и бросил трубку.
– Ты понимаешь, что натворил, олух? – вскричал первый наблюдатель – Мы же теперь "некомпетентная ячейка"! – тех, кто его знал, определенно бы напугала нетипичная ярость в его голосе, но дознаватель лишь задорно улыбался.
Входная дверь скрипнула, и вместе с ней – башмаки дознавателя. На них он мягко развернулся, взял со стола папку с бумагами, и сунул ее в прямо в руки вошедшего офицера.
– Тебя, кстати, тоже скоро сменят. – дознаватель, лучезарно улыбаясь, покинул кабинет. Его усталость как рукой сняло. Дверь хлопнула, но из коридора еще долго доносилось веселое посвистывание.
***
– Без сна 49 часов, пограничная шоковая терапия каждые 9 минут… Проводилась также стандартная экзекуция… Неэффективно. – первый наблюдатель, листая окровавленную папку, торопливо шагал вслед мастера – Ну, мы пока его только раскачивали… – он остановился, выискивая что-то в деле, но мастер даже не замедлил шаг – Я думал, вам будет интересен список процедур? – обиженно пробормотал наблюдатель.
Дверь хлопнула, поглотив мастера.
***
Минуты проходили в молчании. Тритонианец думал, параллельно считая секунды. 520, 521… Столько прошло с предыдущего удара. Надо войти в боевую медитацию, чтобы проконтролировать уровень электролитов в организме перед следующим. Его били током каждые 540 секунд, каждый раз повышая заряд. Наверное, хотели проверить устойчивость. Сейчас заряд будет 1.5 раза превышать обычный смертельный для человека. Святая Война, это изматывает. 539, 540… Он зажмурился и сконцентрировался. Удара не было. Он удивился. Они сменили тактику? Или догадались о механизмах сопротивления, и хотят сделать удар более неожиданным?
А может все дело в новом наблюдателе?
Он обернулся. Наблюдатель почему-то сидел внутри камеры. Это точно был наблюдатель, а не дознаватель. Больно безобидный. Безобидная. Это определенно была женская особь. Тритонианец усмехнулся.
Он слышал об этом атавизме.
Она была хрупкой и маленькой. Сидела всего в двух метрах от него в какой-то ужасно непрактичной бессмысленной одежде. В ушах были затычки странной формы. "Наверное, чтобы не слышать крики" – подумал Тритонианец – "Но зачем тогда он… она здесь?"
Использовать женскую форму обращения было непривычно.
Он с любопытством разглядывал ее. Тонкая кожа, мягкая. Наверное, легко ножом протыкается… Он почувствовал, что эта мысль далась ему тяжело. Будто он не хотел ее убивать. А вот это странно… Очень странно.
Хрупкий скелет, мало мышц, тонкая жировая прослойка.
Тритонианец зажмурился, и постарался представить, как он втыкает ему… ей в макушку геносборник… Ничего не получилось. Будто она была окружена невидимым силовым полем.
Очень странно.
Он почему-то внимательно рассматривал ее лицо. Тритонианец привык классифицировать людей бинарно: брат или противник. Братьями были только тритонианцы. Эта особь не подпадала ни под одну категорию.
Она смотрела в пустоту, но не медитировала, как делал бы любой Тритонианец в ее положении. Ее взгляд казался заинтересованным, но это не имело никакого отношения к пленнику. Тритонианец заметил, что продолжает разглядывать ее лицо, хотя уже получил всю необходимую информацию. Это ему не понравилось, и он нахмурился. А еще оскорбился. Он же все-таки первый захваченный Тритонианец, неужели стена заслуживает большего внимания?
– Как ты только носишь собственный скелет, всего с 21-им килограммом мышечной массы? – громко спросил он. Она не реагировала – А, я и забыл, какие у вас легкие хрупкие кости… Не чета нашим… – он осекся. Он вдруг понял, что хвастается. Никогда в жизни не хвастался – в корпусе это было так же неуместно, как плясать чечетку нагишом на стрельбище. Она все еще не реагировала. – Ты знала, что я могу пробить эту стену кулаком?
Ему показалось, что какой-то мелкий мускул дрогнул на ее лице.
Тритонианец улыбнулся и резко дернул прикованную к стулу руку – кисть руки поднялась в воздух, вместе с оторванным кованным кольцом.
На лице девушки явственно отобразилось изумление, но всего на долю секунды. Оно пропало, как рябь на зеркальном пруду, после дуновения легкого ветерка.
Почему-то довольный произведенным эффектом, Тритонианец оторвал руку со второй скобой. На этот раз реакции уже не было. Тогда он сорвал со своих кистей укрепленную сталь, как фольгу, и демонстративно бросил ее на пол.
Он и забыл, что ему, наверное, следовало все это время напряженно медитировать в ожидании следующего удара.
Тритонианец внезапно понял, что как только он сломал оковы, в комнату допроса должны были ворваться гвардейцы со станнерами, но никого…
– Эй, вы там уснули что ли? – крикнул он в камеру, горящую наблюдательным красным огоньком в углу. Ответа не было, и он только пожал плечами.
– Какого ваше положение в обществе? – внезапно для себя спросил он девушку, все также любопытно смотрящую в никуда – Естественное размножение нестабильно, и когда есть более прогрессивные аналоги вы исчерпываете себя как репродуктивная функция… – он вдруг понял, что говорит что-то не то – Прости, если я тебя обидел. – Что? Он извинился? Зачем? И почему ему вообще важно, обидел он ее, или нет? Тритонианец тряхнул головой. Он вдруг почувствовал, что ему необходимо заинтересовать ее всеми средствами. Это ощущение было простым и естественным, как гравитация. Оно даже не совсем проходило через сознание, а скользило где-то рядом, потому не поддавалось контролю.
– Скорость света – это фундаментальная постоянная. Ее невозможно превысить, однако я как-то долетел сюда от Кондора за 5 минут. – он заметил вспышку заинтересованности на ее лице, и воодушевленно продолжил – Все пользуются космическими перелетами, но мало кто задумывается, и мало кто знает… – ее лицо снова поскучнело, но Тритонианец уже был увлечен мыслью, и не заметил этого – В общем, я не знаю уровень твоей подготовки, так что буду объяснять просто: – он поднял правую руку – С этой стороны пойдем от принципа неопределённости, а тут – он поднял левую руку – будет девиация геодезических линий. Ты, конечно, спросишь, как это связано? Вот сейчас и узнаешь...
***
– …Ну, а дальше, элементарная математика. Применяем два приближения Тейлора, и… Та-дам! Получается инварианта Лоренса. И именно это называется вторым парадоксом Эваса, ведь… – только сейчас Тритонианец почувствовал, что его рот ужасно устал. Ощущение было, будто он целую вечность жевал резину. Или сталь. Он говорил шесть часов – столько он не говорил… Никогда. На Кондоре многословие было не в чести. Мягко говоря. Он постарался как можно более незаметно потянуть мышцы рта. – Знаешь, если тебе еще что-то интересно… – он бросил взгляд в направлении наблюдателя. Вид у нее был сонливый, и совершенно незаинтересованный. Он хлопнул себя по лбу, прямо по шрамам от ножки табуретки. Сейчас они казались месячной давности, хотя на лице еще была запекшиеся кровь – Тебе, наверное, хотелось послушать про Кондор, а не про космические перелеты. – видимо то, что эта информация не подлежит разглашению, вылетело у него из головы.
– Это планета, на который готовят и выращивают Тритонианцев. – девушка повернулась на четверть в его сторону – Но это ты и так знаешь. Многие полагают, – ее заинтересованность ему льстила, и он перестал обращать внимание на слабо ворочающийся язык – что все Тритонианцы клоны, но это, естественно, не так. Каждый – он подчеркнул это слово – это уникальной организм, являющийся результатом экспериментального генного комбинирования. Нас там очень много, мы называем друг друга идентификационными номерами, данными от рождения… Фабрикации – он неловко улыбнулся. – она вынула один наушник – Меня зовут 271. Это короткая форма. По трем последним. Иногда мы даем клички… Очевидно, я е – число Эйлера…. Как же там здорово… – он мечтательно закинул голову, и услышал ее движение, как она подводит затычку обратно к уху – Нет, постой… – рука застыла в воздухе – Знаешь, почему мы вооружены ножами? Я вижу, не знаешь… Казалось бы, зачем? У нас ведь есть плазменные Круксы, а нож не пробьет боевой скафандр – Что ж, это не совсем ножи… Это геносборники. Собираем образцы для компиляции. Погоди-ка… Знаешь, что покажу? – его лицо озарила идея – Смотри. Эти дураки лишали меня сна – он хихикнул – Но я – он продолжил доверительным шепотом – Я вообще не сплю! – он тихо засмеялся. Тритонианцы не спят. Нам не надо. Есть же боевая медитация. Смотри. – он закрыл глаза и сосредоточился. Перед погружением он радостно почувствовал ее взгляд.
Он открыл глаза. Она смотрела недоумевающе.
– Ну и что, что прошло три секунды. Много и не нужно. – он радостно выгнул язык – Так, ничего. Вот, видишь – он указал на лоб – она уже сидела без наушников, внимательно разглядывая его абсолютно гладкий лоб, без единого шрама. И никакая это не магия. Жаль, конечно, что эти ребята меня не кормили. Мне не помешала бы органика…
***
– Срок нашей жизни – 10 лет. 8 из них уходит на подготовку. Нам дают множество знаний, и не только строевая подготовка – все знания, которые хоть как-то могут пригодиться в бою… От строения крейсеров до прикладной физики… Благо, информацию мы быстро усваиваем. И ее просто не к чему применить… О – его глаза загорелись – Хочешь, изложу тебе теорию силовых полей? Я вижу, что не хочешь – сказал он грустно – Ну, есть кое-что, что тебе понравиться: я провел свое исследование, и выяснил, что ограничение максимального срока жизни – насильственное. Ограничение выставляется искусственно, и этому есть логичное объяснение… Но это тебе тоже не интересно. – он вздохнул – Что ж. Знаешь, зачем я здесь? Тот парень только об этом и спрашивал… – Тритонианец почувствовал заинтересованность – Пока избивал меня – он усмехнулся – Ну, к делу, верно? – боевик сделал паузу. Ему явно не хотелось говорить об этом. Также он чувствовал, что интерес собеседницы теряется. Ему стало стыдно, что он не может ее заинтересовать. Почему? Какое ему вообще дело? Он плотно сжал губы, и решил ничего не говорить. Вот так-то лучше. Ничего не говорить – когда это было проблемой? О, сейчас. Он вдруг понял, что поддержание беседы было для него насущной необходимостью, как потребление воды или воздуха. Затяжное молчание становилось подобно задержке дыхания. 60 секунд. 61, 62 … 63 …
– Срок моей жизни подходит к концу – не выдержал он – и мне известно, что я уже не буду реализован. И я… Я сбежал. – Тритонианец пожал одним плечом – Напал на станцию планетарной защиты… Вообще-то я просто хотел сдаться, но не убив при этом пару солдат… Это даже стыдно как-то. Ваши ужасно сражаются. Их вообще тренируют? Я бы мог забрать все станцию в одиночку, если бы захотел… – он понял, что снова хвастается, но почему-то продолжил – Тогда я решил попробовать ваши пытки. И снова облом. Нас ведь к этому тоже готовили. Расчленяли каждое воскресенье самыми разнообразными способами, а потом восстанавливали в регенерационной капсуле. Потому-то мы и прозвали себя "Тритонианцы". Ну, из-за восстановления. Была еще пара идей, похуже. – он задумался – Меня конечно пытали, старались, молодцы. Но было так скучно – сказал он с грустью – никто не дробил мне кости, не вырывал глаза… Ничего из того, на что я надеялся. Что, неужели не могли взять что-нибудь интересное от предков? Что-то впечатляющее? – в его голосе звучал упрек – Ну, хотя бы грушу… Или там, дыбу… Что-то прикольное, – он щелкнул пальцем, пытаясь подобрать слово – как будет на секторианском "являющееся развивающим препятствием"? Ну, в одно слово, как… А, неважно – он махнул рукой. – Мне уже почти десять – его тяжелое мускулистое тело судорожно вздымалось – и я скоро умру – сказал он тихо – и мне кажется, что жизнь свою я прожил зря. И не только я – в его голосе начала проявляться настоящая скорбь – все мое поколение. Даже вот – он махнул рукой – война, а мы все равно без дела. Так без дела и умрем. – он посмотрел на собеседницу. Ее глаза прямо горели любопытством. – Ты о войне чтоль? – он махнул рукой – Ерунда. Не бери в голову. Ну, раз тебе так интересно – устало сказал он – я расскажу. Взял значит, наш канцлер одну кондорскую ячейку, посадил в стелс кораблик и послал проводить экспансию. Выпендриться, вроде. Мол одной ячейкой можем захватить планету, пусть все нас боятся. Что, кстати, бессмысленно – все и так боятся – наблюдатель смотрел на него с множеством немых вопросов в глазах – Сколько кондорская ячейка? – Тритонианец сердито выдохнул – Кондорская ячейка – тысяча человек. Могут ли они захватить планету? Конечно. Канцлер вонючий торсиканский василиск? Не анатомически, но да, определенно. Какую планету? – он грустно улыбнулся – Тебе что, правда это интересно? Ну, вашу, ясен пень. Я потому и прилетел, было интересно, с чем мои собратья будут иметь дело. Я имею ввиду тех, кому повезло. – он нахмурился – Кстати, – боевик будто вспомнил что-то маловажное – они уже почти… – он закрыл глаза, словно мысленно сверяясь с чем-то – почти прилетели. Без щитов, потому радары их не засекут. Летят по кратчайшей траектории, конечно же. – Тритонианец открыл глаза и задумчиво уставился перед собой – Знаешь – начал он, со сменившийся интонацией – Я сказал тебе куда больше, чем собирался. А ты даже не открыла рта… Как у тебя это получается? – он обернулся, встретившись взглядом со взведенным архаичным пистолетом – Я все ждал, что ко мне пришлют специалиста, – лицо Тритонианца выглядело спокойным – оказывается, я ждал напрасно – он начал медленно вставать с кованного стула – это ты, верно? Мастер Пыток?
Вместо ответа кольт выстрелил. Пуля мягко пронзила ему живот. Тритонианец упал на стул, зажимая рану рукой.
– Я ужасно разочарованна – сказал Torture Master. Голос у нее был именно такой, как 271 его представлял: звонкий, с серебристым отливом – Я думала, что Тритонианцев невозможно сломать. – она зачем-то напряженно целилась, хотя боец был всего в трех метрах.
Он улыбнулся, видимо, чтобы скрыть боль.
– Ты… Хорошая работа – сказал он неожиданно приветливо – Но…
Она улыбнулась в ответ, и сделала шаг, продолжая целится в парня. Он раскачивался на стуле, подобно маятнику, слабо пытаясь придать явно судорожным движениям плавность.
– Пожалуйста, не двигайся. Я ужасный стрелок. – ствол был уже в двадцати сантиметрах от головы Тритонианца.
В воздухе пахло кровью, желудочным соком и напряжением. Она медлила.
Боевик вдруг засмеялся. Выползшие кишки затряслись, как клубничное желе.
– Что?
– Хорошая работа – повторил он – Но я все же сделал тебя.
– Как скажешь – невыразительно сказала она, и вторая пуля высвободила содержимое его мозга.
***
– Что будет угодно, господин Канцлер? – спросил серокожий скелет, сцепив длинные пальцы перед собой. Он позволил себе не выполнять официальное приветствие, зная, что командующий армией Кондора его не видит.
– Чашечку разбавленного чая… – Канцлер стоял лицом к приборной панели своего кабинета. На ней мигала красная лампочка.
Инженер прищурил свои огромные черные глаза, и по гладкой серой коже пробежали морщинки. Он не любил шуток, и не понимал.
– …разбавленного кровью поганых миккийцев! – неожиданно взревел Канцлер.
Инженер улыбнулся. Старый добрый кровожадный Канцлер.
– При нынешних обстоятельствах это трудноосуществимо, сэр – мягко сказал серокожий, скрыв улыбку.
– А-а? – потеряно ответил Канцлер. Он не ожидал, что инженер продолжит шутку – Потому что мы проебали вторжение! – крикнул он, опомнившись – Вот, что значит эта дурацкая мигалка?
– Это сообщение об уничтожении единицы флота. Полагаю, это был десантный корабль, – Инженер говорил спокойно, как с разгорячившимся ребенком – сэр.
– Я вижу, и не говори так со мной! – крикнул Канцлер. Он вдруг развернулся и рванулся к Инженеру – Ты играешь за обе команды, тонкокожая крыса!
– Уверяю вас, что это не так, сэр – так же невозмутимо продолжил тощий большеголовый советник.
– Да? – как-то рассеянно сказал Канцлер. Инженеры неспособны к дезинформации. На предательство они тоже не способны. Их мозг так устроен. Да, к тому же, это же был не просто какой-то инженер…
– Прости, Инжи – сказал Канцлер, привычным безвольным движением садясь в пустоту, куда тут же подъехал стул.
Инженер снова нахмурился. Ему не нравилось, когда Канцлер называл его придуманным именем.
– Сэр, у меня есть идентификационный номер, данный мне при рождении – напомнил он в пол голоса, но Канцлер сделал вид, что не заметил наглого замечания.
– Корабль был уничтожен при подлете. Стреляли наугад, да так точно! Как они узнали? Как эти суки узнали? – в его голосе звучало отчаяние.
– Напомню вам, сэр, что незадолго перед вторжением один солдат из резерва покинул лагерь. Вероятно его поймали, и выбили информацию – он хотел еще что-то сказать, но его прервал громкий взрыв смеха канцлера.
– Ну, дружище, ты умеешь поднять настроение. Про "поймали" шутка довольно избитая, но про "выбили информацию"... Меня аж прорвало. Из Тритонианца!
– И все же, сэр, я говорил серьезно...
– Да ладно? Хорош меня смешить… Они не бояться ни боли, ни смерти… Это очень классные парни. Иногда они сбегали, но лишь чтобы сделать что-то на благо братства… Грабануть кого-нибудь. И всегда возвращались. Я никогда не поощрял этого, но все же надо отдать им должное – из-за них тритонианцы пользуются славой непобедимых солдат, еще не поучаствовав ни в одной битве.
– Несомненно, сэр, однако представьте, что вы всю жизнь воспитывались ради сражения, и вот – вы узнаете, что умрете раньше, чем увидите врага.
– Наши не боятся смерти…
– Боятся бесполезной смерти – ведущий инженер Кондора 12467584635 перебил главнокомандующего, но тот этого даже не заметил – в такой ситуации их поведение может стать непредсказуемым…
– А ты прав, чертяка. Я об этом и не подумал.
– Это не столь важно, господин Канцлер, сколь то, – собеседник деловито встал со стула и направился к пульту – что мы можем предпринять в создавшейся щекотливой ситуации…
Канцлер стукнул по кнопке громкоговорителя.
– Резерв активирован! Всем ячейкам! Немедленно атаковать Микки 16! – он обернулся, с лучезарной улыбкой глядя на 12467584635.
Тот грустно опустил глаза.
– Вынужден заметить, что это было очень неразумно, сэр…
– Чу – прервал Канцлер – Слышишь?
От куда-то из-под стен кабинета раздавался нарастающий гул тысяч голосов, сопровождаемый вибрирующим ритмичным стуком.
– Что это они?
Инжи прислушался.
– Удар… Пауза… Пауза… Пауза… Пауза… Удар… Удар… Удар… Удар…
Длинная пауза.
Снова.
– И что это значит? – недоуменно спросил Канцлер.
– Кажется… 271 – серокожий гуманоид наклонил голову и задумался.
Канцлер напряженно ждал, вопросительно смотря на помощника.
– Это плохо – наконец сказал Инжи. Он хотел на этом остановиться, но встретился со взглядом Канцлера, требующим разъяснений – Мы слишком часто меняем поколения. У них вырабатываются свои обычаи. Традиции. Ритуалы. Все это не к добру.
– А – Канцлер безразлично махнул рукой – Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы убивало кого следует, верно? Веселее, дружище! – он хлопнул серого по плечу – Нас ждет быстрая война!