Федорович – человек таежный. Где, когда он родился, мне не рассказывал. Кто у него родители, тоже не очень распространялся. Знаю только, что вырос он в таежном городке, где людей было меньше, чем лесного зверья в окрестностях.
Человек он не очень общительный. Можно даже сказать суровый. И притом аскет. Но… со мной он почему-то подружился (если так можно сказать про человека нелюдимого, не разговорчивого).
А сблизила нас любовь к творчеству Высоцкого. Да, именно того самого. Знаменитого барда и путешественника. Мало кто об этом знает, но Федорович рассказывал о своем знакомстве с поэтом с огромным воодушевлением. Наверное, даже забыв о том, что мы с ним первый раз встретились. Рассказывал запоем. На часы ни он, ни я не смотрели…
Работал он в те времена в артели Туманова. Там и познакомился с Владимиром. Какая их ниточка связала, сказать трудно. Но просиживали они до поздней ночи на берегу таежной реки за разговорами не раз и не два. А тут случилась беда. Может быть для столицы и вовсе случай рядовой, но для глухой тайги, где ни связи, ни коммуникаций – беда что ни на есть настоящая. Заболел поэт, да так, что ни слова сказать не может, ни с постели подняться. Горло обложило так, что шеи не видно. От жара бред с галлюцинациями. Только глаза горят. Да так, что Федорович несколько раз об этих самых глазах обмолвился. А они ровесники. С одного года. Даже месяцами, а может быть даже числами. И зовут их одним именем. Стал ухаживать за своим товарищем Федорович, около жарко натопленной избушки какие – то коренья, травы нашел. Сам их разжевывал, потрескавшиеся губы смачивал. Компрессы ставил. Ничего не помогало. Разозлился Федорович на судьбу, да так, что … откуда силы взялись, стал он руками своими хворь выгонять, в огонь её скидывать. Мял своего друга – товарища мощными пальчищами, руки в кипяток, опять мнет его как медведь. Снова в огонь заразу кидает. Как будто третье дыхание у меня открылось. Не дам другу умереть и точка! – смотрит на меня, а глаза горят и улыбаются. – точка я сказал. Ты понял? – это он уже мне.
Ничего я тогда не понял. Уж больно сумбурным был рассказ. Или слишком эмоциональным. Да и значения тогда этому коротенькому разговору не придал. Гораздо позже вспомнил этот рассказ. А почему вспомнил, сейчас вам расскажу.
Сам я тогда считал себя человеком абсолютно здоровым. Двадцать шесть лет от роду, армия за плечами, не считать же недугом какие – то незначительные болячки типа гастрита или простатит. Даже старался вообще не обращать на это внимание. Хотя, если быть честным, крови мне попили эти болячки порядочно, да и зонды всякие пришлось глотать, да по ненавистным врачам походить. Было, было. Но… заболел у меня тяжелым недугом один очень близкий человек. Из одной больницы в другую футболят, словно мячик. А врачи в знаменитых московских больницах найти причины недуга никак не могут. А родной человек сохнет, желтеет. За полтора месяца болезни в весе потеряла из своих сорока восьми почти половину веса. Что делать? Мне что делать? Родной мой человек. Смотреть на него больно и… страшно. Мозг мой работал лихорадочно. Как помочь, чем помочь? Только какие – то не традиционные, то есть не медицинские способы диагностики и лечения. Что же тогда? К колдунам обращаться, к знахарям? Разговорился я с одной почти случайной женщиной, вроде она мне в переездах помогала; да я никогда ни с кем особенно не откровенничал, а тут словно прорвало… Правда, да? Ты знаешь такого человека, который сможет помочь? – Я тогда был готов зацепиться даже за соломинку. Готов был отдать все, что успел накопить, может быть даже автомобилем пожертвовать. Это все наживное, а родной человек вот он – желтый скелет. Помоги…
В субботу ранним – ранним утром мы едем к нему. К тому, кто сможет помочь моему родному человеку. Едем вместе с моей «случайной» знакомой. Она показывает дорогу. Да и напросилась повидаться со своим чудо – целителем. Рассказывает о нем всякие всячины, о которых здравомыслящему человеку лучше бы не рассказывать. Я слушаю, не перебиваю, жму на газ, да так, что попутные машины очень скоро остаются позади…
Просёлочная дорога. Мы точно правильно свернули? – Да, да, узнаю эту ферму, вон вдалеке лес, сейчас чуть левее... Дымок над крышей… Вот к этому домику…
На крыльцо выходит, словно давно нас дожидаясь среднего роста мужчинка. В ватнике, или телогрейке. На лице приветливая улыбка – увидел свою старую знакомую. На нас пока вроде как даже внимания не обращает. Стоит на крыльце, в дом не приглашает. А наша провожатая, я прямо чувствую, готова прямо перед ним на колени повалиться. А он сверлит её взглядом, что? Не помогло моё лечение? – Да нет, нет, в порядке у меня все, правда. Вот, - она показывает на нас. – Очень нужна ваша помощь. – Она называет его на «Вы», он фамильярно тыкает ей. Мне немного не по себе от такого приёма. Туда ли мы приехали?.. ОН наконец то перевел свой взгляд на нас, и я невольно вздрогнул. Таких глаз мне никогда не доводилось видеть. Просто так описать их не получится. Даже сейчас, вспоминая этот взгляд, я словно заглядываю в преисподнюю…
Это моё первое впечатление от встречи. Больше я этого взгляда не встречал. Суровые интонации, не терпящие возражения команды. Да. Им я подчинялся беспрекословно… В главной комнате огромный пылающий камин. Перед ним прямо на деревянном полу ковришко из жесткого ворса. Позади диван и несколько кресел вокруг. А в «красном уголке» современный музыкальный центр с огромным количеством аудио кассет…
Хозяин дома расстилает на ковришке перед камином чистую простынь. Показывает моему родному человечку раздеваться до пояса. Мы с ним вместе выходим в тамбур. Там он молча моет руки, никаких вопросов не задает. Затем приглашает меня в «главную» каминную комнату, где растерянно сидят две женщины. Одна старше, другая совсем молоденькая, стыдливо прижимающая к груди кофточку.
- На пол! Голову на подушку. Спину открыть полностью! Как можно больше. – Ну, я думаю, что знающий себе цену хирург скомандовал бы ничуть не хуже… Он отрывает от ватного валика большой кусок ваты, выливает на него пахучую жидкость, запах которой я не сразу признал. Скипидар! Не получить бы ожога! Но в ЕГО действии прослеживается абсолютное спокойствие и уверенность в своих действиях. Наша провожатая довольно прихихикивает. Но странно. Меня это уже совсем не смущает и не раздражает. Я смотрю на порозовевшую кожу на спине моего родного человека. Она из желтовато пергаментной превращается прямо на глазах в нормального цвета человеческую кожу. Я наблюдаю руки ЧЕЛОВЕКА, творящего. Меня поражает несоразмерность его роста, комплекции и размера кистей. Кажется, что вся сила этого человека именно в руках. Огромные мощные ручищи. Жилистые длинные узловатые пальцы, которые мнут и вбирают в себя невидимые потоки, тут же скидывают их в пылающий камин. Затылок и спина сосредоточены, пальцы нежно и мощно проводят хорды, полукруги от шеи до таза, вдоль позвонка, выдавливая, скидывая всю заразу в огонь; глазами показал подкинуть ещё одно полено…
- Фу. Жить будешь. Живи…
13 октября 2018
Продолжение…
Нам всем вроде как полегчало. Настроение поднялось. Женщины остались в комнате перед пылающим камином, а мы с Федоровичем вышли на улицу подымить. Еще при первом осмотре комнаты я увидел большую фотографию Высоцкого и обратил внимание на огромное количество аудио кассет, пронумерованных в каком - то сложном порядке. Спросил. Хозяин посмотрел на меня без интереса и отвечать не стал. Мне кажется, что тогда он подумал, что спрашиваю я из вежливости или из праздного любопытства…
В комнате в камине разгорались два огромных осиновых бревна. А хозяин взялся за приготовление чая. Причем каждое свое действие он комментировал для нас. Для гостей. Чтобы уже без него мы могли заварить такой же чай. Для чего, сейчас я писать не буду. Об этом позже.
Я с некоторым любопытством наблюдал несложные действия врачевателя в приготовлении такого, казалось бы, простого напитка, как чай. Но он это делал с таким внимание, подчеркивая именно каждую деталь или момент, чтобы получить именно такой напиток, который сам справится с любой заразой. Мне казалось, что он подшучивает над нами, простаками. Но судя по разрумянившимся щекам родного мне человека, мой скепсис порой сходил на нет. Да и цена «лечения» оказалось далеко не шуточной. Не сказать, что я был в шоке от цены (наша провожатая меня уже подготовила), но вот так запросто авансом выложить совершенно незнакомому мне человеку треть стоимости новенькой машины мне казалось какой – то шуткой. А когда он мне предложил «продиагностировать» и меня, я наотрез отказался. Он, посмеиваясь над моими сомнениями, уже шутя и балагуря, все же уложил меня на другую чистую простыню, приговаривая, что за «просмотр» денег не берет. В кармане у меня оставалось еще чуть больше той суммы, которую я уже выложил. Но… я - то абсолютно здоров. Зачем мне нужны, извините, ваши диагнозы. Как - нибудь уж, наверное, и врачи справятся. Да и не за такие деньги…
Как я был тогда не прав в своих сомнениях. Федорович проделал со мной такую же процедуру, как и со своим первым «пациентом». Через несколько минут манипуляций с моей спиной он просто, посмеиваясь выложил мне все о том, что меня до сих пор тревожило и беспокоило. Именно: застарелый гастрит, который вот – вот перейдет в язву и «разгорающийся» простатит. «Да, армия со своими комбижирами не очень способствовала здоровому желудку. Хотя уже до армии у меня начались с этим некоторые сложности». Вот сейчас я стал проникаться к нему неким доверием, хотя сомнения еще оставались, да и другую треть стоимости новенького автомобиля за себя, за «абсолютно здорового» мне было очень жаль отдавать. Но… отдал. И до сих пор не жалею А прошло с момента нашей встречи более тридцати лет. Просто я очень хорошо усвоил и запомнил его уроки: не нервничать ни при каких обстоятельствах, пить чай и чихать носом. Смешно? Смешно.
Я ведь сразу сказал о том, что Федорович – человек таежный. Мне кажется, что он даже не то, что средней, а и начальной школы не заканчивал. Талант его врачевания он сам не мог понять. До того момента, пока не излечил от тяжелейшей болезни своего звездного друга. А потом пошло и поехало. Звездный друг одному шепнул на ушко, другому рассказал о своем чудесном выздоровлении в тайге. О «странном» человеке, который руками хворь в огонь кидает, словно цветы на лугу собирает. А Федорович в те времена сам не мог понять, как же так получается, что стоит ему провести по спине другого человека своей рукой, как он тут же может определить, где и что у того болит. Это сейчас он «маститый» и знаменитый врачеватель. Не смейтесь, пожалуйста. На момент нашей встречи, несколько лет назад у него на «приеме» даже генеральный секретарь ЦК КПСС побывал. Федорович рассказывал об этом случае со смехом и негодованием. Тогда одна из его благодарных пациенток просто так, без денег, сдала ему шикарную квартиру на Ленинском проспекте. Страждущих было не перечесть. Сидели в коридоре, дожидаясь приема «знахаря» известные или просто богатые люди. Ждали своей очереди. И… вдруг. Коридор – «приемная» уже как больше часа пустует. Ни одного человека. «Что за дела?» Выглянул в окошко. А Ленинский проспект пуст, словно глубокая ночь. А ведь всего то час или два часа дня! И тут… под окном забегали какие – то люди, машины с синими мигалками. Вскоре в дверь требовательно, настойчиво зазвонили. – А чего звонить? Я её, дверь, то есть, даже на ночь не запирал, - возмущается Федорович. – Два мордоворота входят, глазами шныряют, словно сыщики. Костюмчики на них такие, в магазинах не продаются. Следом за ними два таких же, под руки поддерживают восьмидесятилетнего старца, уставились на меня. Ты мол, такой – то такой – то? А я смотрю на старца, вроде лицо какое – то знакомое. Где – то видел я. Лицо это противное. Что – то будто бы щелкнуло у меня в голове. Не спроста все это. Проспект перекрыт, мордовороты по квартире шныряют. Не спроста, да и морда у «посетителя» уж какая – то знакомая. Вспомнил. Точно! Когда – то в красном уголке фотографии висели членов Политбюро. Так этот «косорылый» был там чуть ли не в первых рядах. Его, думаю. Вот кого мне нечистая принесла. А я их ненавижу лютой ненавистью. Правителей этих наших. Мордовороты стоят, смотрят на меня, а я на них. Они хотят старца куда – то посадить, да в этой комнате кроме шкафа с бельем вообще никакой мебели нет. А я даже шкаф открывать не стал, чтобы свежую простынь постелить. На пол, говорю! Раздевайся! (А как Федорович умеет командовать, я уже понял). – А мордовороты мне тыкают, что мол негоже «самому» на грязный пол лицом ложиться. А мне словно шлея под хвост попала! – ложись на пол, снимай одежду! - Нечего им делать, приехали, значит, слушай мою команду (смеётся)!
- Послушали?
- А куда им, «любезным», деваться? Еще как послушали. Расстелили на полу свои пиджачки, подстелили, значит. Раздевают «косорылого». А у того ноги подгибаются. Не слушаются. Руки словно ходунки, трясутся, голова тоже трясется. Укладывают его на свои заграничные пиджачки. Смотрят на меня. Приступай, мол, к лечению – оздоровлению. А чего его, болезного лечить? Труп он уже ходячий. Мне даже прикоснуться к нему страшно. Ни одного живого органа. Аж руки горят, а гадость эту скинуть некуда. Камина нет, печки тоже нет. Я руки спиртом протирал, но после этого гада целую неделю болел…
Потом и решил, что нечего мне в Москве делать. Кто хочет ко мне попасть, найдет меня и в Подмосковье. А камин мне нужен просто позарез. Куда хвори скидывать? Огонь всё сожрет, а так я будто бы в себя их болячки забираю. Тогда еще молодой был, поздоровей, чем сейчас. Все думал, как бы им всем так помочь, чтобы и самому целым остаться. Заряжал своей энергией и спирт (больше трех дней не держался), потом керосин (тот почти две недели, но тоже «не то»), а потом случайно смолил что – то в доме, или красил, кисточки в растворитель опустил. Смотрю – живица, то есть скипидар. Дай, думаю, попробую. Скипидар этот самый зарядить. И что ты думаешь? – Вон некоторые из бутылок, уже больше трех лет. Я их проверяю, а силы не то, что не убавилось, а ещё и сильнее стали. Смотри сам. – Федорович достал мне несколько бутылок из – под водки, наполненные янтарной жидкостью. Некоторые из них были цвета светлого янтаря, другие уже потемневшие, словно от старости. – Вот эти, - он показал на светлые бутыли, - молодые. Недавно зарядил. А эти, - чем темнее, тем в них силы больше. И меньше нужно для оздоровления. А в них во всех моя сила. Я лично, каждую бутыль заряжал. Сначала переливал в прозрачные бутылки, а сейчас заряжаю и так, даже не переливаю. Пятнадцать, максимум, минут. А чаще всего и пяти – шести достаточно. Это смотря сколько людей ко мне пожаловали. Чем меньше их было, тем больше сил осталось. Проверено!
Чем больше и дольше я общался с этим удивительным человеком, стараясь при каждом удобном случае выбраться, вырваться из Москвы, тем лучше я себя чувствовал при каждом новом с ним общении. Мой гастрит давним - давно уже был забыт. Прост/ата так та вообще больше не давала о себе никаких намеков, а меня все время тянуло еще раз просто так, запросто приехать, пообщаться с ЭТИМ человеком. И поводы находились всегда. Вдруг я обнаруживал новую запись или копию неизвестной или малоизвестной песни Высоцкого, или кто – то из моих знакомых вдруг прикатывал в Москву, а я приглашал его прокатиться полтора – два часа в подмосковные окрестности.
Очень хорошо сейчас помню, как ко мне вдруг, «нечаянно» приехал мой давнишний знакомец из Киева. Веселый, задорный парень. Мне он был всегда очень симпатичен. Мы с ним как – то подружились в Сочи, потом я частенько выбирался в Киев, знаком с его родителями, потом с невестой и её родителями. Потом и на свадьбе погуляли. Хорошие были времена. Советские. Светлые. Вот и прикатил ко мне с ответным визитом товарищ. Показывай, мол, рассказывай. Как поживаешь, чем живешь? Как я мог не рассказать, не обмолвиться ему про Федоровича? А он так внезапно, в пятницу вечером приехал. А я собирался в субботу с самого раннего утречка сгонять к Федоровичу. Ну, он напросился со мной. Хорошо, вместе в дороге веселей. А так, может без меня погулял бы по Москве? Нет? Тогда едем…
15 октября
Продолжение
Раннее – раннее утречко. Суббота. Но, машины и их водители торопятся вырваться, выбраться из мегаполиса. Моя шустрая «шестерочка» словно сама, без моего ведома мчит ласточкой. Обгоняет попутные потоки. Антирадар изредка попискивает. Сбавляю скорость, перестраиваюсь в «свой» ряд. Сто двадцать километров словно одно мгновение и… мы на проселке. Еще немного и вдалеке показался знакомый дымок…
Федорович опять стоит на пороге; или чутье у него такое, или же знакомый звук моей машины расслышал. Стоит, жмурясь на солнышко. Дымит своей папироской. Как всегда, в телогрейке или ватнике. Улыбается. Мол, приехали голубчики. Он всегда гостям рад. Частенько повторяет, что к нему просто так никто не приезжает. Что или по делу, или просто погреться. Около камина, конечно же. Да про камин не буду повторяться – знатный очаг. Да и размеров внушительных. Несколько бревен в обхват можно в него одновременно поместить. И разгорятся ведь. И тепло, и уютно. Без чая он нас точно не оставит. Колдует, разливает по чайникам. Каждому своя порция. И кусочек черного хлеба с солью для каждого.
Потом разговоры. О житье. О бытье. Смотрит, прищурясь на моего товарища. Предлагает ему за между прочим «проверить» свое здоровье. Товарищ мой знает с моих слов расценки, мнется. Федорович опять смеётся: - за просмотр деньги не беру. Расстилает перед камином чистую простыню. Приглашает моего киевского гостя раздеться до пояса. Спину оголить. Сам смачивает в своём эликсире кусок ваты. Протирает спину. Мне хорошо видно, как на спине моего товарища словно фурункулы выросли. Прямо на моих глазах. Гнойнички по всей спине. Что за диво? Такого я вообще никогда не видел. Красные пятна и полосы от всяких болячек видел, и фиолетовые разводы от раковых метастаз. А такое впервые. А Федоровичу, видимо и это знакомо. – Где же тебе, дружок так под облучение не повезло попасть? Хорошую ты дозу хватанул. И показывает моему гостю вату, на которой свежий гной. Еще раз смачивает новый кусок ваты в скипидаре, снова протирает спину, шею, грудь. – опять гной.
Товарищ мой таращится на вату, затем на меня. – Что, сказал, что я из Киева приехал? Сказал ведь, когда успел? А я сам в полном недоумении. Что сказал, когда сказал? Ничего не говорил, что из Киева. Да и причем здесь Киев? Ах, да. Чернобыль ведь. Но уже почти год прошел. Ну и что? Я ведь этим же летом тоже в Днепре купался, но ничего ведь….
А Федорович сидит, ухмыляется. Наблюдает, слушает нашу перепалку.
И тут дружок мой, товарищ, решает «вывести нас на чистую воду», на сговор проверить. – А ну ка, его тоже проверь (те), все же поправился он, показывая на меня. А сам в зеркало свою фурункулувую спину рассматривает, на грудь шелудивую смотрит. Не верит, «Фома», что не просто так легко ему диагноз облучения установили. Да и кто бы поверил, что за тридевять земель от Припяти, в Днепре, в Киеве, человек смог получить приличную дозу радиации.
Да мне то чего? Я под Федоровичевыми пальцами хоть до полного излечения готов пролежать. Уж больно целебные и пальцы, и вата со скипидаром. Ложиться не стал. А хозяин просто провел несколько раз свеже смоченной ватой по моей спине, груди. Показывает «Фоме неверующему»: - смотри, мол сам, - признаки сегодня не мытого тела, - слегка сероватая вата. Без всяких признаков гноя или чего подобного.
А дружок мой совсем осерчал, рассердился: - Обманщики вы все, - кричит. Красный аж весь. - Ерунда все это, обман! - а сам растерянный такой, смущенный. Покричал и замолчал.
Федорович сидит, посмеиваясь молча. Глаза выдают: - кого же ты привез ко мне? – Ну да ладно. Бесплатно тебе дам рецепт. Слушай своего товарища. Чай с полгода попьешь. За «гадость», правда придется тебе заплатить. Без нее ты и двух лет не проживешь. А «гадостью» он называл именно тот скипидар, который заряжал своими собственными руками. Выбрал, (причем я заметил) не тот, светлый, то есть свежий, а уже почти коричневый. Старый. Ядреный. Почти отобрал все деньги, которые были у моего товарища в кошельке. – Здоровье важнее денег, - улыбаясь и посмеиваясь произнес он.
Да, я заметил. Федорович относился к деньгам, словно к грязи. Над людьми, трясущимися над этой самой «грязью» посмеивался. Никого никогда не жалел, тягу к стяжательству мог разглядеть сразу. Выгонял таких посетителей взашей. Даже разговаривать не разговаривал. А люди эти потом даже дорогу к нему не могли найти. Как всё это мне было объяснить? Да никак. Совсем это было не объяснимо. Вроде как от трассы всего – ничего. Километров пять, может быть чуть больше или меньше. Но…. От какой именно трассы, и от какого коровника7
Мы с моим товарищем возвращаемся в Москву. Он молчит. Разглядывает бутыль с сургучной печатью. На бутыле надпись: - «Гадость». Химическим карандашом поверх фирменной этикетки: «Водка пшеничная». Дата указана года за два до чернобыльской трагедии. Наконец, он разражается гневной тирадой: – Мошенники вы все, москвичи! Все деньги забрали, всучили какую – то херню, как мне теперь до дома добраться? А? Что я друзьям скажу? Про Москву, про друга моего московского – товарища? Про знахарей всяких, хреновых.
А я уже сам посмеивался про себя всю дорогу. Почти полгода уже, как я забыл, что такое мучавший меня гастрит. Боли в области между пахом и задним проходом вообще ни разу о себе не напомнили. Близкий родной мой человек почти забыла о своих давних страданиях. А этот чертов «мученик» сидит, тирады гневные выбрасывает. А сам в гнойных пятнах. «Откуда, кстати, такая зараза? Уж не заразен ли мой друг – товарищ? Или это действительно просто обыкновенная радиация? – в Федоровича диагнозе я вообще не сомневался. Да и причем здесь диагноз? Убеждать своего гостя в обратном?
Он уехал первым же поездом. Мы почти не общались весь день. Замахнутую руку с бутылью о стену я успел остановить. Отдал ему все деньги, которые забрал у него Федорович. Бутыль отобрал и бережно отнес в самый укромный угол. Спрятал... Кто бы мог предположить, что через год – другой я с помощью этой жидкости смогу спасти близкого мне друга… От смерти
16 Октябрь
Продолжение
Мой друг – товарищ уехал в свой стольный град, мать городов русских, а я выгадывал по возможности каждую субботу или воскресенье, чтобы доехать, пообщаться с Федоровичем. Обязательно привозил ему в подарок что – то «новое» из Высоцкого.
Встречался у него со старыми знакомыми. Их рассказам я вовсе не удивлялся. Но…
В одно прекрасное воскресное утро я узнал в мчавшейся мне на встречу по проселочной дороге «старого» знакомого. Как - то несколько раз мы виделись у Федоровича, чай попивали, разговаривали о том, о сем. О жизни, о планах на будущее. О болячках наших, естественно. Я - то приезжал уже к своему «лекарю» не по болезни, а просто для общения. Он же, отработав почти восемнадцать лет в ТАСС журналистом, большую часть своей жизни и молодости провел в Южной Америке. Там – то и обнаружилось у него «исконно русское» заболевание – язва двенадцатиперстной кишки. Мучился он, болезный, мучился в своём дальнем заграничье, на Родину приезжал, тут же в знатной кремлевской больнице лечился. Подлечится, опять в свой заграничный вояж отправляется. Опять там мучается. Что делать ему было? И тут «списали» его с корабля подчистую. По «русской» болезни. Нечего, мол товарищ тебе в Аргентинах там с Бразилиями статейки пописывать и болеть. Ты уже лучше здесь, в Москве поработай, да и лечение под боком. Он особо не расстроился. За почти двенадцать лет деньжонок прикопил, да вот язва эта, мать её так, никакого житья не даёт. Тут – то и узнал он от своих друзей – товарищей, что есть такой знатный целитель. Федоровичем кличут. Нашел его. Не заблудился. И вот. Встретились мы с ним на дороге. Было и место, где разъехаться, но мы узнали друг друга, остановились.
- Черт он! Черт! – Я по – хорошему к нему. С праздником поздравить. С выздоровлением моим полнейшим. Коньяк ему самый дорогой, – он показал на заднее сиденье, - вез. Хотел поблагодарить его. – А он меня матом, как самого последнего сорванца – школьника погнал.
- Да что, что? Ты успокойся. Расскажи по – порядку. Что случилось?
- Да что случилось? – Случилось! – Даже не представляешь себе (глаза при этом загорелись весёлым огнём),- вчера в клинике сдавал анализы. Веришь ли нет? Показали эти сраные анализы, что у меня никогда не было никакой язвы, – ты представляешь такое? – Никакой на х….й язвы никогда не было! А двенадцать лет коту под хвост? А все эти истории болезни, все эти лечения! А это «списание с корабля» по болезни. Мне уже собирались пенсию назначить, а тут вердикт!: - не было никогда болезни и точка…! Работайте, мол, товарищ и дальше на благо великой Родины.
- Так, а история болезни. Анализы там всякие, лечения? Что?
- В том и дело, что зонд засунули аж под самую жопу, водили, водили, смотрели, смотрели. Свет включали, выключали, – нет даже рубцов от никаких язв. Представляешь? – Нет никаких рубцов! А в истории болезни их было восемнадцать! – А куда все они на хер исчезли? Можешь ты мне это сказать? – Он снова с весёлым огнём победоносно посмотрел на меня. – Федорович, мать его, куда – то их всех растворил. Гадостью своей хреновой. Не знаю теперь, что мне и делать…
«Ну так и живи, и радуйся, - подумал я, прощаясь.»
А до домика с весёлым дымком над крышей оставалось чуть меньше километра.
Федорович опять встречал меня на пороге. «Откуда он знает, что это я еду? – который раз задавал я себе вопрос». На дворе не было ни одной машины. Поэтому я остановился прямо перед порогом, протягивая обе руки навстречу хорошему для меня человеку. А у него душа тоже «нараспашку». Правда, «взъерошенный» он, какой – то, словно воробей нахохлившийся: - едут, гады, едут! Поспать не дают. С лобызанием своим, панибратом. Истории свои сует мне под нос. Коньячишко, – да я его этим коньяком с головы до ног залью. Прямо здесь в пруду. Удивить захотел. Обрадовать: - язвы у него не обнаружилось. А я ему ещё пять месяцев назад говорил, что растворятся рубцы. Не верил. А сейчас разбудил меня, лобызаться полез. На «ты»! Сказал я ему, куда дорога.
Выговорился Федорович. В дом пригласил. А я мельком взглянул на часы, - половина девятого утра. Я знал, что раньше восьми к нему лучше не заявляться…
Мы сидели перед камином. Хозяин, как всегда заварил свой крепкий чай (а, и я не забыл подарок, – почти двухкилограммовый пакет индийского чая привез - для него это даже лучше, чем новая песня Высоцкого). Пересыпал в несколько жестяных банок. Понюхал. Одобрил.
- Чай, - самое лучшее, что бог дал человеку, – всё в нём! И витамины, и солнце. Главное, что под солнцем растёт такое богатство. И полезность оттуда.
Про здоровье моё не спрашивает. Знает, было бы что не так, пожаловался. Да я и в тяжелые времена никому не пожалуюсь на хворь, а уж тут – то сама благодать – за три месяца ни одного неприятного ощущения ни в желудке, ни в простате.
А деньги после знакомства с Федоровичем просто будто бы с неба летят. Что ни сделаешь, ни познакомишься с кем, – пара – тройка сотен долларов. Откладывать я их потихонечку стал. Даже чемодан для них завёл.
Мечтал до этого о породистом псе, - тоже завёл. Жизнь такая прямо красивая и ровная пошла. Одно сплошное загляденье. А Федоровича «предписания» (не нервничать, пить чай и чихать носом) выполняю строго. Мне все поражаются. Откуда такие деньги, возможности? Люди потянулись, словно к магниту.
А я даже не знал тогда о том, что Федорович мне небольшую силу дал, словно подарок – в обеих безымянных пальцах рук у меня появились такие же способности к целительству, как и у него. Но только в двух пальцах. И узнал я об этом много – много лет спустя.
А на целебный эликсир под названием «гадость» вообще от друзей – знакомых отбоя не было. Только успевал закупать у Федоровича бутыль за бутылью. А через месяц – другой – пустая. Еду опять.
Федорович строго так спрашивает: - бесплатно не отдаёшь?
- Не отдаю, так, как ты и сказал – 25 долларов за 15 мл.
- Смотри мне! Ведь люди такие. Чем дороже для них лекарство, тем оно более полезное. И…
Он мне рассказал про одного из своих пациентов (я пару раз встречал этого неприятного мне человека у Федоровича).
Первый раз я увидел его в компании знакомого мне журналиста из ТАСС. Тот привез (или друг его привез) к Федоровичу. Скорее всего журналист, почувствовав приливы сил и энергии, рассказал об этом своему другу – однокласснику. Прикатили вместе. А время было уже почти обеденное. Я собирался распрощаться со своим целителем, как пожаловал мой недавний знакомый. Федорович попросил меня немного задержаться. Якобы мы что – то с ним не договорили. Как всегда, разложил для нового посетителя чистую простынь на полу перед камином, положил его головой вниз, а я мог наблюдать все манипуляции Федоровича с дивана.
Наблюдаю.
Все, как обычно - Федорович смачивает кусок ваты в своём растворе, интенсивно протирает спину пациента. В этом случае он возмущенно вскакивает. Заставляет лежачего побыстрее одеваться и чуть ли ни пинками прогоняет за дверь. Я пока ничего не могу понять. Только в глазах, словно цветной калейдоскоп – на спине у пациента вместо «знакомых» мне красных пятен и кругов я увидел медузообразное, с длинными – длинными щупальцами фиолетового цвета чудовище. Такую картину я видел впервые. «Что это? – я ведь видел многие спины, многие подтвержденные болящие органы, а тут…»
- Сукин сын! Гад! Сволочь!, - врачи не могут диагностировать болезнь! С-сука, враль сраный! Врачи не могут диагностировать РАК в 4-й стадии? Он меня решил обмануть!? Нае….ть, значит, решил. Ах, я этому сукиному сыну ещё пинка напоследок дам. Гад! Решил проверить меня, обмануть! Ему жить осталось от силы два месяца, а он мне втирает, сука, что врачи ничего не могут понять!!!
На пороге Федорович чуть ли не головой сталкивается со своим пациентом. Хозяин внутренне кипит, а на лице его недавнего пациента я не вижу ни одной капли раскаяния. Что – то похожее на блаженную улыбку и превосходные ноты уверенности. Пытаюсь вспомнить, откуда мне знакомы такие мерзкие типы. Ба! Так я же сам служил в ЭТИХ самых органах. КГБ СССР. А этот перец так вообще на генерала похож (полковником оказался).
Заходит, мерзко осклабясь. Давай, мол, знахарь, лечи мои болячки.
А Федорович уже в «позу» встал: - пять тысяч рублей! И я к тебе прикоснусь. Только прикоснусь! Через месяц, не раньше ко мне приедешь. Начну лечение! Понял, сука ментовская? Или сейчас пешком до Москвы пойдешь, машина твоя здесь останется!
Мне немного не по себе от таких диалогов. Никогда я Федоровича таким взъярённым не видал. Аж волосы, словно у рыси дыбом встали, а глаза мечут громы и молнии.
А ке-ге-бешник спокойно так стоит, смотрит с ухмылочкой, – Лечи мол, деньги по результату…
Мой знакомец – журналист мигом скрылся за дверью, когда Федорович схватился за кочергу.
- Вон отсюда! Вон!!!
… Я распрощался с моих лекарем, предварительно спросив, не нужна ли ему моя помощь. В окошко я видел, что «полковничья» машина стоит на том же самом месте, а друзья – одноклассники прогуливаются невдалеке.
С ними я прощаться не стал. Вырулил машину и отправился в Москву…
17 окт. 18 г.
Продолжение
Так вот чем «закончилась» история болезни кгбешника, расскажу вам. Пять тысяч рублей, как тому было ни жалко, пришлось отдать Федоровичу при первой же встрече. Дальше – больше. Федорович невзлюбил его сразу и очень сильно. Но… понимал. Деньги тот все же заплатил сполна. Так что придётся «марку» держать уже до конца. До победного. То есть до полного выздоровления пациента. Можете себе представить – рак в самой последней запущенной стадии, да с такими метастазами. Что я впоследствии, поражался тому, что тот ещё как – то шутил, да ещё и за деньги торговался. Человеку врачи прочат максимум два месяца мучительной жизни. А он торгуется с целителем. Видимо, такая уже у человека натура. Вынь да положь. Или покажи товар лицом. Сначала результат, а потом расплата. Но… каким бы Федорович не был темным, этот вопрос усвоил сразу же – деньги вечером, здоровье утром. - А можно наоборот? – Можно, только деньги вперёд!
Этого уже не такого мрачного и самоуверенного типа мне как - то пришлось ещё раз встретить. Уже в Москве. Журналист пригласил меня к себе на рюмочку чая. В свою шикарную «внешторговскую» квартиру в районе Мосфильмовской улицы. Квартира действительно меня поразила. И размерами, всякими затейливыми сувенирами и подарками. Но… там я встретил «старого» знакомца. Почти через год после первой нашей встречи у Федоровича, полковник КГБ все еще был жив, и похоже вполне здоров! Так что же, врачи ошиблись? – Да нет, не ошиблись (он со мной разговаривал, как с добрым старым знакомым). Но… рак куда – то исчез. Так вся клиника на ушах стояла, когда у меня брали анализы! – Через три месяца приходит «мертвец» абсолютно здоровый. Сдаёт биопсию, которая показывает, что у него никогда и не было ничего подобного.
Честно сказать, я был поражен его рассказом не меньше него самого. Только побыстрее откланялся. Он правда, был мне не очень приятен. Журналист ещё пытался как – то удержать меня, а я сослался на важную встречу. Покинул «веселую» компанию. «Да, господи, неисповедимы пути твои, - думал я, подруливая к своему жилищу». И этот эпизод ещё долго – долго оставался в моей памяти, пока через несколько лет я опять вроде бы совершенно случайно ни встретился с журналистом. Он мне рассказал, что школьный его друг недавно скончался. Был рак легких, а скончался от рака простаты. Вот тебе и конец «веселого» человека.
При случае, я спросил у Федоровича, как же могло так случится, что выздоровел человек, а потом скончался.
Он плюнул в огонь камина окурок вместе со слюной. Ответил даже не задумавшись: - да он решил, что за пять тысяч рублей купил себе вечную жизнь. А я кому говорю: - пей чай и чихай носом! – Ты думаешь он меня слушался, после того, как его сраные врачи сказали, что он абсолютно здоров? Наверняка, как жил сволочью, так и помер, как собака. Что, жаль его?
Я задумался. Жаль, не жаль, а всё же человек, как никак. Может быть и дрянной. Но человек же…
Продолжение….
Некоторые из моих знакомых пишут мне, что мол, человек он (Федорович) не очень хороший, да и просто дрянной. А сами поживают себе, о том, что с ними случилось давним – давно просто забыли. Ну уже память такая у нас – человеческая. ЖИВ – и слава Богу! Какой там Федорович! О чем вы вообще говорите?! Не знаю вообще ничего и никого!
Память человеческая странно – избирательная. Поцелуй врачеватель тебя двух – трех – пятикратно во все твои уста, даже не вылечив – замечательный человек. А вспоминаются такие моменты, когда ты словно медуза на полу валялся. До этого корчился от всяких болей. Сейчас же здоров.
- Да и кто он такой? Федорович этот? – Видали мы всяких этих … там – то и там – то.
Вам, да и всем другим бог – судья.
А я не собираюсь никого ни судить., да и не вспоминать нехорошие моменты.
Только пишу о том человеке, к которому и сейчас с удовольствием заглянул бы. За тридцать с лишним лет уже чего – то другого «нахватался», кроме обычных болячек. Может, и сведёт Бог, и жив ещё замечательный человек…
…Одна из моих повестей. Про моего близкого друга – питомца. Три врача, последний их них – доктор наук, в один голос (в последовательности) заявили: - не жилец, мол, питомец твой. Усыпим, и все будем «счастливы».
«Вы то будете счастливы, а я? – усыплю своего семимесячного друга. И буду счастлив? – Не дождетесь, господа – доктора!»
Вот она и «Федоровича» «гадость»! Жив мой друг! И еще много – много лет…
Виталий Кузнецов октябрь 2018 года