Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
496. Полундра! Аврал! 25 сентября 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Вторник 25 сентября 1973 года. В Северном море в районе пролива Скагеррак с северной стороны мыса Скаген (Дания, географические координаты: 57.783,10.733 или 57°46;59;, 10°43;59;) минимальная температура воздуха - 10.0°С, средняя температура - 10.3°С, максимальная - 11.0°С. Эффективная температура воздуха (температура самоощущения человека) - минус 1.3°С. Сильный ветер дует в проливе Скагеррак со скоростью 17 м/с (31,5 км/ч). Со стороны открытого Северного моря идут ровными рядами крупные ветровые волны с пенными гребнями и барашками высотой 2-3 метра и диной 50 метров (морское волнение на 5-баллов). За остроносым мысом на южной стороне ветер тоже дует над низким берегом мыса Скаген со скоростью 13 м/с (24,1 км/ч), но волнение гораздо меньше, а на якорной стоянке, куда ночью встал наш БПК "Свирепый", волнения почти совсем нет. Температура воздуха на южной стороне мыса-полуострова Скаген такая же, как на северной стороне, но эффективная температура (самоощущения) иная - плюс 1.9°С, потому что с утра ясное чистое небо с быстро бегущими белыми облаками и светит ясное яркое и жаркое северное солнце.
Солнце в этот день взошло над горизонтом рано и я его встречал, потому что не спал всю ночь... Дело в том, что стоило только мне закрыть глаза и немного забыться в дрёме, как ко мне опять приходило ощущение удара в спину чего-то объёмного, жидкого, но в то же время сильного и мощного, которое меня обволакивало со всех сторон, мешало дышать, а потом влекло куда-то, оставляя мне возможность одновременно видеть себя со стороны и изнутри этого обволакивающе душного. Потом я опять видел перед собой несущуюся на большой скорости бездну волн и из пенистые гребни тянулись к моим ногам в ботинках, потому что в этом видении я висел над этими гребнями и мной кто-то дразнил эти хищные волны.
Я со страшными мучениями ужаса и паники выдирался из этого холодного обволакивающего и в то же время бурно мельтешащего водоворота и с криком "просыпался". Самое страшное в моём сне было то, что меня кто-то мутузил из стороны в сторону, возил моим лицом по ребристым ступеням трапа, на который я взбирался ползком с превеликими трудностями и мучениями, преодолевая боль, тяжесть и судорожную скованность рук и ног. Стоило мне даже наяву, во время работы или выполнения своих служебных обязанностей, чуть-чуть отвлечься, как во мне возникал страх, боязнь открытой палубы, вида бушующего моря, крена корпуса корабля. Я и сам заметил, как невольно приседаю и замираю при малейшем толчке или ударе волны в корпус корабля...
Особенно ужасными и страшными были ночи, когда я пытался заснуть. Сон приходил ко мне быстро из-за усталости, но сны были очень страшные... Мне снилось, что мня выбрасывает за борт и уносит бурным потоком далеко-далеко от корабля. В одном из снов я даже попал в водоворот, который образуется крутящимися винтами. Я как избавленье от мук воспринял то, что со мной сделали лопасти правого винта БПК "Свирепый", хотя после этого я превратился во сне в хлопья пены и растворился в воде океана...
Очнувшись от этих страшных гибельных снов, я реально кричал, вскрикивал, цепко хватался руками за подлокотники моего кресла за рабочим столом в библиотеке ленкаюты, при этом сердце моё бешено стучало, дыхание было судорожным, а в голове была "каша" из мыслей, образов, картин. Конечно, я мог обратиться к нашему корабельному доктору старшему лейтенанту медицинской службы Леониду Никитичу Кукурузе, но при этом мне нужно было бы признаться в том, что я был во время шторма на верхней палубе, что нарушил приказ командира корабля, что подверг себя смертельной опасности быть выброшенным за борт, что подвёл бы весь экипаж и командира корабля под ответственность за гибель матроса во время БС (боевой службы). Нет. Я терпел и ждал, потому что знал, скоро этот невроз пройдёт, только не надо его провоцировать и ему поддаваться. Надо терпеливо его успокаивать, а лучше всего "выбивать клин клином"..., то есть работой.
Ещё вчера на переходе морем к якорной стоянке у южного побережья мыса Скаген (Дания) по кораблю был объявлен "Аврал" и "Большая приборка". Это были явно послепоходовые аврал и приборка, то есть приготовление корабля ко входу в родную базу - корабль должен быть чистым, вымытым, покрашенным, хорошо пахнущим. Моряки с удовольствием принялись за дело ещё и потому, что страшный шторм, пережитый в Атлантическом океане и в Северном море, закончился и наступили благодатные солнечные спокойные дни. Правда беспокоило то, что в эти дни далеко-далеко на севере у островов архипелага Вестманнаэйяр (географические координаты: 63.400,-20.283) продолжал бушевать шторм внетропического циклона "Эллен" и он мог вернуться...
25 сентября 1973 года в точке прибрежной зоны пролива Каттегат с координатами (примерными!): 57.685819688491904, 10.68811461267243 или 57°41;9;, 10°41;17;, напротив города-порта Скаген (Дания), на якорной стоянке БПК "Свирепый", солнце взошло поутру в 09:07 (по местному времени). Световой день длился 12 часов 3 минуты и солнце закатилось за горизонт в 21:10 (по местному времени). Самое жаркое солнце в этот день было в 15:08. Какое счастье было находиться на верхней палубе вдали от поручней леерного ограждения бортов, но под лучами жгучего солнца!
С раннего утра годки объявили по кораблю сою команду "Полундра!" и все, даже те, кто по вахтенному расписанию должен был спать, вышли на большую приборку корабля. Сами осенние годки призыва осень-зима 1970 года выбрали для себя ответственную, опасную и тяжёлую работу по покраске бортов корабля и обновлению его бортового номера. В первых рядах верхолазов-маляров был, конечно же, мой друг-годок, неутомимый, жизнедеятельный, страстный, эмоциональный, героический Славка Евдокимов. Он напялил на себя старую замызганную боцманскую робу и такие же штаны, оставшиеся от предыдущих годковских покрасочных артелей. Боцмана обвязали его толстыми крепкими пеньковыми тросами, спустили за борт маленькую банку (деревянную толстую доску с прорезями - сиденье, беседку). Славка приготовился к очередному геройскому поступку и тут я его сфотографировал...
Подойти ближе к Вячеславу я не мог... Сам вид Славки, стоящего на ребре ширстрека (верхний лист наружной обшивки борта корпуса корабля), вызывал у меня трепетный страх и ужас. Я никому, кроме моего земляка Мишки Сысоева, не признавался, что после того, как побывал ногами вперёд за бортом корабля во время сильного шторма в море-океане, панически боюсь подходить к борту корабля и к леерам ограждения. Боюсь и всё... Поэтому поведение и действия Славки Евдокимова воспринимались мной как геройство, как подвиг, вызывал у меня одновременно зависть, страх, уважение и признание.
Славка внимательно и серьёзно, без своих обычных шуточек, "юмористок" и бахвальского флотского и морского традиционного зубоскальства, посмотрел туда, куда ему предстояло спуститься в воздухе на привязи этих мохнатых старых концов (тросов), поискал глазами беседку, на которую он должен был усесться, как на качели, кивнул мне прощально головой и отпустил поручень леера, за который держался цепкой и крепкой хваткой. Вскоре снизу донёсся его зов, но я не мог подойти к краю борта и заглянуть поверх леерного ограждения вниз. Не мог...
Между тем Славка Евдокимов в компании с таким же, как он годком, висели, сидя на досках беседок, над почти ласковым и спокойным морем пролива Каттегат и принимали спускаемые сверху боцманами на бечёвках банки с белой краской и кисти-валики на длинных ручках-шестах. Им предстояло терпеливо и осторожно, выбирая ручки-шесты, окунуть валики в банки с краской, потом опять осторожно выбрать шесты-ручки почти на всю их длину и прокатать валиками с белой масляной краской по краям огромных цифр нашего бортового номера. Сложность этой косметической малярной операции заключалась в том, что морякам-годкам приходилось висеть над поверхностью моря вдали от вогнутых скул носовой части корабля. Для выполнения такой работы морякам нужно было проявить максимум осторожности, терпения, выдержки и личного мужества. Кто не согласен - пусть попробует это сделать сам...
В тот момент, когда невидимый Славка Евдокимов вопил из-под скулы борта корабля и звал меня, чтобы я его сфотографировал сверху, в небе опять появились "вражеские" самолёты и по КГС (корабельной громкоговорящей связи" прозвучал дежурный голос вахтенного офицера: "Разведгруппу на ходовой мостик! Разведгруппу на ходовой мостик!". В разведгруппу по боевому расписанию входили: мичман и моряки РТС - радиометристы-наблюдатели, сигнальщики-наблюдатели БЧ-4 и я, визуальный разведчик, Александр Суворов.
- Извини, Слав! Зовут! - прокричал я моему другу-годку Славке Евдокимову и счастливый тем, что мне не надо подходить к борту, перегибаться через леерное ограждение и смотреть в жуткую бездну за бортом, резво побежал к себе в ленкаюту за "разведчикским" имуществом, а потом по коридору личного состава на ходовой мостик. Спасибо натовским патрульным самолётам, которые осторожно и медленно пролетали мимо бортов нашего корабля, наблюдая как советские моряки красят, моют, чистят, драят, мелят и белят железо и медь, резину и стеклопластик бортов спасательной шлюпки и рабочего катера РБК-30.
Радиометристы-разведчики "слушали" РЛС патрульных натовских противолодочных самолётов типа "Нептун", "Атлант" и "Орион", сигнальщики-наблюдатели сообщали их бортовые номера, а я делал вид, что пытаюсь их сфотографировать через окуляры нашего корабельного призматического визира ВБП-451М. Сделать это через окуляры визира практически не получалось, потому что визир по вертикальной оси вращался замедленно, через шестерёнки, которые сильно тормозили, поэтому успеть за летящим самолётом и держать его в кадре не получалось. Правда, я привык фотографировать летящие самолёты с упреждением, то есть выводил объективы визира ВБП-451М немного вперёд по пути следования самолёта и в тот момент. когда его носовая часть только-только входила в кадр окуляра визира, нажимал на спуск фотоаппарата. Снимки получались разными, но через 10-15 забракованных кадров, я научился фотографировать летящие объекты, даже старты зенитных ракет и ракето-торпед комплекса УРПК-4 "Метель".
"Аврал" и "Большая приборка" продолжались, ребята старались "вовсю", при этом, естественно, курили, отдыхали, травили анекдоты, байки, шутили и смеялись и усиленно изображали трудовую деятельность, когда по помещениям, коридорам и боевым постам ходили проверяющие - старпом и замполит. Даже я, в перерывы между прилётами натовских самолётов и подходов датских патрульных корабликов: "Самсё", "Мамсё" и "Расмсё", по старой памяти взял в руки "машку" (швабру) и помог подвахтенным рулевым помыть с хозяйственным мылом истоптанную до дыр пластиковую палубу ходового мостика. Кстати, интересно было краем глаза наблюдать усмешки матросов-рулевых, когда я, как будто невзначай, вежливо, но настойчиво "машкой" тыкал в каблуки ботинок вахтенного офицера, сгоняя его с места... Точно так же мы, ещё призывники-новобранцы 9-го Флотского экипажа ДКБФ в посёлке Пионерское, в ноябре-декабре 1971 года, сгоняли с мест дежурных офицеров, командира нашей 2-й роты, и даже старослужащих сержантов-годков...
Когда в очередной раз меня и всю нашу разведгруппу вызвали на ходовой мостик, в командирском кресле восседал капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров и выслушивал рапорты-доклады командиров боевых частей и старпома о ходе выполнения работ "Аврала" и "Большой приборки". Перед тем, как старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов обратил на меня свой гневный взгляд за то, что я являюсь свидетелем недовольного замечания ему от командира корабля, я достал из своей сумки-планшета с "разведчикским" имуществом книгу-инструкцию по эксплуатации, чистую белую ветошь (выстиранное старое вафельное полотенце), флакон со спиртом (на запах спирта все офицеры немедленно повернули головы), мягкую кисточку для бритья и круглую плоскую с длинным носиком маслёнку (как для швейной машинки). После этого, под взглядами командира корабля, старпома и офицеров, я, раскрыв в нужном месте секретную книгу-инструкцию, начал проводить ППО и ППР нашему корабельному бинокулярному перископическому визиру ВБП-451М... "Крыть" меня было нечем и не за что... Я был "при деле" и участвовал в общем "Аврале" и "Большой приборке" так, как позволяли мне мои служебные обязанности.
Конечно, старпом хотел бы видеть меня драящим никелированные и полированные криволинейные поверхности бачков, трубопроводов и дучек писсуаров и сидений в матросском, а ещё лучше, в офицерском гальюне, но тут, как назло, опять прилетел из Нидерландов натовский патрульный "Нептун" и вахтенный офицер опять привычно вызвал на ходовой мостик разведгруппу... Так что я совмещал приятное с полезным и ругать меня, а тем более отвлекать визуального разведчика, прильнувшего к окулярам визира ВБП-451М в позе буквы "зю" и спиной к обидчику, было не с руки...
Конечно, замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин, командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров, да и все командиры боевых частей, знали либо догадывались о наших сложных взаимоотношениях о старшим помощником командира корабля капитан-лейтенантом Н.В. Протопоповым. Ещё до выхода на БС (боевую службу) Николай Валерианович невзлюбил меня и не согласился с моим статусом неформального комсорга или неформального представителя личного состава экипажа БПК "Свирепый", он был категорически против всякого рода неуставных отношений на корабле и на флоте.
Особенно наше негласное противостояние и соперничество с Николаем Валериановичем проявилось в День ВМФ 29 июля 1973 года во время нашей якорной стоянки здесь же у мыса Скаген (южная сторона). Тогда старпом хотел сам руководить и управлять главным праздником ВМФ СССР на корабле, но у него толком ничего не получилось, а у меня и моих друзей-товарищей, в том числе среди офицеров и мичманов, получился главный приз того праздника - купание в водах пролива Каттегат, соединяющего вместе с проливом Скагеррак Северное и Балтийские моря. Вот почему тайно, скрытно, с интересом командир корабля, замполит и командиры боевых частей следили и наблюдали: "Чья возьмет?" - старпомовская или суворовская воля, смекалка и характер...
Кстати, в тот момент, когда сигнальщик-наблюдатель БЧ-4 доложил с сигнального мостика о пролёте натовского патрульного противолодочного самолёта "Нептун" и что бортовой номер различить не удалось, я отпрянул от окуляров визира и громко доложил вахтенному офицеру бортовой номер самолёта и его отличительные знаки и другие цифры на борту и киле самолёта. Чтобы показать всем, что я отвечаю за свои слова, я достал из сумки-планшета свой боевой блокнот для записей и заполнил формуляр разведывательного донесений. При этом я прошёл сквозь группу офицеров, снял показания координат, времени и характеристик погоды с приборов и прокладочной карты вахтенного офицера. Крыть было нечем... матрос делает то, что обязан и должен делать по корабельному боевому расписанию... Поэтому офицеры расступились, а я продолжил протирать, чистить и смазывать окуляры и механизмы визира ВБП-451М.
Эта "показательная демонстрация" добросовестного исполнения своих служебных обязанностей вызвала разную реакцию у присутствующих на ходовом мостике, в том числе недовольную, даже сердитую гримасу на лице Евгений Петровича Назарова, поэтому я поспешил с авральной работой на визире, собрал свои "манатки", и попросил разрешения у командира корабля уйти с ходового мостика, чтобы "сфотографировать для корабельной стенгазеты ребят, которые сейчас занимаются авральными работами на верхней палубе".
- Зачем? - сердито тут же среагировал старпом. - Что бы им помешать своими пустыми разговорами?!
- Никак нет! - ответил я старпому "по-строевому". - Для выполнения приказа заместителя командира корабля по политической части капитана 3 ранга Дмитрия Васильевича Бородавкина о фотографировании матросов с целью их поощрения фотографиями с боевой службы!
- Э-э-э.., - протянул старпом и махнул на меня рукой.
- Идите! - приказал мне командир корабля. - Не забудьте сфотографировать с этой хорошей целью офицеров и мичманов, но только с их согласия. Вам всё понятно?
- Точно так! - ответил я командиру БПК "Свирепый" по-флотски, как принято не в "солдатчине", а на Военно-Морском флоте СССР.
Фотоиллюстрация: 25 сентября 1973 года. Северо-Восточный Атлантический океан. Северное море. Пролив Скагеррак. Мыс Скаген (южная сторона). Якорная стоянка БПК "Свирепый". Послепоходовый аврал. Старший радиометрист БИП РТС матрос-годок Вячеслав Михайлович Евдокимов (призыв 20.11.1970 г.) - герой и один из лидеров годков призыва осень-зима 1970 года. Только что его экипировали в качестве маляра для покраски вогнутых поверхностей носовой части корпуса БПК "Свирепый", потёртых и поцарапанных штормовыми валами и волнами внетропического атлантического циклона "Эллен". За секунды до этого Славка веселился, балагурил, шутил, смеялся, а теперь сосредоточен и серьёзен, потому что ему предстоит повиснуть над водами пролива Каттегат, спуститься и пересесть на толстую, но не широкую доску беседки, принять от боцманов сверху банку с белой краской и кисть-валик на длинном шесте, чтобы подправить наш бортовой номер. Это та самая "годковская работа", "годковский выход по авралу", которая отличает годков (старослужащих моряков) от "карасей", салаг, молодых матросов и подгодков. Полундра! - крикнул Славка своим товарищам-годкам, которые уже висели на своих беседках за бортом корабля. - Я иду!