(Повествование от имени старшего брата)
Не всем выпадает такое счастливое детство, как вырасти на настоящей речке: с разливами и отмелями, с весенним ледоходом и омутами. А нам ещё несказанно повезло, что на нашей реке, совсем недалеко, был остров!
И не маленький!
Деревня располагалась вдоль реки, и остров находился там, где заканчивался один из краёв деревни. И этот край, а значит и остров, был нашим, вроде как, собственным. Гостей из своих деревенских мы ещё пускали поиграть вместе, а вот чужих…ни-ни. Все это знали и как-то придерживались негласного закона.
Остров представлял собой окружённую со всех сторон (когда не было засухи) водой землю. Две трети острова занимали густые и сочные кусты ивняка, и одну треть – песчаная отмель вдоль реки.
С нашего берега до острова добраться было не сложно. Река там была не очень глубокая, и плыть не далеко. Но всё равно, даже в засушливый год, полностью река в этом месте не пересыхала. Приходилось переходить на остров пешком, было топко.
С другой стороны острова река всегда была глубокой, течение её быстрым. Там-то мы купались, плавали на лодке, рыбачили. Там на глубине водились щуки, линьки, окуни. А, вот, пескари любили отмель. И было их там полно!
Мы, мальчишки, любили, конечно, остров не за рыбалку. Река большая и рыбных мест на ней было много. Мы любили остров за возможность охранять его растительность, живность, одним словом, быть хозяевами.
Сами мы плели там из веток ивы (не ломая их)шалаши, играли в войну, катались с крутого берега на своих острых задах в омут, рыбачили и загорали вдоволь. А ещё наблюдали за жизнью соседей – речной ондатры. Её в те годы на острове селилось много. Зверьки строили свои хатки в крутом берегу острова и тоже чувствовали себя там хозяевами. Им мы уступали, не видя в них соперников. Наоборот было очень интересно наблюдать за их распорядком дня, привычками, обращением с детьми.
Мальчишки мы деревенские и всякой живности навидались в своих дворах, но это была особенная жизнь. Жизнь зверей на воле. Вот к этой-то жизни мы чужаков и даже деревенских друзей вообще не допускали. Уводили под любым предлогом, запутывали ходы, придумывали игры в другой стороне острова – только бы не обнаружились ондатровые семейства. А их было не мало. И поскольку мы их добросовестно охраняли, семейства множились.
В деревне работы много, и нам приходилось изловчаться, чтобы дежурить на острове, как на заставе. Любителей вступить с нами, пацанами,
в единоборство за право находиться на острове, находилось не мало.
В основном это были чужаки, приезжавшие из города отдыхать на реку.
Для них наш остров был экзотикой, а для нас – домом. Вторым домом!
Деревенские это понимали, потому что в каждом краю деревни у детворы было что-то своё заветное. И посягать на чужое, мало кто решался, мог угодить в изгои – такой закон деревни.
Худо было в годы засухи. Трава на полянах и даже в пойме высыхала быстро, и скотина из нашего же стада всё время норовила перейти на остров, где зеленели кусты ивы. Здесь мы боролись не только с коровами и пастухами, но и со своими же родителями. Это понятно: коровы полуголодные молока мало, а мы горой стоим за кусты какие-то.
Бывало, что проглядывали мы и тогда грязными кулаками размазывали по щекам непрошеные стыдные слёзы обиды. Остров представал перед нами голыми ветками, истоптанным берегом, загаженным коровьими лепёшками.
В своей ограде это было привычное явление, а здесь – будто фашисты в грязных сапогах по твоей избе потоптались. Фашистов мы не видели и представляли это из фильмов, но непередаваемое ощущение потери у нас было своё.
Если честно сказать, то нас уважали за такую привязанность и заботу об острове. Он всё же был общим достоянием села, а мы его добровольные стражи.
Но вот мы выросли. Отзвенел для нас последний школьный звонок. Пора разъезжаться на учёбу во взрослую жизнь.
Горько было расставаться с островом. Первые годы, когда удавалось летом погостить дома у родителей, мы ещё сбегались порыбачить, покупаться на своё любимое место. А потом и мы изменились, и дружба наша канула в омут. Осталась, лично у меня, печаль в душе по ушедшим беззаботным годам, по дружбе и острову, как вечному памятнику детства.
Печально ещё, что кроме нас не нашлось больше желающих из мальчишек быть заступниками, собственниками. Как-то измельчали интересы наших младших земляков. И это сразу сказалось на облике острова. Чужаки ведь не будут хранить и беречь чужое. Наотдыхаются, уедут, а костёр не потушат…!
Так несколько раз остров выгорал. А по сему, ушла с него ондатра. И, кажется, что даже рыбы меньше стало. Позабавиться есть чем, но не то!
Прошли годы. Я часто проезжаю мимо острова, но не заворачиваю.
Он был наш! А одному там тесно…
Но душа, где остался этот уголок, радуется, когда река разливается. Это значит – на остров мало кто попадёт, значит - не вытопчут, значит - он будет радовать глаза и душу своей красотой и чистотой!