Летом 1881 года, когда черноногие, Кровь, кри и метисы Луи Риэля останавливались на равнинах, мы с Эли Гуардипи часто, пользуясь затишьем в торговле, отправлялись на охоту. Иногда мы шли пешком, если охотились на оленей в лесистых оврагах речной долины, иногда гонялись за бизонами на наших обученных лошадях. Эли (Берет Ружье Первым) был таким прекрасным охотником и метким стрелком, что охотиться с ним было большим удовольствием.
Однажды мы отправились охотиться на оленей в большую рощу ниже нашего поста и шли по пыльной звериной тропе, когда увидели трех оленей, которые проламывались через кусты и должны были пересечь тропу перед нами. Они бежали группой, и, когда один из них выскакивал на открытое место, Эли стрелял в него из своего винчестера-73. Он выстрелил трижды, очень быстро, и в результате три оленя лежали в ярде или двух друг от друга. Прекрасная стрельба!
Жирного бизоньего мяса и бизоньих языков у нас всегда было в достатке. Решив для разнообразия поесть жирных антилопьих ребер, мы отправились поохотиться южнее нашего поста. Эли ехал на маленькой медлительной кобыле, я на своей охотничьей лошади. Мы двигались параллельными маршрутами вдоль края долины, договорившись соединиться наверху на краю равнины. Я оказался наверху как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эли выскакивает из верхнего конца заросшего лесом оврага, нахлестывая свою кобылу, убегая от огромного гризли. Поворачиваясь в седле, он стрелял в него, но без особого результата; так что ему оставалось только оторваться от своего преследователя. Я был слишком далеко от него и помочь ему не мог, пока не окажусь рядом с ним, но должен был сделать все, что мог – ведь всем сердцем я болел за него! Почему, думал я, он не взял более резвую лошадь? Я видел, что медведь его нагоняет, не обращая внимания на его выстрелы, а ведь он всегда был прекрасным стрелком. Не имея подобного опыта, я не мог понять, что стрельба на скаку с лошадиной спины не может быть очень меткой. Я видел, что медведь его нагоняет, и мне было плохо. Я видел, что еще через три прыжка медведь сможет вскочить на спину лошади и растерзает его. И тут он выстрелил в последний раз, и я с облегчением увидел, что огромный зверь упал и затих.
Когда я подъехал к Эли, он уже слез с лошади, смотрел на свою жертву и спокойно жевал свою жевательную резинку.
- Отлично! Ты едва спасся. Я уже думал, что тебе конец, - крикнул я.
- Ерунда, ничего особенного, сказал он на языке черноногих и добавил по-английски: -Я знал, что убью его, когда он окажется рядом.
Когда мы достали ножи, он рассказал, что наскочил на медвежат, и они побежали к матери, а она погналась за ним. Это была крупная медведица, и такая жирная, что мы с трудом смогли снять с нее шкуру. Она была очень тяжелой и сальной, чтобы мы смогли ее увезти, поэтому Эли на следующий день вернулся за ней и тушей с повозкой. Перетопив сало, мы получили десять галлонов чистого белого медвежьего жира, который продали потом в Сент-Луисе за 75 долларов.
Однажды, сентябрьским днем, индейцев не было и торговать было не с кем. Мы с Эли решили отправиться в рощу ниже нашего поста поохотиться на оленей. Мы были примерно на полпути между краем рощи и берегом реки, примерно в тридцати ярдах от него, когда Эли увидел белохвостого оленя и подстрелил его. Мы не ожидали, что в это время стадо бизонов в тысячу голов находится на берегу, прямо напротив нас, направляясь на водопой, Услышав выстрел, они сразу развернулись и помчались обратно на равнину. Подобный грому стук копыт и треск ломающихся ивовых кустов предупредил нас об опасности прежде, чем мы ее увидели. Я прыгнул в широкую крону недавно упавшего хлопкового дерева, лежавшего прямо на пути бегущего стада и, бросив ружье, забрался на одну из его веток. Я заметил Эли, стоявшего за деревом, которое было толщиной с него самого. И тут же, словно бурный коричневый поток, стадо бизонов промчалось мимо нас, ломая ветки моего дерева, и я испугался, что сейчас они сломают мою ветку и растопчут меня тысячами копыт. У меня не было слов, которыми можно было бы выразить мой страх. И потом внезапно они пробежали. Я, обессиленный, присел нас ствол дерева. Я слышал, как Эли выстрелил и увидел, как один из последних бизонов в стаде, молодая корова, упала.
- Ты в порядке? – спросил он, подойдя ко мне.
- В порядке, только устал, - ответил я.
- Черт возьми, едва уцелели. Они ведь совсем рядом со мной промчались. Каждую минуту ждал, что они снесут мое дерева и меня растопчут. И за тебя я волновался, видя тебя на этой ветке. Удивительно, как только они ее не сломали, - сказал он. И добавил: - Смотри! Смотри! Теперь реку видно.
Действительно, стадо пронеслось через заросли ивы и шиповника и снесло их, словно гигантским катком. Теперь мы могли видеть блестящую поверхность воды в двухстах ярдах от нас. Мы вернулись к убитому Эли оленю и поняли, что могло бы случиться с нами – он превратился в бесформенную кучу из мяса, костей, внутренностей и клочков шкуры. Мы освежевали корову, потом отвезли мясо домой и там хорошенько выпили и покурили, чтобы успокоить нервы.
Когда настал ноябрь и бизоньи шкуры стали хорошими, Кипп велел Гуардипи начать охотиться на них ради шкур, которые потом предстояло выделывать. Так что, взяв запряженную четырьмя лошадьми повозку, нагруженную снаряжением для лагеря и посудой, и трех быстрых охотничьих скакунов, Эли отправился на охоту. Несколько недель спустя, когда он стоял на ручье Армелла, я со своей лошадью присоединился к нему, чтобы таким образом развлечься. На следующее утро мы заметили большое стадо, пасущееся у начала длинного оврага, уходящего к ручью. Мы решили напасть на него – Эли на Джерри, лошади Киппа, самой быстрой и хорошо обученной из тех, каких мы знали, а я на своей, по кличке Дик. У каждого из нас была винтовка Генри 44-го калибра – короткая, легкая, из нее можно было стрелять, держа ее в одной руке – это было лучшее оружие для охоты на бизонов.
Мы поднялись вверх по оврагу, не выпуская бизонов из виду, пока на добрались до самого его конца, хлестнули лошадей и оказались в середине стада. Они поскакали, держась вместе, а мы, выбрав понравившихся нам коров, с округлыми ляжками, что свидетельствовало об их жирности, направляли к ним наших лошадей. Наши лошади сами любили эту охоту не меньше нас. Прижав к голове уши, они делали все возможное, чтобы догнать корову и оказаться слева от нее, чтобы мы могли одним выстрелом попасть ей в сердце или в легкие. Нам казалось, что мы скачем быстрее скорости света. Мы хорошо понимали, что наши лошади в любой момент могут попасть ногой в барсучью нору, и в этом случае мы будем затоптаны насмерть, или что сильные быки могут сбить с ног наших лошадей. Это было опасным занятием, очень рискованным, что и делало охоту столь привлекательной в наших глазах. Как же мы все это любили – топот тысяч копыт, острый запах растоптанной ими полыни, наши меткие выстрелы, наших лошадей, повиновавшихся малейшему нашему движению. Охота всегда заканчивалась слишком быстро – никакая лошадь не могла долго состязаться с бизонами на дистанции больше мили. Когда я подстрелил шестую корову, мой конь уже задыхался и весь был покрыт белой пеной. Я остановил его и стал высматривать Эли – тот еще скакал на Джерри и продолжал стрелять. Потом он тоже остановился, повернулся, медленно направился назад, и я, тоже медленно, поехал ему навстречу.
- Сколько? – спросил я.
Нахмурившись, он ответил:
- Восемнадцать. Восемнадцать коров, восемнадцать выстрелов.
Трудно поверить, но это так и было – все они лежали на равнине, покрытой пожелтевшей травой. Чтобы за время одной охоты нагнать и застрелить восемнадцать котов - это было такое событие, о котором потом говорят и которое запоминается. Я сам о таком ни разу не слышал.
Черноногие называли ручей Армелла «Это Их Сокрушило». Как гласит предание, в давние времена несколько женщин отправились добывать охру у основания высокого обрывистого берега, тянувшегося вдоль ручья, когда вдруг берег обрушился, засыпав их, причем они оказались так глубоко, что тел их никогда не нашли. Примерно в десяти милях от устья ручья и в тридцати ярдах к западу от него находится родник, который черноногие назвали «Трут Спину». Он пробивается у подножия высокой скалы, сложенной из темного камня, и скала эта на высоту от роста небольшого оленя или антилопы и до высоты роста крупного бизона гладкая и блестящая, словно отполированное дерево, потому что на протяжении веков тысячи животных терлись об нее своими спинами. Очень интересное это место, я там был несколько раз вместе с Гуардипи.
С помощью нашего повара мы потратили два дня, чтобы снять шкуры с двадцати четырех коров и растянуть их для просушки. Это был нелегкий труд, и у меня даже пропало желание повторить охоту.
Когда в начале декабря Миссури замерзла, Гуардипи охотился к северу от нее, около Малых Скалистых, или Волчьих гор. Вернувшись как-то на наш пост с фургоном, нагруженным бизоньими шкурами, он упомяну о том, что нашел в долине Скалистого ручья двух мертвых вапити, сцепившихся рогами. Я решил, что за такие рога можно будет взять неплохую цену, так что отправился вместе с Эли, чтобы забрать их, взяв с собой самодельные сани, которые тянула лошадь. Довольно странно было то, что волки не тронули двух вапити. Они, судя по всему, сражались и сцепились рогами на поляне недалеко от реки. Так они и бродили, будучи не в состоянии пощипать травы или напиться, и через несколько дней такого существования упали, чтобы погибнуть медленной мучительной смертью.
Мы отрезали им головы, очистили их от мозгов и мяса. На посту шестеро мужчин пытались их расцепить, но напрасно. Весной я отослал их моему другу, Харту Мерриаму, а тот подарил из Смитсонианскому институту.
Всю зиму наши надежды на хорошую торговлю не оправдывались, пока в конце лета 1881 года черноногие и большая часть Крови не вернулась их канадских резерваций. Они ушли туда из страны бизонов, чтобы получить по пять долларов на человека, которые им по договору выплачивала Бабушка, королева Виктория. Так что сейчас мы торговали только с тысячей кри Большого Медведя и четырьмя или пятью сотнями метисов Луи Риэля, и еще Кровью, жившими в тридцати вигвамах. К тому же, воодушевленные нашими успехами, когда мы прошлой зимой получили четыре тысячи бизоньих шкур, радом с нами свои посты поставили и другие торговцы – Броадуотер и Пепин, старые торговцы, в Роки-Пойнт, в нескольких милях выше по реке, а в Кэролле - два новичка, Джим Мэсси и Митт Марч, пришедшие с Гэсом Тайлером, о чем он впоследствии пожалел. К тому же в Кэролле обосновался Том Бернс, который со своим фургоном, запряженным четверкой лошадей, разъезжал по лагерям индейцев и метисов, а вернувшись домой, играл в покер. Его жена Сюсьетт была красивой молодой метиской, о ней я расскажу позднее.
Теперь мы знали, знали точно, что это наша последняя зимняя торговля бизоньими шкурами. Все бизоньи стада теперь были в 150 милях от Кэролла. К югу белые охотники, пришедшие со стороны Йеллоустоуна, обосновавшиеся вдоль Северной Тихоокеанской железной дороги, устроили настоящую бойню, уничтожив тысячи бизонов с помощью своих Шарпов. На востоке ассинибойны и другие племена сиу вносили свою долю. Гро-вантры и пикуни делали то же на севере и западе. Мы совсем упали духом. Однажды я сказал Киппу:
- Что мы станем делать, чем сможем заняться, когда торговле придет конец?
- Ха! Вернемся в форт Конрад и будем там прозябать, - пробурчал он.
Как я уже говорил, кри и метисы Риэля были хорошими охотниками, а их женщины хорошо выделывали шкуры. Теперь, побуждаемые Большим Медведем и Риэлем, они больше охотились, выделывали больше шкур, чтобы купит больше ружей и патронов, нужных им для войны с канадцами, которые захватывали их земли. И, как всегда, они улыбались, когда мы с Киппом говорили им, что победить они не смогут. Иногда, не обращая внимания на своих вождей, они приходили к нам, чтобы за принесенные шкуры купить «огненной воды» и устроить большое веселье. Можете поверить, что виски у нас было мало – мы припасли его для себя. Странное это было зрелище – тысяча индейцев, мужчин и женщин, пили, беседовали, танцевали и пели вокруг костров, и при этом совсем не ругались. Всю зиму у нам не было с ними ни одной неприятности, разве что однажды утром, когда наша добрая Ворона стояла рядом с бизоньей шкурой, выскребая ее перед выделкой, пьяный кри подошел к ней, схватил в охапку и вместе с ней побежал. Я сразу выскочил из кухни, увидел, что происходит, догнал его и дважды ударил кулаком, но он этого словно не заметил. Моя же рука болела так, что я ничего не мог делать. Кри отпустил Ворону, поднял тяжелую палку и пошел на меня, так что я вынужден был бежать к двери торгового зала. Кипп, который в это время выглянул в окно, увидел мой позор и, схватив бутылку с пивом, выскочил, пробежал мимо меня, и, когда кри завернул за угол, ударил его бутылкой по голове. Тот упал, словно пораженный молнией, но через час поднялся и, пошатываясь, отправился в свой вигвам и на пост больше не приходил.
В начале марта мы продали последние одеяла, которые так ценили кри, и я вместе с Джоном Хадсоном, англо-кри метисом, надежным здоровяком, отправился на пост Пауэра и братьев в устье реки Джудит, чтобы пополнить наш запас. У каждого из нас была лошадь, сани, ружье, постельные принадлежности и запас еды. Мы двигались по замерзшей реке, не срезая излучин. Остановившись на Роки Плйнт, чтобы пропустить пару глотков с Элом Роджерсом, который управлял постом Броадуотера и Пепина, мы тем же вечером пересекли Коровий остров и остановились в заброшенной хижине, стоявшей на небольшой возвышенности у устья Коровьего ручья, или Среднего, названного так потому, что впадает в Миссури между горами Медвежьей Лапы и Малыми Скалистыми. Это было то самое место, где в 1877 году нез-персе, во время своей попытки убежать в Канаду, убили нескольких белых и захватили караван Джо Пикетта, и сожгли его фургоны. Помня об этом, хозяева хижины прорыли, как мы установили, подземный ход из подвала под кухней к густому кустарнику в пятидесяти ярдах от хижины. Но, как мы поняли, пользоваться им для собственного спасения им не пришлось, потому что других неприятностей с индейцами там не случалось.
В тот день мы видели несколько небольших бизоньих стад, но на следующий день не увидели ни одного, даже ни единого быка. Похоже, что Коровий ручей был их границей. Выйдя рано утром на следующий день, мы днем остановились в заброшенной хижине лесорубов, где сохранилась уникальная самодельная обстановка, особенно легкий стул с каркасом из вишни, с сиденьями и спинкой, обтянутыми бизоньей кожей, которая, будучи натянута свежей, потом затвердела, приняв форму сидящего на стуле, что было очень удобно – более удобного стула я никогда не имел. Много лет спустя, посетив в Лос-Анджелесе моего доброго друга Чарльза Бакнума, я я рассказал ему об этой поездке и упомянул об этих стульях.
- Бог мой! – воскликнул он. – Это ведь я сделал тот стул! И хижину я построил, я в ней зимовал, и несколько лесорубов работали на меня, а я немного торговал с пиеганами.
Все старые обитатели форта Бентон должны помнить Чарльза Бакнэма и его добрую жену, сестру братьев Ми, которые в то давнее время были кузнецами. Сам Чарли, владевший большой апельсиновой рощей недалеко от Риверсайда в Калифорнии, скончался там, насколько я помню, в 1915 году.
Ближе к вечеру мы добрались до мест а своего назначения, чтобы обнаружить, что управляющий постом, Браун, был в форте Бентон. Но его жена и дочь приняли нас, и мы хорошо провели время, пока три дня спустя Браун не вернулся из форта Бентон. Потом, нагрузив одеялами свои сани, мы пустились в обратной путь. Настроение Брауна было подавленным. Хотя гро-ватры и пикуни обещали прийти и торговать с ним, ни один индеец не там появился.
Снова, двигаясь от устья Джудит вниз по реке, мы не встречали ни одного бизона, и только приблизившись к Коровьему ручью, мы увидели стадо, бегом спускавшееся по долине ручья, собираясь пересечь реку. Нас это встревожило: мы хорошо знали, что в это время года бизоны не бегают, если только их не напугал лавный их враг – человек. Когда они спустились на покрытый снегом речной лед, мы увидели в полумиле выше караван индейцев, целое племя, спускавшееся по крутому склону с равнины. Нас это встревожило, ведь если бы это были ассинибойны, то нам грозили бы большие неприятности. Зимой их вождь, Маленькая Гора, изрядная сволочь, и его последователи, убили нескольких белых лесорубов и трапперов вдоль реки.
- Скорее! – сказал Хадсон.- Надо как можно скорее спуститься по реке.
- Нет. Слишком поздно. Они увидели нас и и на своих охотничьих лошадях быстро нас догонят. Нужно попробовать добраться до той хижины с подземным ходом и в ней укрыться, - ответил я.
С ружьями наготове, подстегивая своих медлительных лошадей, мы ушли с реки и направились к хижине, перемахнув через покрытую кочками долину. Несколько всадников отделились от каравана и быстро поскакали к нам; мы пришли в отчаяние, поняв, что они смогут отрезать нас от хижины. Хадсон, скакавший впереди, остановил лошадь и сказал мне, когда я был рядом:
- Ну что же, раз мне суждено умереть, я умру, сражаясь.
- Да, - ответил я, и мы залегли за своими санями с ружьями, готовыми к стрельбе. Приближались индейцы, так быстро и в таком количестве, что я, глядя на них, невольно залюбовался их скачущими лошадьми, хотя это и грозило нам скорым концом. И вот я уже поднял ружье и взвел курок, и представьте мое облегчение, когда скакавший впереди всадник крикнул:
- Ха! Пропавший Белая Накидка1 собственной персоной. Что ты тут делаешь?
Это был мой старый друг, Хвост Красной Птицы. Были там и Маленькое Перо, Бегущий Журавль и многие другие мои друзья. Мы обменялись новостями. Я сказал, что собираюсь заночевать в хижине.
- Нет! – проревел Хвост Красной Птицы. – Ты и твой товарищ остановитесь в моем вигваме.
Так мы и поступили и провели прекрасный вечер с ним и другими вождями племени. Некоторые их них зимовали у подножия гор Медвежьей Лапы и у истока Среднего ручья. Бизонов было слишком мало для того, чтобы удовлетворять их потребности. Я уговорил их спуститься по реке вместе с нами, где жить им будет легче. Но нет, этого они не хотели. Там были их враги, Лгуны (кри), и они пойдут туда только военным отрядом, беж женщин и детей.
Я сказал ему что мы ч Дрожащим Вороном точно знаем, что сейчас бизоны остались только между Большой рекой и Лосиной рекой (Миссури и Йеллоустоун).
- Ха! Все не так! – воскликнул Три Медведя. – В давние времена был плохой бог, Красный Старик, и он загнал всех бизонов в горы и спрятал их в большой пещере, так что люди на земле начали голодать и умирать. Но другой, хороший бог, Белый Старик, нашел их и выпустил обратно на равнины. Так теперь и наши враги, белые, спрятали бизонов, чтобы уморить нас голодом. Но Солнце пожалеет нас. Солнце сильное. Оно поможет нам найти их.
Скоро вера в это распространилась на все племена черноногих. Несколько лет после того, как бизоны исчезли, шаманы упорно продолжали молиться Солнцу, чтобы оно помогло найти и освободить спрятанные стада.
Рано утром мы разделились со своими друзьями, и моими последними сказанными им словами было то, что когда придет огненная лодка, мы с Дрожащим Вороном вернемся в свой дом на Медвежьей реке и там останемся, потому что торговли шкурами больше не будет.
Немного ниже устья Коровьего ручья мы увидели одинокого бизона, годовалого теленка, который стоял в лесу, и я подстрелил его – его мех был очень темным и мягким, похожим на бобровый, так что мы с Хадсоном очень аккуратно сняли с него шкуру, вместе с рогами, копытами и всем остальным. Оказалось, что это был последний убитый мною бизон. Месяцем позже Ворона тщательно выделала эту шкуру, и я потом подарил ее Смитсониановскому институту.
Пятидесяти одеял, которые мы привезли с реки Джудит, хватило нам на три дня – торговля шла хорошо. Мы получили много шкур от кри и метисов, позже они приносили нам вяленое мясо и пеммикан. Как верно заметил Кипп, последнюю зиму мы торговали не в убыток.
В августе к нам в поисках работы пришел пешком с Йеллоустоунской тропы молодой человек – настоящий гигант, который в дни моей юности водил меня по Адирондакским горам в штате Нью-Йорк. Хотя необходимости в этом не было, Кипп нанял его помогать нам в торговом зале и на складе, и индейцы, глядя на его могучее сложение, прозвали его Молодой Бизон. Этот Молодой Бизон оказался большим дамским любимцем, и через некоторое время он и хорошенькая юная Сьюси, жена Тома Барнса, стали близкими друзьями и проводили вместе много времени, когда Том отсутствовал, торгуя в индейских лагерях.
Однажды вечером, вскоре после возвращения с реки Джудит, Барнса не было, и Молодой Бизон отправился в его хижину, чтобы пообщаться со Сьюси. Они выпили по глоточку или по два, перекусили и сидели перед очагом, когда, около одиннадцати часов, услышали, как запряженная четверкой лошадей повозка Тома остановилась у дверей. Сьюси прошептала:
- Ох, он приехал. Он сказал, что убьет нас, если застанет вместе.
- Тогда я убегу? – предложил Молодой Бизон.
- Нет, тогда он меня убьет. Спрячься под кровать.
- О, нет.
- Да! И быстрее, а то мы пропали.
Он забрался под кровать и затих. Сьюси быстро смяла покрывало на постели и подушку, сорвала платье, подбежала к двери, распахнула ее и сонным голосом сказала Тому:
- А, это ты приехал. Ты меня разбудил.
- Да, и пока не ложись. Приготовь мне поесть, я голоден, - ответил Том.
Он вошел, огляделся, посмотрел на Сьюси и прорычал:
- Ха. Кажется, я не застал тебя с Молодым Бизоном. Просто удивительно.
- Это что же ты этим хочешь сказать? У меня с ним ничего нет, я его не видела, - сердито ответила Сьюси.
- Ха! Не ври мне, женщина, - сказал Том. – Я слишком хорошо тебя знаю. Однажды я застану вас вместе, и тогда… Поторопись с едой, я голоден.
Том поел, покурил, Сьюси вымыла тарелки. Они легли. Под ней, не двигаясь и боясь вздохнуть, лежал Молодой Бизон. Время тянулось час за часом, а он мог думать только о том, когда все это закончится. Оружия у него не было. Сьюси говорила ему, что Том, ложась спать, всегда кладет рядом с подушкой шнстизарядник. Выходило так, что, если Том его обнаружит, то сразу убьет.
Том проснулся поздно; было уже больше восьми часов, когда он встал, оделся и вышел посмотреть лошадей, и только тогда Сьюси, убедившись что все в порядке, выгнала из хижины Молодого Бизона.
На своей кровати он не спал и к завтраку не вышел; мы стали волноваться, не случилось с ним чего, когда он вошел, сонный, со стыдливой улыбкой.
- Ты где был? – спросил Кипп.
Тот в деталях рассказал все, что случилось этой ночью, и все расхохотались.
Настала весна, пришел пароход, поднявшийся снизу, появились скупщики мехов, и снова Джон Гоуи из Бостона дал самую высокую цену за наш товар – за 2130 хорошо выделанных бизоньих шкур мы получили по 7 долларов 35 центов за каждую. Чарли Конрад купил у нас несколько тонн вяленого мяса и пеммикана, а также несколько тысяч шкур вапити, оленей и антилоп, но я не помню, сколько он заплатил.
Прошло несколько недель после того, как торговцы уехали от нас, и мы, оставив Длинного Джона Форги сторожить пост, мы все отправились в форт Бентон – мы с Киппом на «Хелене», другие на бычьих и конных повозках. Особой радости мы не испытывали. Мы хорошо понимали, что дни бизонов закончились.
1Смысл слова «Апикуни» неоднозначен. Некоторые его переводят как «Пятнистая Шкура «(как и сам Шульц), некоторые как «Линялая Шкура», какой она бывает в межсезонье.
Опубликовано в «Грейт Фоллз Трибьюн» 10 декабря 1935 года.