Бык был великолепен.
Местная порода животных сама по себе повергала в благоговейный трепет непривычного зрителя, но сейчас в центре арены чутко поигрывал бугристыми мышцами один из самых прекрасных ее представителей. Не менее шести поэсов** в холке, бык весил, по скромным прикидкам Дедала, порядка 60 критских талантов***. Если бы кто-то захотел ощупать исполина, то вряд ли нашел бы на его теле хотя бы горсть лишнего жира - животное было великолепно сложено и пребывало в самом расцвете своих немалых сил. И, вдобавок, ослепительное в своей красоте оно ослепляло почти в прямом смысле - по прихоти богов бык был белоснежен, словно вершины Белых Гор на западе Крита.
Вряд ли во всем царстве Миноса можно было найти более красивое животное. Даже для ритуальной таврокатапсии, на которой присутствовал сам правитель, воплощение Божественного Быка.
Традиция танцев с быками была введена жречеством в незапамятные времена. Великолепное и, иногда, кровавое зрелище должно было сникать известность и славу культу Быка, умилостивить и успокоить самого божественного покровителя острова, скорого на гнев и разрушительные колебания тверди. С тех пор вести о красивых и опасных играх разлетелись по многим островам и городам. Юноши и девушки приезжали на Крит отовсюду, чтобы показать свою удаль и бесстрашие, прославить свои города и самим прославиться.
Сегодня, насколько знал мастер, на арену к быку выйдут семеро юношей и девушек из его родных Афин. Дедал и раньше старался не упускать возможности посетить священные действа, но сегодня просто не мог себе позволить не прийти. По слухам, среди юношей будет сын самого Эгея, правителя Афин. Впрочем, это могли быть только слухи.
На арену вышли жрецы и запели молитвы. Бык кротко посматривал на них и не шевелился, лишь изредка обмахиваясь хвостом. Дедал не уставал удивляться тому, как эти невзрачные люди в скромных одеждах могли во мгновение ока усмирить даже впавшее в буйство животное парой жестов и негромких слов. Про себя он был уверен, что фигуры жрецов, их голоса и жесты сопровождали быков с первых дней жизни. И животные просто хорошо знали чем грозит ослушание. Но непринужденность и легкость, с которой жрецы обращались с могучими животными, иногда внушали трепет, и мысли о божественном вмешательстве.
Процессия жрецов удалилась, и на арену стремительно и легко выбежали танцоры из Афин: четверо юношей и три девушки в одних тугих набедренных повязках. Тела юношей по традиции были окрашены в светло-красный цвет, девушек - в бледно-желтый. Гибкие, сильные, стремительные, они рассыпались по арене, замелькали вокруг быка, то приближаясь, то удаляясь, меняя направление и скорость, путая и не давая уследить за собой. Бык, видимо, прекрасно понимавший чего от него хотят, неторопливо бегал по кругу в центре арены, время от времени делая резкие короткие рывки, словно намереваясь броситься на того или иного танцора, но это была лишь игра. Юноши и девушки резко отпрыгивали от мнимой атаки, вызывая смех зрителей. Бык, не спеша, бежал дальше, всем своим видом показывая, как он доволен своей игрой.
Идиллическая и безобидная картина была нарушена в одно мгновение, когда одна из девушек подбежала на слишком короткое, по мнению животного расстояние. Широкие копыта зарылись в пыль, вздулись могучие мышцы - исполин молниеносным рывком сменил направление и, мощно поднырнув, ударил острым, в локоть длиной, рогом, безошибочно метя в сердце. Над ареной пронесся слитный вздох сотен людей - бык не играл, он уверенно и умело убивал пришельцев.
Афинянка увернулась гибким, почти танцующим движением, вскинув руки, острый кончик рога скользнул вдоль нежной кожи, возле ребер. Белоснежное тело быка прошло вплотную с девушкой, не в силах обуздать энергию собственного движения. Стремительно и в то же время мягко, текуче опустив руку на круп скользящего мимо животного, афинянка взметнула себя вверх. На миг она словно замерла в воздухе, опираясь на руки, вытянувшись в гибкую струну, плавно склоняясь на другую сторону. Бык яростно взбрыкнул крупом, и девушка, мягко погасив часть этого рывка руками, вспорхнула в воздух и упруго приземлилась на ноги в двух шагах позади раздраженного животного.
Белоснежный исполин стремительно развернулся, но прямо перед его мордой алым росчерком пробежал юноша, ловко хлопнув быка по широкой скуле. Животное, коротко и грозно рявкнув, ринулось следом за обидчиком - и другая девушка перелетела через его спину в гибком нырке, погладив в полете ладонями белоснежную шкуру. Ловко упала с другой стороны, прокатилась клубочком по пыли арены. Бык, снова молниеносно развернувшийся к новой дерзкой двуногой цели, неожиданно для себя оказался лицом к лицу с широкоплечим, атлетически сложенным юношей. Узкие бедра, затянутые в набедренную повязку, широкие мускулистые плечи и мощные ноги юноши таили немалую силу, но, в то же время, свидетельствовали о гибкости. Дедал невольно скользнул глазами по затененной террасе, на которой восседал Минос с домочадцами. Юноша был силен той суровой несгибаемой силой, которая таилась в могучем Критском Быке. Силой не только тела, но духа.
Бык, издав короткий рев, мощно взрыл копытами пыль и рванулся вперед нанося прямой удар большой лобастой головой - выбить дух, подбросить в воздух, затоптать упавшее ошеломленное тело.
Но афинянин не собирался принимать чудовищный удар. Вместо того чтобы уклоняться, что было почти невозможно из-за раскинутых рогов, он вдруг сделал шаг вперед и схватился за них, вошел в могучее движение шеи быка, и взвился в воздух над его головой. Замерев, как до этого замирала в воздухе девушка, юноша на миг уподобился тугому, натянутому, алому луку. А после, рухнув на спину озадаченно остановившегося быка, афинянин оплел ногами узкие бока и крепко вцепился в основания рогов. Бык издал яростный рев и понесся по кругу, мощно взбрыкивая крупом и пытаясь могучими рывками сбросить дерзкого седока.
Зрители кричали и топали, приветствуя смелость и удаль танцоров, с крытой террасы наверху доносился гулкий смех Критского Быка и восклицания домочадцев. Дедалу показалось, что он заметил мелькнувшее бледное лицо Ариадны - юной дочери Миноса.
Воспользовавшись очередным рывком рассвирепевшего животного, статный афинянин слетел с его спины и стремительно отбежал в сторону. Юноши и девушки снова начали мелькающий, завораживающий танец, уворачиваясь от стремительных рывков не на шутку обозленного быка. Дедал, не в первый раз наблюдавший за танцами, уже понимал, как по наклону могучего тела, по вздувшимся буграм мышц и смене положения широких копыт танцоры предугадывали направление следующего удара.
Но, скованный тяжестью собственного мощного тела, белый исполин не собирался так просто спускать наглым пришлецам их дерзость. Когда один из юношей, решивший повторить нырок над спиной быка, совершенный ранее отважной танцоркой, побежал ему наперерез, хитрый зверь не подал виду, что заметил наглеца. Он неспешно бежал вперед, будто выбирая новую цель для острых рогов. И лишь когда афинянин уже отталкивался от земли и взмывал в высоком нырке, бык, под запоздалые предупреждающие крики танцоров, стремительно, по-кошачьи, развернулся, и поймал уже неспособного увернуться юношу на острый рог. Вместе с афинянином закричали все, кто пришел сегодня любоваться играми.
Рог наполовину вошел в правую сторону груди, юноша судорожно вцепился руками в основание и остановил страшное оружие, но продолжал беспомощно висеть на нем, словно нанизанный на вертел. Бык триумфально взревел и сильно мотнул головой, вскинув напряженное тело в воздух, поймал еще раз на рога, и ударом сбросил на спину. Афинянин прокатился по белоснежной шкуре, щедро пятная ее светло-красной краской и ярко-алой кровью, и рухнул в пыль позади. Скорчился, со стоном зажимая руками рану в груди.
Другой юноша кинулся на помощь упавшему, пока остальные танцоры пытались мельтешением тел и криками отвлечь торжествующего зверя, но бык не дал себя обмануть и, резко взбрыкнув крупом, ударил копытами в мелькнувшего сзади человека. Только молниеносная реакция молодого тела спасла юношу от мгновенной смерти - он успел отдернуть голову и копыто не размозжило ее а лишь рассекло кожу на скуле и сломало нос. Но второе ударило точно в плечо, разбив сустав и отшвырнув обмякшее тело, словно тряпку. Уже двое афинян беспомощно лежали в пыли арены, среди жрецов началось шевеление, они готовились выйти и остановить избиение.
В этот момент широкоплечий юноша что-то крикнул второму, оставшемуся на ногах и кинулся бежать к дальнему краю арены. Девушки брызнули в стороны, а второй юноша, отчаянно подскочив к быку, отвесил ему звонкую пощечину и побежал чуть в сторону от направления, куда убежал широкоплечий. Бык, чуя кровь, видя убегающих двуногих наглецов, яростно заревел и понесся следом. Первый, отбежавший вперед, вдруг встал как вкопанный в паре шагов от того места, где должен был пробежать исполин. Бык, снова схитрив, не стал менять направления и нестись прямо на стоящего глупца. Он сделал вид что преследует убегающего, но за несколько шагов до широкоплечего плавно сместился в его сторону, немного замедлился и, поднырнув головой, ловко ударил рогом - в сердце.
Дедал едва не зажмурился, страшась увидеть очередное вздернутое в воздух, нанизанное на рог тело - широкоплечий даже не делал попытки уклонится, напротив, будто подался телом навстречу смертельному острию. Но в этот миг ударил юноша. Просто ударил кулаком в широкую бычью скулу - с разворотом плеч, всей силой и массой молодого могучего тела, крепостью врытых в землю ног, упругостью узких бедер. Острый кончик рога, почти коснувшийся ключицы присевшего в ударе юноши, мотнуло назад, бык не мог остановить собственного стремительного тела, но земля внезапно ушла из под крепких доселе ног. Его повело боком, ноги перестали успевать и бык, тяжело упав на колени, с жалобным и удивленным стоном рухнул, пятная белоснежную, украшенную полосами крови шкуру сухой, прогретой солнцем пылью арены. Несколько мгновений он лежал, шумно дыша, дико кося налитым кровью глазом, потом начал делать мощные рывки, силясь подняться.
Широкоплечий, секунду назад бывший скалой посреди арены, вдруг потек водой к поверженному исполину - гибко, по-кошачьи, двинулся к быку, явно не собираясь позволить ему встать. Бык в очередной раз взбрыкнув, протяжно взревел.
- Остановись, Эгеид!
Дедалу показалось, что он ослышался. На миг он даже усомнился в здравости своего рассудка, все-таки летнее солнце Крита грело сегодня немилосердно. Но потом на затененной террасе появилась фигура Критского Быка, и Дедал облегченно вздохнул. Рассудок в порядке, а могучий бас Миноса несложно было принять за бычий рев.
- Остановись, Тезей, - раскатился над ареной рокочущий голос ванакта, - Не смей убивать моего быка. Я надеюсь, что он положит начало славной породе.
Широкоплечий, который и в самом деле оказался сыном правителя Афин, оглянулся на суетящихся возле его друзей девушек-афинянок и врачевателей. Посмотрел на с трудом поднявшегося и ошеломленно мотающего головой быка в потерявшей белизну мантии.
- Вы славно порадовали нас несравненным танцем. А о твоем ударе, я думаю, будут слагать легенды, - рокотал Критский Бык, - Усмири кровь и присоединись к сегодняшнему празднеству, сын Эгея. Я понимаю твою ярость, но уверяю тебя - твоим спутникам окажут всю возможную помощь. Будьте гостями на нашем пиру и забудем раздоры, - в голосе Миноса зазвучал далекий гром, - У каждого из нас есть что вспомнить. Но к чему сегодня гневить богов?
Многие помнят, о чем рокочет гром в голосе ванакта, подумал Дедал. Тезей вряд ли, слишком молод, но Дедал, как и Эгей, помнили хорошо, как свирепый Морской Бык ставил прибрежные и островные города на колени, в крови и огне выковывая сегодняшнее величие и богатство Крита. Тезей мог не помнить - но не знать не мог. Ни о завоевании Афин критскими воинами, ни о дани, которой обложил Минос родину Дедала.
А сам ванакт никогда не забудет, как пал в битве под Афинами Андрогей - славный сын могучего Быка.
Однако, прав ванакт, прав не только силой могучего царства, но и священной правдой перед богами - таврокатапсия не место для былых обид. Тезей все же совладал с собой и почтительно склонился перед Критским властителем. Минос кивнул, и сделал еле заметный знак жрецам. Пострадавших быстро унесли с арены врачеватели и слуги, сопровождаемые гибкими девушками. Все еще очумело мотающий головой бык понуро и неуверенно ушел вслед за негромко позвавшим его жрецом. Минос скрылся в тени террасы. Верховная жрица Богини Матери вышла на запятнанную кровью пыль арены и возгласила:
- Воздадим хвалу великой Богине-Матери и Божественному Быку, ниспославшим нам прекрасное и грозное зрелище! И да прославятся славные танцоры Афин, свершившие священный танец с животным воплощением Великого Быка!
Зрители взорвались ликующим рёвом, Тезей и его спутник, оставшиеся на арене, гибко кланялись, явно сгорая от нетерпения умчаться к своим раненым друзьям.
Дедал пробирался вдоль скамей к выходу, думая о словах Миноса. Этот удар Тезея несомненно станет легендарным, но как людская молва повернет и изменит историю - не дано предугадать никому. И все же, это был прекрасный танец, вздохнул про себя мастер. Возможно, он сам, с разрешения Миноса, увековечит его на фреске в одной из комнат дворца. Вряд ли Великий Бык откажется от еще одной фрески с быком, улыбнулся своим мыслям Дедал.
Таврокатапсия — ритуальные прыжки через быка
** Поэс, пус (фут) - порядка 30 см.
*** Критский талант - 29 кг.