Первым вопросом, которым терзаются все – есть вопрос «Что делать?» Решив это вопрос, задаются следующим: «С чего начать?» С чего ни начинай, всё равно придётся закончить. Вся суть в том, чтобы не заканчивать. Для меня существуют другие вопросы: «Можно ли остановить поток индивидуальной креации и сознания?» и «Кто есть я?»
Живи во мне глисты экстравертности, или, говоря по-русски, стадной радости, я бы уже давно организовал секту почивал бы с чувством самореализации на лаврах всеми любимого (для сектантов) и всеми ненавидимого (для врагов) ересиарха.
Животные прекрасны! Наблюдать за ними можно бесконечно. Но человек ещё прекраснее, когда он занят не человеческим, а божественным.
Кто-то сказал, что если бы все одновременно сказали всю правду, то мир бы разлетелся на куски. Но, может быть, из этих кусков сложился бы Новый Космос.
Вот мне уже почти сорок, а я ничего не достиг. Хорошо ещё, что я вообще живу. Моя жизнь – и есть моё достижение. Я бы даже сказал не так – моя Душа и есть моё достижение. У Уильяма Батлера Йейтса на это счёт есть великолепное стихотворение:
Ему судили на роду
Известность, жизнь под стать вельможе;
Он думал то же на беду
И юность посвятил труду;
«И что же? – дух Платона пел. – И что же?»
Издали всё, что он писал,
И кое-что прочли, быть может.
Он, наконец, богатым стал.
Друзей достойных отыскал;
«И что же? – дух Платона пел. – И что же?»
«Жизнь удалась, - подумал он, -
Пусть злятся дураки. О, Боже,
План моей юности свершён
И вспомнится в час похорон…»
Но громче тот же дух пропел: «И что же?»
Фрейд будучи сторонником строгих нравов, не смотря на то, что создал теорию либидо (а может именно благодаря этому), ратовал за сублимацию сексуальной энергии, которая изливается в творчестве, науке и культуре. Он говорил, что при этом индивид остаётся неудовлетворён и несчастлив, зато общество в целом выигрывает. При сексуальной вольнице же индивид, утолив все или почти все) сексуальные фантазии, будет счастлив, но общество проиграет. Но если каждый индивид будет счастлив, то значит и общество в целом тоже будет счастливо и ничего не потеряет?
Фрейд, как и всякий материалист, и как всякий рассуждающий логично, слишком прямолинеен. Во-первых, не хлебом единым жив человек. Даже если он удовлетворит все и даже больше сексуальных фантазий, если будет плескаться, как рыба в воде, в абсолютном промискуитете, это ещё не значит, что он будет счастлив и удовлетворён. Сколько бы не расходовалась сексуальная энергия, остаётся небольшой остаток, и этот остаток даже может быть больше, чем большая часть. Этот «остаток» направляется на то, что нельзя адекватно описать, а одним словом можно сказать – мистическое. Отсюда следует и во-вторых, творчество не есть сублимация либидиозной энергии.
Творчество не имеет никакого отношения к либидо, ибо лежит в иной сфере, принципиально отличной от материи и материальной энергии. Отсюда вытекает и в-третьих, расходование сексуальной энергии не подрывает потенциал творческой энергии. Хотя надо оговориться, что у каждого индивида это происходит по-своему. Трудно согласиться с тем, что такие личности как Сафо, Анакреонт, Катулл, Омар Хайям, Моцарт, Пушкин, Есенин, Генри Миллер страдали от недостатка творческой энергии. А ведь сексуальную энергию, судя по тому, что о них известно, они расходовали, мягко говоря, не экономично.
С другой стороны, Бетховен, например, был сторонником воздержания, ибо хотел тратить силы только на творческий процесс. В таком тонком деле как творчество нельзя делать никаких обощающих выводов. Я думаю, что некоторых секс наоборот вдохновляет, и сексуальная муза парит рядом с лирической и другими. Я чувствую себя после полового акта не опустошённым, но, напротив, заряженным вдохновением: животную часть во мне клонит ко сну, но имматериальной хочется возводить Вавилонскую башню. Чтобы не быть несправедливым, надо заметить, что Фрейд всё-таки пасовал перед тайной творчества и признавался Стефану Цвейгу, что не может понять того, что движет писателем (я об этом уже писал, но ничего – ещё раз повторюсь).
Хотя сюрреализм он отвергал и не мог принять, при всём том, что сюрреалисты считали его своим апостолом. Это один из самых интересных парадоксов истории. Но самое смешное, что ещё один парадокс в том, что сюрреалисты не понимали самой сути сюрреальности и связывали её с подсознательным пластом психики, выделенным Фрейдом, тогда как сфера сюрреального лежит далеко в стороне от предложенной схемы венского психолога, лишь иногда пересекаясь с нею. Так что Фрейд был прав, не приемля сюрреализм, а сюрреалисты были слишком неразборчивы, а точнее им просто ничего другого не оставалось, как ухватиться за теорию Великого реформатора психологии, ибо ничего более приемлемого под рукой не было.
Большинство людей всякое действие в жизни соотносит с традицией, я же соотношу только с собой и с сюрреальностью.
Традиция – это залог стабильности общества, но вместе с тем это тормоз самосознания. А сюрреальное лежит именно в области самосознания и в области свободы, что одно и тоже. И эта область не поддаётся анализу и систематизации. По сути это область мистики. Но мистика мистике тоже рознь. Однако свобода она одна. И эта область настолько безгранична, что говорить о ней в нескольких словах просто невозможно.
В моих мирах никто никого не убивает, не бьёт, не насилует, не пожирает, не соблазняет, не обманывает, никто никому не льстит и не завидует, никто ни перед чем и не перед кем не дрожит. В моих мирах всё не так как в мирах; в моих мирах собственно и нет никаких миров. Мои миры собственно и не миры – это ирреаломорфы. В них нет ничего человеческого – только сюрреальное. Человеку в них скучно и пусто. Сюрреалоиду – просторно и блаженно. Человеческая ценность – это борьба. Сюрреалистическая ценность – креация и созерцание. Поэтому я не призываю понимать меня (не говоря о том, чтобы принимать). Вообще не призываю ни к чему. Я просто вручаю свою визитную карточку – можете тотчас же выбросить её в мусор, порвать, сжечь, подтереться ею, окарикатурить. Карточка – только мизерная и приблизительная модель, общее представление того, что разрушить и деформировать невозможно. Карточка – это моя маленькая презентация, её успех или провал меня не заботят. Главное – я её показал и создал, создал лишь для того, чтобы вручить, и иду дальше, не оглядываясь. И всегда повторяю: поэтом можешь ты не быть – сюрреалистом быть обязан.
Люди пытаются перенести этот мир, лишь слегка изменяя его, в другие миры. И по другому не может быть, ибо, сколько бы ты ни жил в других мирах, тебе волей-неволей приходится возвращаться в этот. Ты с ним довольно крепко связан, как бы ни был отрешён от него. И всё же… может быть в этих изменениях, в этих извращениях этого мира и кроется то зерно свободы, которое затоптано в этом мире. Я переношу себя в свои антимиры и парамиры, и моя телепортация не может быть объяснена ни с какой точки зрения. И психология тут бессильна, как и всё остальное. Сюрреализм – это парасознание. Никакое подсознание, бессознание и надсознание здесь нипричём. Сюрреалисты поняли Фрейда, но совершенно неестественно прилепили его теорию к сюрреализму.
Фрейд не понял сюрреализма и не понимал, как можно теорию психоанализа, его научную, логичную, строгую, эмпирическую теорию положить в основу такого нелогичного, абсурдного, паранойного, хаотичного, оккультного феномена как сюрреализм. Сюрреалисты слишком увлеклись Фрейдом и вообще психологией, и это потому, что они искали оправданий себе на стороне, тогда как сюрреализм вообще не нуждается ни в каких оправданиях. Сюрреализм – это бездна. Если ты в неё бросился, то все теории, оправдания и основы остались там, на краю пропасти а ты уже летишь в тартар.