Жил да был один Поэт. Мужчина видный: молодой, кучерявый, зеленоглазый, с усиками, которые очень напоминали усы весьма известной и крайне неприятной особы. Но Поэта этот факт не смущал, он считал усы важнейшей деталью своего имиджа и никогда не сбривал их. Как и положено поэтам, был он восторжен, романтичен и очень влюбчив. Женщины украшали его жизнь, наполняли смыслом и давали пищу творческой фантазии, тем более, что нашего Поэта давно уже не связывали узы Гименея. Надо признаться, его творческую мысль возбуждали не только женщины. «Вино, вино, вино, вино – оно на радость нам дано», - часто напевал он, не стесняясь своего пагубного влечения. Как это свойственно поэтам, наш герой тоже был небогат, а потому не брезговал самым дешёвым портвейном. Всякий раз, открывая бутылку, он назидательно повторял: « Плохого вина, как и некрасивых женщин, не бывает. Бывают мужчины, неспособные понять это».
Однажды летним вечером шёл Поэт по улице города. Тёплый воздух в наступающих сумерках становился прохладнее, деревья приобретали таинственные очертания, первые звёздочки засеребрились на небе, но он не замечал никого и ничего вокруг, потому что был сосредоточен на фразе, засевшей в его мозгу. Он искал «ниточку», за которую мог ухватиться и вытащить из недр своего сознания очередной шедевр. В тот самый момент, когда пришло, наконец, нужное слово, почувствовал удар по плечу. Слово исчезло, зато Поэт увидел перед собой старого знакомого, неказистого мужичка – ровесника, который жил по соседству.
- Привет, бродяга! Что, уже своих не узнаёшь?
- Да я… - Поэт растерянно смотрел на знакомого, пытаясь вспомнить ускользнувшее из памяти найденное нужное слово.
- Где уж нам уж выйти замуж… Мы же не поэты,- стал изголяться мужичонка.
- Да ладно, просто задумался,- оправдывался Поэт и, чтобы показать свою лояльность к непоэтической братии, спросил:
- Куда идёшь?
- В одно место, - загадочно ответил тот.
- Далеко?
- Далековато, - так же загадочно продолжил знакомый и добавил, улыбаясь: - но оно того стоит…
Любопытного Поэта заинтересовал загадочный тон и похотливая улыбка мужичка.
- Что, секрет?
- Да нет, на свидание иду. Познакомился с доярочкой одной, аппетитная такая! Сегодня она как раз в ночную смену работает.
- Не понял, - растерялся Поэт, - что-то не припомню, чтобы в нашем городе коровы на газонах паслись.
- Причём тут газоны? Она на ферме работает в пригородном совхозе.
Упоминание о доярочке разбудило воображение Поэта: перед его взором тотчас возникли образы молодых, озорных розовощёких женщин. Он слышал, что доярки умываются парным молоком, чтобы кожа лица стала белой и бархатной.
Мужичонка снова ударил по плечу Поэта:
- Есть идея! Пошли со мной! Не пожалеешь!
Поэт мгновенно представил тёплый ароматный запах сена, обнимающие его маленькие крепкие руки доярочки, её свежие губы, нежную, пахнущую молоком кожу… А над ними – огромные мохнатые звёзды на чёрном небе. Романтика!
- А меня там примут? Не продинамят? – ещё сомневаясь, спросил Поэт.
- Конечно, примут! Там почти все одиночки: разведёнки, вдовы, молодухи…
Сердце Поэта затрепетало, а потом вспыхнуло страстным желанием новых впечатлений:
- Пошли! – Сказал он решительно.
Гонимые похотью, молодые мужчины зашли в магазин, купили две бутылки портвейна, одну распили за успех намеченного мероприятия, а другую взяли с собой в качестве гостинца. Решив, что закуска у доярок найдётся, отправились на автобусную остановку. Пока доехали до городской окраины, стало совсем темно. Поэт нерешительно озирался в темноте:
- И куда теперь?
- Да тут недалеко, километра три пёхом через поле. Я дорогу хорошо знаю.
Поэт ободрился. Румяные грудастые доярки возникали перед его взором и манили улыбками, многообещающими взглядами, и он, словно слепой, шёл наощупь, явственно ощущая их. В кромешной темноте романтик спотыкался о кочки, рискуя оступиться и вывихнуть ногу, осот и будяк кололи руки, которые ничего тяжелее ручки и портфеля не держали, царапали лицо, нахальные комары роем кружились над головой , пытаясь насытиться поэтической кровью, а он шёл, подогреваемый любопытством и желанием новых, необычных ощущений. Пройдя километра два, Поэт устало опустился на землю:
- Давай передохнём, - и достал из кармана бутылку портвейна.
- Дак это… А чем угощать будем? – Нерешительно спросил инициатор мероприятия.
- А мы по чуть-чуть, для поддержания сил, - ответил спутник, отпивая вино из горла бутылки.
- Ну, раз так, то давай!
После принятия допинга приятелям зашагалось веселей. Показавшиеся из темноты огни фермы подсказали, что искатели приключений близки к цели. Сердце Поэта учащённо забилось, ноги сами ускорили шаг, заветные огни подмигивали, обещая сказочную ночь. В такие минуты стихи сами вырывались из души и уст Поэта. Он поднял очи и руки к звёздному небу и, легко шагая, декламировал, сочиняя на ходу:
О! эта ночь, волшебная, как сказка!
Твоею дивной силой опьянён…
Вдруг он перестал чувствовать вес своего тела, оно, невесомое, стало стремительно проваливаться куда-то, Поэт не успел даже опустить воздетые к небу руки. Молнией промелькнула мысль: «Вот это ощущение полёта нужно запомнить!» А когда над головой сомкнулось что-то тяжёлое и жидкое, наш романтик понял, что из Рая угодил прямо в девятый круг Ада и что нужно спасать себя. Он вынырнул и отчаянно замахал руками, пытаясь найти опору. Хотел позвать на помощь, но с ужасом почувствовал, что все отверстия на голове: рот, нос, уши забиты густой жижей. Стал очищать лицо, плеваться, сморкаться и только тут по запаху понял, что провалился в огромную яму, в которую стекает навозная жижа с фермы. Собравшись с силами, опасаясь захлебнуться, несчастный Поэт выдавил из себя, почти не разжимая рта: « МЫ- Ы-Ы-Э-Э-У-У» , желая привлечь внимание попутчика. Мужичок, которого тоже жгуче манили огни фермы, ушёл было вперёд, но, услышав странные звуки, доносившиеся из темноты, вернулся. С трудом нашёл Поэта в навозной жиже и героически спас для современников и потомков незаурядное поэтическое дарование. Отмыть его было негде, возвращаться назад в таком виде – невозможно, оставался один путь – на ферму.
Пришли. Поэт, прячась в темноте, чувствовал себя крайне некомфортно. Из всех страстных желаний осталось одно: поскорее снять с себя всё и вымыться. Жуткий запах перебродившего навоза валил с ног. Он задыхался.
Вечерняя дойка недавно закончилась, доярки сливали молоко в большие бидоны, когда увидели вошедших в помещение фермы мужчин.
- Ой, бабоньки, глядите: никак к нам гости?! – воскликнула одна молодуха.
Все подняли головы и, увидев Поэта, сразу догадались, что произошло.
- И откуда такие красавчики к нам пожаловали!? Не из преисподней ли?
- Никак в нашу купель нырнули?
Женщины побросали вёдра и бидоны и столпились вокруг нежданных гостей.
- Ой, лышечко! Мама моя рОдная! И как тебя угораздило туда?! – сочувствовала одна, а остальные женщины визжали, хохотали и отпускали колкие насмешки и шуточки. Поэт готов был провалится сквозь землю, его мучила мысль, что теперь его романтические мечты о сказочной ночи в сене под мохнатыми звёздами навсегда останутся мечтой.
- Что тут такое?! – раздался вдруг начальственный женский бас. – Почему побросали работу?
Грозная женщина лет 50-ти необъятной толщины в синем халате подошла поближе и, увидев перепачканного Поэта, мокрого и жалкого, приказала:
- Все – марш по местам! Работать! Быстро! А ты, голубь, пошли со мной!
Поэт обрадовался неожиданно возникшей подмоге и засеменил за строгой начальницей под притихшее хихиканье молодых доярок.
Она привела его в душевую, решительно раздела, выкинула в таз одежду, выставила наружу и приказала кому-то её постирать. Потом вернулась и стала отмывать гостя под струями прохладного душа. Кудрявые волосы Поэта не хотели расставаться с остатками навоза, толстуха, не брезгуя, выбирала их руками. По мере отмывания женщина поняла, что не зря взялась за такую грязную работу: отмытое лицо мужчины оказалось молодым, зеленоглазым, с необычными усиками и приглянулось ей сразу. Отмытый торс оказался мускулистым и весьма притягательным. Когда женщина дошла до нижней части тела, Поэт смутился:
- Спасибо… Дальше я сам…
- Стой уж! Сам… Ноги пошире поставь, а то не добраться. Вон, сколько тут дерьма скопилось, - по-матерински ворчала она, ловко орудуя намыленной мочалкой в промежности Поэта. Доярка ловко делала своё дело, так как мойка коров, особенно их вымени, была для неё обычным делом. Однако привычное занятие вызывало в ней непривычные эмоции. Одно дело - отмывать навоз с быка или коровы, и совсем другое – с молодого интересного мужчины. Пятидесятилетняя толстуха была разведёнкой со стажем и практически забыла, какие ощущения вызывают прикосновения к голому телу мужчины. Она вдруг застонала и рухнула на колени, крепко прижимаясь к его ногам . Потом дрожащими руками, вырывая пуговицы с «мясом», сорвала с себя халат. Оказалось, под ним не было никакой одежды.
Естество Поэта, подогретое портвейном и мягкими, сильными руками доярки, немедленно отреагировало на внушительные формы сооблазнительницы.
-О- о – о-о?! – удивлённо- восхищённо простонала она и пошла в наступление. Не рассчитав силу страсти, свалила на цементный пол душевой Поэта, стремясь поскорее добраться до желаемого. Поэт, впервые оказавшись под ста шестьюдесятью килограммами живого веса, сначала не почувствовал опасности. Голос желания заглушал голос разума. Но очень скоро сластолюбец почувствовал, что не владеет ситуацией. Во-первых, потому что стал захлёбывался водой, так как упругие струи душа били ему прямо в лицо. Во-вторых, потому что чувствовал себя придавленным бетонной плитой. Он попытался выбраться из-под горячей, мокрой и скользкой туши, но взбунтовавшееся либидо доярки цепко держало его. Всё его тело было во власти могучей, растревоженной страстью женщины. Ему оставалось только из стороны в сторону крутить головой и дёргаться, пытаясь освободиться. Партнёрша воспринимала эти движения как ответную реакцию и распалялась ещё больше. Поэт понял, что ещё немного – и он станет жертвой необузданной страсти. « Какая нелепая смерть! Умереть НА женщине – это одно, но ПОД нею?! Несмываемый позор! Эта мысль хлестнула его кнутом. Поэт, собрав остаток сил, закричал хриплым отчаянным голосом:
- По-мо-ги -те! По-мо-ги-те!
Реакция женщины на этот призыв оказалась естественной: она на миг обмякла. Поэту в этот миг удалось освободить руки, он с силой упёрся в могучие плечи доярки, выбрался из-под неё и, в чём мать родила, выскочил из душевой и помчался прочь.
Оказавшись на свободе, немного успокоился, но понял, что в таком виде далеко не уйдёт. Зашёл в коровник и, воровски пробираясь, оглядывался, ища какую-нибудь одежду. Коровы, жуя сено, в полудрёме равнодушно взирали своими огромными грустными глазами на голого Поэта. Наконец, ему повезло: нашёл висевший на гвоздике белый халат, оделся и теперь уже уверенной походкой вышел из коровника. Во дворе огляделся, увидел неподалёку стог сена и направился к нему. Подготовив постель из сена, улёгся под стогом.
Стояла тёплая, летняя, ароматная ночь. С бездонного чёрного неба насмешливо подмигивали Поэту мохнатые звёзды. Приятный запах сухой травы временами перебивался смачным навозным духом. Поэт зевнул, закрыл глаза, и из его буйной кудрявой, ещё мокрой головы поплыли есенинские строки:
Хорошо в краю родном!
Пахнет сеном и… г . . .ом.