16. Наводнение

Илья Васильевич Маслов
     СЕРДЦЕ, НЕ ВОЛНУЙСЯ! (роман-хроника в 4-х частях).

     Часть первая: НАВОДНЕНИЕ.

     16. НАВОДНЕНИЕ

     Я люблю смотреть на ледоход. Подвижка льда - величественное и красивое зрелище! Особенно, если река широка и многоводна. Громадные льдины медленно и торжественно плывут по черной воде. Никакая сила не может удержать их в это время."Все сокрушим, все преодолеем!" - как будто говорят они.
     Во время последнего ледохода мы едва не поплатились жизнью, были, как говорится, на волоске от смерти.

     Наш остров в прошлые годы не заливало водой в половодье. Мы думали и на этот раз обойдется все хорошо. Но когда произошла первая подвижка льда на реке, то ниже нашего стана, на изгибе реки, образовался затор. Ледяная пробка из громаднейших льдин заткнула русло реки, видимо, до самого дна и вода тотчас же вышла из берегов. Произошло это далеко за полночь, когда на улице разыгралась непогода - подул сильный ветер с дождем.

     Еще с вечера отец и дядя Попов с тревогой следили за состоянием на реке льда и уровнем воды. Она на месте не стояла, почти ежечасно то поднималась, то опускалась. Это указывало на то, что где-то недалеко, возможно, сразу за нашим перекатом, скапливался лед и может произойти затор.
     - Вода словно дышит, это нехорошо, - говорил отец.
     - Ничего, подышит да и уйдет, - успокаивал дядя Попов. - Так было и в прошлом году.
     Лодки держали наготове. Отец часто выходил на улицу, вернувшись, спокойно говорил:
     - Прибывает. Но ничего страшного нет. Ложитесь спать.

     На столе горела керосиновая лампа; отец задремал, сидя на лавке и прислушиваясь к щелканью дождевых капель по стеклу окна.
     Но матери было не до сна, сердце ее словно предчувствовало, если она заснет, может случиться беда; и вдруг чуткое ухо уловило тонкое журчание, как будто что-то лилось со стола или полки, вскочив, она увидела, как вода хлещет в притвор двери, все спят и огонь горит на столе.
     - Василий, слышишь? Вода льется!
     Отец сразу очнулся, как будто и не дремал, обвел глазами избу, встряхнул кудлатой головой.

     Мы начинали просыпаться, удивленно смотрели, как избу заполняет вода. Дядя Попов, подобрав ноги, обувался в сапоги на горбатом ящике. Розочка прыгала ему на плечи и лаяла. Сестра залезла на лавку, одетая и обутая, она была уже готова к спасательным работам.
     - Мать, одевай детей, - спокойно сказал отец. - Не торопитесь, но попроворней, попроворней все делайте. Дверь не открывайте. В окно будем выгружаться.

     Надев рукавицы, он осторожно выломал раму и, пригибаясь, вылез в окно, чтобы подогнать лодку. Сестра и дядя Попов бродили по избе, помогая нам собираться. Дядя Попов передал мне перепуганную Розочку, она дрожала и старалась лизнуть меня в нос. На улице ревела скотина. Услышав возню людей и взволнованные возгласы, конь фыркнул и заржал, как будто хотел сказать: "Мы здесь. Не забудьте про нас". Дамка и Венерка бегали по крыше избы и двора и призывно лаяли в темноту, откуда больше всего доносилось шуму.

     А вода в избе все прибывала. Мать одевала нас, торопилась, а мы спросонья были как вареные, едва сидели. Сестра Татьяна с фонарем в руках выпрыгнула в окно, чтобы помочь отцу.
     Хорошо, что сундук поставили на одну из лавок и в нем ничего не подмокло.
На улице перекликались голоса. Отец подвел одну лодку к окну, ухватился за косяк и сказал матери:
     - Подавай мне ребят.
     Но дядя Попов опередил ее:
     - Марина Павловна, давайте я. Я посильней вас. И обувки у меня не текут. А вы посидите на кровати. И вас перенесем.
     - Поехали. Остальное потом заберем.

     В темноте лодка пробиралась по мелководью к песчаной гриве, покрытой прошлогодней сухой травой. Сестра светила фонарем, и полосы света падали на воду в разные стороны. Иногда лодка останавливалась, наткнувшись на бугорок, отец ругался, вставал на ноги в лодке и веслом отталкивался. Наконец, лодка остановилась. Усилия столкнуть ее ни к чему не приводили.

     Сестра, обутая в мужские сапоги, спустила ноги в воду, потом сама легко спрыгнула, фонарь закачался в ее руках и белые полосы тоже закачались. Нос лодки, где она сидела, сразу приподнялся. Отец еще раза два оттолкнулся. Освещая себе путь, сестра с фонарем ушла в густую тьму. Хлюпая водой, вскоре она вернулась.
     - Там еще мельче.

     Начали выгружаться. С фонарем ушли. Наступила темнота. Мы не видели друг друга, только слышали голоса. Накрапывал холодный дождь, мать старалась укрыть нас шелестящими клеенками.
     Я сразу уснул, как только нас перенесли и положили на что-то мягкое и удобное. Сестренки тоже примолкли. На свежем воздухе спалось крепко и сладко.

     На всю жизнь запомнилось мне раннее утро после ночного происшествия. Я сидел в сухой теплой постели и смотрел, как поднимается большое розовое солнце и приятно греет. Кругом - вода, тихая, зеркальная, голые кусты стоят, воткнув тонкие ноги в стеклянную гладь. Всё замерло, не шелохнется. На большой ветле, лениво перелетая с места на место, по весеннему звонко горланят серые вороны. На гриве мирно пасутся наши коровы. Они жадно поедают молодую траву, мне даже слышен ее сочный хруст на зубах. Важно ходит толстый мерин, помахивая густым черным хвостом. Передо мною на теплом одеяле блестят крупные росинки.

     Наша изба затонула в воде по самые окна. Рамы выставлены и окна без стекол издали походят на черные провалы. По воде от избы медленно плывет лодка. В ней два человека - дядя Попов и моя сестра, везут стол и табуретки, перевернутые вверх ножками, дядя Попов управляет лодкой, сестра отталкивается шестом, они громко разговаривают, но понять их разговор трудно.

     Мое внимание быстро отвлекается другим: почти рядом с моей постелью сидит на зеленой траве отец и чистит большую щуку, из-под ножа брызжут крупные чешуйки, одна из них долетела до меня и серебренной монеткой прилипла к щеке. Несколько часов назад эту щуку поймали руками в избе. Занесло ее туда во время ледохода, когда волна воды нахлынула на избу, ее вынесло с водой вперед и она через открытую дверь попала в избу, а когда вода начала убывать, она попыталась уйти, но застряла на пороге, тут ее и поймали.

     Выгрузив табуретки и стол на полянку, лодка снова пошла к избе. Приткнувшись к двору, сестра по плетню полезла на крышу, проделала отверстие в крыше сарая и начала по одной доставать кур. Потревоженные пеструшки подняли переполох. Оказавшись на крыше, они затихали и взмахивали крыльями, поправляя оперение. Петух танцевал возле них на одной ноге и для порядка долбил подруг в головы.

     Куры сгрудились у края избы, хотели слететь на землю, но увидев воду, не решились. Заметив поодаль людей и полоску земли, одна из них оттолкнулась от твердой кромки и полетела, однако силы свои не рассчитала и, не долетев нескольких шагов, упала в воду, забила крыльями, вымокла и не могла ни лететь, ни плыть. Вслед за ней, не разобравшись в чем дело, полетели другие. Все они, как и первая, не достигнув цели, падали в воду и кое-как добирались до сухого. Последним отважился петух. У него было больше сил. Быстро перемахнув пространство, он не удержался на ногах и кувыркнулся через голову, тут же вскочил и бросился к подругам, скороговоркой доложил, что прибыл вполне благополучно и здоров. Куры на новом месте отряхивались и прихорашивались.

     А Иртыш расплеснулся как безбрежное море, он казался застывшим, на самом же деле матовая вода медленно двигалась, плыли редкие льдины, иные походили на большие острова и несли на себе следы зимней жизни: куски почерневшей дороги, охапки потерянного сена, изломанные сани, пустую бочку из-под селедок, по льду иногда расхаживали вороны.

     Мы жили на гриве несколько дней, пока убывала полая вода и в избе просыхал пол. Погода на наше счастье стояла хорошая, не было ни дождя, ни ветра, только по ночам было прохладно от воды. Но мы поставили большой полог и резкой перемены погоды не чувствовали.

     Приезжал дядя Петр и удивлялся, как нашу избушку льдины не сковырнули, громадные ледяные глыбы до сих пор лежали на берегу в нескольких шагах от избы, таяли под солнцем и разрушались.
     - Я говорил, надо избу строить на гриве, а ты не послушал меня, - говорил дядя отцу. - Теперь бы никаких забот не было.
     Отец улыбнулся и ответил:
     - Все, что делается – к лучшему.

     *****

     Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2019/04/08/383