Еще один год подаренной жизни - 3
В пятницу мне не досталось места. Вернее, был 64-ый рог за девятьсот крон (в моем случае, восемьсот, слава пану Соукупу, и справцу пану Роману слава!), но он был после целого коя с картинками по левому борту: сначала Фира, за ней Алла, за ней Света, за Светой Анаит, а потом уже я. Могла бы быть. Но я не могла. У меня уже было три минуса по двести буквально за три дня, и я отказалась от такого места, и осталась дома. Второй день дома. Вдруг выяснилось, что "пылюка" на книжных полках внизу вся разукрашена дадиными граффити. Я бросилась с влажной тряпкой протирать все полки. Особенно досталось мне с третьим стеллажом: там же фамильный иконостас. На самом верху мама в раме, Франтик в раме, Наташка в раме, кубок газеты "Пражские новости" за "Узбека на осле", бронзовый бюстик Ленина (я его купила с рук на Гавелаке, потому что моя соседка хотела им орехи колоть), и крохотная серебряная статуэтка Зевса-громовержца, подаренного мне Франтиком. На полке ниже располагалось около семи знаков Зодиака, гжель, которую привозила мне из поездок на родину Надя Элинкова, где-то она теперь, если не в Америке, и Дима молчит, как партизан. Я однажды спросила, как мама, просто ответил "в полном порядке, спасибо", вот каждая статуэтка повод задуматься, и тут же Игорь в раме, с женой, той еще Наташей, и моя Наташка в раме, на джипе в пустыне, в Египте, и Владик в раме, с двумя друганами, один из которых Богоуш. Это я до третьей полки добралась, где китайский чайный фарфоровый сервиз и чешский хрусталь - штоф с шестью стопками, устала. Решила сначала за шкаф платяной приняться, все смена деятельности. Зимние вещи подальше, весенние вперед. Вот эту курточку неплохо бы состирнуть. Этот плащ в прихожей повесить, а это пальто, наоборот, из прихожей в шкаф переместить. На это тоже уйма времени ушла. Штаны на юбки, юбки на колготки, блин, весна пришла, а мне что-то так холодно. Позвонила Наташе, было уже около одиннадцати утра, трубку она мне не подняла. Постирала куртку, домыла книжные полки, и принялась за пол. Нет, перед этим еще отмывала вазы после цветов с дня рождения. Оставила самую крохотную, с белыми ромашками, самыми стойкими оказались. Первыми пали пурпурные розы.
Звонила в двенадцать.
Звонила в час.
В два часа прилегла, просто так, уже хотела обед готовить, и вдруг заснула. Что-то мне жуткое снилось, просто как обух по голове, я проснулась в четыре. И бросилась звонить Наташе. Просто думала, что-то случилось, что-то случилось! Наташа взяла трубку, сонная:
- Ты не поверишь, мама, мы с Дадой сегодня завтрак проспали, обед едва осилили, и опять спать завалились, и еще спим...
- Ну, может, уже проснетесь, а я пока чего-нибудь вкусненького приготовлю? Я ведь даже полы помыла, чтоб Даде рук не пачкать!
- Орел! Но только давай ты сама к нам! Прямо сейчас. Я сама тебе пока чего-нибудь вкусненького приготовлю!
Так глубоко было мое желание видеть Даду, что я бросила недомытую плиту и помчалась через мостик.
Дада ползал из угла в угол бабушкиного пледа, занявшего ползала, со скоростью звука. Пока я опустилась на диван и позвала "Да-!", он уже был у моих колен, ухватился за них, подтянулся и оказался на моем животе. А живот у меня, не мне вам напоминать, это слишком туго надутый резиновый мячик с дырочкой в левом боку, поэтому я Даду подхватила, расцеловала, перевернула и примостила на правый бок. Оказалось, головой он лежал на правом предплечье, тельцем помещался между грудей, попа лежала на пупке, а ноги, свесившись на бедро, были в полном моем распоряжении. Но сначала я ему погладила животик. Рельсы-рельсы, шепнула, он шею вывернул и подставил мне свою щеку. Я его поцеловала. Он вернулся в прежнее положение и благосклонно выслушал по шпалы. Когда я сказала "ехал поезд запоздалый", он стал легонько раскачиваться в такт словам, я за ним. Так мы качались в этом вагончике минут десять, оба с совершенно блаженными улыбками, как потом утверждала Наташа. Правда, по телевизору в это время в мультике "Маша и Медведь" звучала какая-то хорошая песенка, и Наташа утверждала, что это песенка на Даду так подействовала, но я-то чувствовала, как Дада утешает меня, как он всеми своими силенками пытается облегчить мне мое печальное существование, и даже если мои чувства меня обманывают, его ручки, его чистые ручки взлетают вверх и опускаются на мои щеки как лепестки роз. Я благодарно щекочу его ножки. Он хохочет, он весь в моей власти. А я в его. И мы опять качаемся.
- Первый раз такое вижу, - наконец, говорит Наташа, - никогда у меня он так долго на животе не лежал! Вообще не лежал!
- Так и у меня не первая попытка, - сказала я, - это началось тридцать восемь лет назад. Ты у меня до семи лет любила на животе лежать. И Владик потом. И Франтик. Теперь Дадин черед.
А самой до слез.
Вот сейчас уйду, поплачу, а в субботу, как новая...