Проснулся я от солнечных лучей, нещадно бивших мне в лицо, зевнул, сунул руку под подушку и извлек оттуда смарт, включил его – часы показывали тридцать восемь минут одиннадцатого. Почему меня, как обычно, не растолкали в восьмом часу?
Ответ сопел на соседней койке. А будильник – этот проклятущий агрегат – молчал и показывал двадцать пять минут шестого. Все ясно: Оленька свет Дмитриевна так умаялась, отплясывая на дискотеке, что единственное, на что её хватило, так это сбросить платье на стул, надеть ночнушку и рухнуть на кровать. «Что ж, месть сладка» – подумал я, заводя будильник и устанавливая точное время, затем поставил его на без пятнадцати одиннадцать, вернул на место, быстро оделся и стал ждать. Ждать пришлось недолго – вскоре раздался мерзкий мозгодробящий звон, от которого я каждое утро прятался под подушкой. Затем из-под одеяла вожатой появилась рука, со снайперской точностью прихлопнувшая трезвонящего гада. Потом послышался сладкий зевок. А после я имел наслаждение созерцать, как моя соседка резко села на кровати и судорожно схватила будильник.
––Твою… – донеслось до меня.
––А причем тут моя-то? – обиженным тоном спросил я.
––Семён, оделся? Тогда брысь отсюда! – рявкнул на меня милый пушистый цербер.
Я последовал его приказу и незамедлительно очистил помещение.
«Интересно, кто сегодня вел линейку, и была ли она вообще» – забрела в мою голову ленивая мыслишка. Как забрела, так и убрела, ибо на данный момент меня гораздо более интересовал другой предмет – осталось ли в нашем храме чревоугодия что-нибудь съестное?
Оказалось, осталось. После положенного пятиминутного брюзжания Марья Борисовна выдала мне тарелку рисовой каши, яйцо вкрутую, пару бутеров с маслом и сыром, а так же стакан с киселем. Я взял поднос и уселся за вожатский столик.
––Укатали Сивку крутые горки? – спросил меня голос Виолетты Церновны Коллайдер, и в тот же миг моего плеча коснулась её горячая ладонь. Я вздрогнул. Ощущение было такое, будто меня ударило током. А наша медсестра довольно рассмеялась и уселась рядом.
Я проглотил кашу, ставшую у меня комом в горле, и повернулся к ней.
––Виолетта Церновна, вам самой не надоело говорить двусмысленности? – раздраженно спросил я у неё.
––Представь себе, нет. Зрелище краснеющих и заикающихся пионеров и пионерок – единственное, что не дает мне покрыться тут плесенью. Да и по правде говоря, мои шуточки понимает только первый и второй отряд. Остальные только хлопают глазами – тоже удовольствие, но все равно не такое как со старшими отрядами, – признала Виола. – Однако, я хотела спросить тебя вот о чем: кому принадлежала гениальная идея прогуляться во время дискотеки по освещенным дорожкам между домиками? Тебе или Жене?
Если бы я в этот миг ел, то непременно подавился, но Бог миловал. Виола же снова рассмеялась своим бархатным смехом:
––Ты не поверишь, но точно такое же выражение лица, как у тебя сейчас, было у меня, когда я, возвращаясь из медпункта, увидела вас спокойно идущих в библиотеку по освещенной аллее. Гениально! Бориска знает все укромные закутки в «Совенке», все его тайные тропинки, но ему в голову и прийти не могло, что кто-нибудь перехитрит его, полностью отказавшись прятаться. Если хочешь хорошо что-то спрятать, положи это на самое видное место? Кажется, так говорят? Браво! Ну, так кому?
––Вообще-то мне. Но вы ему не говорите об этом, пожалуйста.
––Ладно. Хотя очень хочется, – пообещала Виола, и вдруг её голос стал очень серьезным. – Как доешь свой завтрак, обязательно зайди ко мне, понял?
И вышла из столовой.
Всю дорогу до обители нашей медсестры я мысленно чесал репу. Что же такое могло от меня понадобиться Виоле? И эта неожиданная смена тона. Наверняка, снова какая-нибудь шуточка в её стиле. Или не шуточка? Пойди разбери.
Вот с какими мыслями я постучался в дверь медпункта. Получил разрешение войти и вошел.
––Семён, будь добр, закрой дверь. У меня к тебе серьезный разговор, так что сбитые локти и коленки подождут.
Я закрыл замок.
––Прошу, – Виола указала на стул напротив своего. Я сел.
Куда девалась женщина-вамп с томным взором разноцветных глаз? Сейчас передо мной сидел врач. И от этой метаморфозы мне стало как-то неуютно. Виола поняла меня, улыбнулась и сказала:
––Расслабься, Семён, я не собираюсь препарировать тебя, даже наоборот – хочу помочь. Вот тебе лекарство от головной боли, – она протянула мне блистер с двумя большими таблетками, – Хотя мне очень хотелось, чтобы оно тебе не понадобилось.
Я машинально взял его, перевернул и прочитал название препарата. Постинор. И тут же почувствовал, как вспыхнули мои щеки и уши.
––Судя по твоей реакции, ты знаешь, что это такое. Отлично. Ты избавил меня от лекции по контрацепции. Видишь ли, – вздохнула Виола, – Ты сейчас в том возрасте, когда хочется попробовать взрослой жизни. А, как показывает практика, отношения в лагерях порой развиваются в несколько раз быстрее, чем вне их. То, на что потребовались бы месяцы в обычных условиях, здесь может произойти за неделю. Вот для чего здесь, собственно, и нужны вожатые. Ну, и я. Как только поступает тревожный звоночек, меня выдвигают на передовую, отрабатывать свой хлеб.
––И какой же тревожный звоночек прозвучал в моем случае? – ледяным голосом спросил я.
––Знал бы ты, Семён, сколько подобных бесед мне пришлось провести, – игнорируя мой вопрос, сказала Виола, – И твой тон только выдает тебя с головой. Можешь расслабиться, здесь никто не станет запрещать вам встречаться или пытаться силой разлучить вас. Потому что это неэтично, жестоко и глупо. А если тебе всё же так интересно, почему я сейчас говорю с тобой на эту тему, я тебе отвечу. Позавчера ты только-только познакомился с Женей и уже засиделся у неё до первого часа ночи. Я знаю, что это не мое дело, но, все-таки, о чем же вы там разговаривали?
––Об истории и экономике, – сказал я и подумал, что вот он, один из тех случаев, когда говоришь чистую правду, а собеседник считает, что ты лжешь. Но Виола лишь кивнула головой.
––Это на неё похоже. Женя производит на меня впечатление очень умной хоть и нелюдимой девочки. И она не их тех, кто подпустит к себе кого попало просто от скуки. Значит, ты чем-то ей приглянулся. Это раз. Второе – вчера она позвала тебя помочь ей с уборкой. Тебя. Не Лену, которая не любит шумные массовые мероприятия, и с радостью откликнулась бы на её просьбу, а тебя – это уже говорит само за себя. И ты согласился. Променял дискотеку на нудную работу. И даже, если ты это сделал из вежливости, то почему, остался с ней, а не пошел, как только закончил с работой, на площадь? Вывод – она тебе понравилась тоже. А когда между юношей и девушкой возникает взаимная симпатия, особенно в старших отрядах… Впрочем, я об этом уже говорила. Главное, уловить момент и предупредить возможные последствия. Решение, конечно, за вами, но послушай все-таки моего совета – не спеши с взрослением. Всему свое время. Поверь старой тётке. Постарайся не дать верх порыву и испоганить все. А если все же вы не удержитесь, то хоть постарайтесь, чтобы, спустя годы, вы могли лишь покачать головой о своем нетерпении, а не морщиться и плеваться. Вот для чего я и дала тебе этот препарат – не как благословение, а как последнее средство. В конце концов, если ничего не случится, что тебе мешает просто выкинуть эти таблетки?
––Ничего, – согласился я.
––Тогда все. Ступай, а то нехорошо заставлять девушку ждать. Я же вернусь к ссадинам и… запорам, – хищным голосом закончила Виола, снова превращаясь в грозу «Совенка».
«Я Пастернака не читал…»
Я при Совке прожил меньше года, но помнил рассказ отца, как он в четырнадцать лет влюбился в одну девочку в пионерском лагере. Осторожно ухаживал за ней, и какие меры предосторожности им приходилось принимать, когда она ответила ему взаимностью. Но все оказалось тщетно – их довольно быстро вычислили и разлучили. А как его потом песочили на собраниях: «Ты зачем поехал в лагерь? Отдохнуть или романы крутить?», заставляли писать какие-то дурацкие объяснительные. Он писал. Но когда наедине спросил у старшего вожатого, почему в лагере нельзя любить, а дома можно, то получил какое-то блеяние в ответ, из которого понял одно – все страшно боялись какого-то «как бы чего не вышло», потому что это ЧП. И на следующий год, когда он уже знал, что это за «как бы что», ехать в лагерь отказался наотрез – память об изгаженной первой любви была еще сильна. А ведь, наверное, было можно провести доверительную беседу тет-а-тет с врачом и максимально тактично объяснить, что к чему ведет, а не оскорблять и унижать? Может, эта история и тысячи ей подобных сыграли свою роль в развале Союза у нас? Пусть не непосредственную, но какую-то кармическую? Кто его знает…
В таких вот мыслях я открыл дверь библиотеки. Женя, конечно же, спала. Я слегка коснулся кончиками пальцев её волос, провел по ним и прошептал:
––Просыпайся, Спящая красавица.
––Вот ведь, врет и не краснеет, – не открывая глаз, пробормотала Женя, – Какая из меня красавица?
––Спящая, – все так же шепотом ответил я.
––В таком случае ты знаешь, что делать.
Я осторожно поцеловал Женю в уголок губ.
Девушка открыла глаза и проворчала:
––Так-то лучше. Этот прЫнц хоть мат. часть выучил.
Я не удержался и рассмеялся. Женя спустя несколько секунд – тоже.
–– Слушай, пришелец из будущего, мне вот интересно, ты уже создал для себя хоть какую-то теорию, где ты, что ты и что твориться вокруг? – спросила она, отрывая голову от стола, и с интересом глядя на меня.
Я вспомнил, как, словно бешеный таракан, носился тут в первом витке, задавал всем вопросы, на которые, в лучшем случае, получал уклончивые ответы. Как общался с Пионером, и покачал головой:
––Не совсем. Географически – это либо юг, либо средняя полоса России. Временной отрезок – восьмидесятые, скорее всего, вторая половина. А остальное – один сплошной знак вопроса. Аборигены ведут себя вполне дружелюбно. Даже сколопендра под котлетой – не более, чем дружеская шутка.
––Дружеская? – Женя приподняла брови.
––Вполне. Недружеская, это когда тебе подмешают лошадиную дозу пургена в компот. В первом случае, это шутка типа «Бу!», а во втором – гадость.
Женя только хмыкнула.
––Но стоит задать вопрос, например, откуда человек родом, все тут же уходят от ответа.
––Неудивительно. Ты просто не знаешь, что здесь отдыхают не совсем простые пионеры. А пионеры, чьи родители работают на оборонку. И отнюдь не токарями. И уход от вопроса о персональных данных у них на грани рефлекса. Они не говорят об этом друг с другом – своего рода корпоративная этика. А тут появляешься ты и начинаешь устраивать им чуть ли не допрос с пристрастием. Жук в муравейнике, блин.
––А откуда тогда ты все это знаешь?
––Я уже говорила тебе – заполняла карточки, используя личные дела.
Женя сняла очки, закрыла глаза и помассировала веки.
––Читал «И грянул гром» Брэдбери ? – открыв глаза, спросила Женя.
––Это где в прошлом раздавили бабочку, и эта мелочь совершенно изменила будущее?
––Да.
––Читал.
––А «День сурка» смотрел?
––Конечно, смотрел! За кого ты меня держишь? – не на шутку возмутился я.
––За человека, у которого нет рабочей теории, о том, что с ним творится, – холодно сказала Женя, надевая очки.
––А у тебя она есть, – попытался съязвить я.
––Представь себе. Правда, окончательно сформировалась она где-то на пятом витке. Так что, тебе простительно, – улыбнулась Женя, и её голос потеплел.
––Ну, если так, просвети меня.
––Просвещу. Но предупреждаю сразу, она отвечает только на вопрос «Что?», но не «Как?» и «Почему?».
Женя открыла верхний ящик стола, достала оттуда альбомный лист, линейку и несколько аккуратно заточенных карандашей.
––Для наглядности, – пояснила она и нарисовала две параллельные оси и соединила их левой фигурной скобкой. – Назовем верхнюю ось «время» и обозначим её буквой «t», а нижнюю – «пространство», – сказала Женя, подписывая её «xyz». – Как время не может быть само по себе в отрыве от пространства, так и пространство без времени – тоже, – она указала на скобку.
Затем Женя взяла зеленый карандаш, отметила на осях одну над другой две точки, соединила их между собой и обозначила их как A и А’.
––Назовем это положение во времени и пространстве нулевым моментом или точкой прибытия или началом витка – как тебе больше нравится. Пока все понятно?
Я кивнул.
––А вот теперь самое интересное, – Женя взяла красный карандаш, отметила еще одну точку справа от зеленой на оси «xyz» и обозначила её буквой В, – мы с тобой можем сколь угодно времени находиться на участке пространства между точками А и В, но стоит нам пересечь точку В, нас тут же перекинет в нулевой момент. – Вот так. Она нарисовала все тем же красным карандашом стрелку из точки В, упирающуюся в прямую, соединяющую точки А и А’.
Я задумался.
––Так ты считаешь, что-то или кто-то посадил нас под карантин, чтобы мы не надавили бабочек?
––Молодец. Схватываешь на лету. Будут деньги – купи себе конфет, – похвалила меня Женя. – Вот только я все же склоняюсь к мысли, что это все-таки не «кто-то», а «что-то».
––И что же это за «что-то»?
––Время, – коротко сказала Женя.
Повисшую тишину разорвал звук горна.
––Обед, – сказал я.
Женя кивнула головой и убрала в стол листок, карандаши и линейку.
––Странное дело, – сказала Женя, когда закрыла библиотеку, и мы, взявшись за руки, пошли к столовой, – У меня как бы раздвоение личности: двадцатичетырехлетняя тетка внутри меня посмеивается надо мной. Дескать, впадаешь в детство, романтики ей захотелось, прогулок за ручку, поцелуйчиков под луной и прочей лабуды. А другая я просто предлагает ей заткнутся и не издеваться над тем, чего не понимает, потому что она в свое время этого не получила. Что скажешь, Сёма?
––Я тоже не получил. Так что давай будем использовать второй шанс на всю катушку, а- этих брюзжащих типов пошлем куда подальше.
Увидав толпу у столовой, я тихо выругался:
––В следующий раз привяжу его к рукомойнику!
––«День Шурика?» – рассмеялась Женя.
––Жмурика, – процедил я сквозь зубы. – Жень, ты здесь побольше моего. Как этого урода искали раньше?
––За ним ходили Славя с Элом. Причем, Славя тащила Эла чуть ли не силком.
––Составишь мне компанию в походе за этим идиотом?
––А чем тебя не устраивает Славя? – кольнула меня Женя. – В прошлых циклах ты ходил только с ней.
––Если хочешь, возьмем её с собой, – предложил я.
Женя вздохнула и неожиданно серьезно сказала:
––Я не против, если ты хочешь сходить за ним втроём. Все-таки втроём надежнее.
––И вдвоем справимся. Я теперь мог бы даже провернуть все в одиночку. Для меня сейчас важно лишь одно – чтобы ты была рядом. Так что «скрипач не нужен».
––И все же, почему именно Славя, а не кто-то другой? – продолжала допытываться Женя.
––Наверное, потому, что с ней я чувствовал себя спокойно и уверенно, – честно ответил я на её вопрос.
––Есть у неё такое свойство, – признала Женя без малейшей ревности.
Наконец, нас заметили. К нам подбежал Электроник и начал, размахивая руками, говорить о том, что пропал Шурик, и при каких обстоятельствах это произошло. Где-то посреди своего рассказа, он, наконец, заметил, что мы держимся за руки, помрачнел, быстро закончил и пошел назад.
––Ну вот, расстроили человека, – вздохнул я.
––Переживет, – отрезала Женя. – Уверена, когда автобус доедет до райцентра, он даже не вспомнит о нас. Как и все остальные.
После обеда состоялась экстренная линейка, на которой все пионеры из первого и второго отрядов были разбиты на пары и отправлены на поиски блудного кибернетика.
Мне в напарники досталась Лена. За всё время наших поисков она не произнесла ни слова. А когда они не дали никакого результата, вопросительно посмотрела на меня.
––Что тут скажешь? Не нашли мы – найдет кто-нибудь другой. Пойдем, доложимся Ольге Дмитриевне, – сказал я.
Лена в ответ лишь кивнула головой.
Ольга Дмитриевна выслушала наш доклад и отпустила нас «на все четыре». Я пошел в библиотеку, но она оказалась закрыта. Тогда я направился на пристань. Но, как оказалось, проточная вода манила не меня одного.
В самом конце причала сидела, свесив ноги в воду, маленькая ссутулившаяся фигурка в красной футболке. Сидела и шмыгала носом. Я поначалу растерялся. Если бы это была Алиса, я бы осторожно ушел бы прочь, и вовсе не от того, что она была мне до лампочки. Просто она бы не простила мне, что я видел её в момент слабости. Но это была не Алиса, а Ульянка. Я решился и подошел к ней.
––Чего притащился? Вали к своей библиотекарше, – подняв на меня покрасневшие глаза, буркнула Ульяна.
––Не прокатит, – сказал я, усаживаясь рядом, и, сняв сандалии и ненавистные гольфы, тоже опустил ноги в воду.
––Что не прокатит? – не поняла девочка.
––Грубость, – коротко сказал я, – По крайней мере, от тебя.
Ульяна промолчала. Я – тоже. Иногда людям надо не только поговорить, но и помолчать вместе и это, порой бывает даже лучше беседы.
––Сём, он жив? – внезапно спросила Ульяна.
––Конечно, жив, Уля.
––А тогда где же он?
––Наверняка, сбежал в лес. Нашел большой старый приемник и теперь сидит, позабыв все на свете, и копается в нем, выковыривая запчасти для своего робота.
–– Для него этот робот важнее живых людей. Как так можно?
Я промолчал. Потому что знал, что можно и очень даже можно. Потому что сам неполных три недели назад был таким же Шуриком. Только он с головой ушел в своего робота, а я в Сеть. И для меня личности под никами или номерами в аське были реальнее живых людей из плоти и крови, которых я встречал на улице, когда выходил из своей берлоги за едой и сигаретами.
Я осторожно обнял Ульяну за плечи. Девочка вздрогнула, а затем прижалась ко мне.
––Спасибо, Сёма. Ты добрый и… чуткий, – едва слышно прошептала Ульянка. – Женьке повезло. Жаль до конца смены осталось всего ничего. Обещай, что будешь писать ей, хорошо?
––Хорошо, буду. А ты обещай, что не будешь следить за нами.
––Ну вот, – насупилась Ульяна, – А что мне еще тут делать?
––Найди Алису. Думаю, у неё на уме уже что-нибудь есть, – предложил я.
«Селитра, уголь и сера» – мелькнуло у меня в голове.
И тут же по лагерю разнеслось громкое «бум».
––А вот и Алиса. Пойдем.
Когда мы с Ульянкой прибыли к эпицентру взрыва, там уже собрался почти весь лагерь. Ульяна махнула мне рукой и побежала искать виновницу торжества.
Вскоре появилась и Ольга Дмитриевна. Быстро подошла к памятнику, осмотрела следы копоти на постаменте, развернулась, и, найдя в толпе Алису и Ульянку, подозвала их:
––Двачевская и Советова. Сюда. Быстро.
––А чего мы-то, – запротестовала Алиса, подходя к вожатой. – Чуть что, сразу мы…
Ольга Дмитриевна пропустила протест мимо ушей и внимательно осмотрела Алису.
––А в чем это у тебя руки, солнышко? – ласково спросила она.
Рыжая быстро убрала руки за спину.
––Все ясно, – вздохнула вожатая. – Селитра, сера и уголь? Тряпки – в руки и марш отмывать постамент.
Алиса и Ульянка с кислыми минами отправились ликвидировать следы неудачного подрыва. Причем Ульяна, хоть и была не при чем, не стала отнекиваться. А когда Алиса только открыла рот, ткнула её кулаком в бок. «Вот уж воистину «В горе и в радости» – с восхищением подумал я.
Ужин проходил в молчании. Так продолжалось, пока в столовую не ворвался Электроник с криком: «Нашел!!!» и начал чем-то размахивать. Это был ботинок Шурика.
«Наконец-то»
Все соскочили со стульев и окружили Электроника плотным кольцом. Ну, или почти все – из вожатых покинула свое место только Ольга Дмитриевна. А из пионеров остались доедать свой ужин лишь я, Женя и Толик, который никогда никуда не спешил и относился к делу поглощения пищи очень серьезно.
––Все. Доедать. Живо, – быстро ликвидировала создавшийся хаос старшая вожатая, – Сергей всё расскажет на линейке.
Электроника посадили вместе с вожатыми, и все терпеливо (или нетерпеливо) дождались, пока тот поест, а затем пионеры быстрым шагом отправились на площадь Генды и в рекордные сроки построились.
Я стоял и в третий раз слушал историю о том, как Эл нашел ботинок Шурика на дороге в Старый лагерь. Затем меня назначили Главным Спасателем – у Бор. Саныча ещё с утра разболелось травмированное в молодости колено – и предложили выбрать себе напарника. (Хотя вернее будет сказать «напарницу», ибо Эл всем своим видом показывал, что падает с ног от усталости.)
––Я бы пошел с Женей, – сказал я. Слухи о наших отношениях еще не успели облететь «Совенок», и по рядам прокатился легкий шепоток.
––Если Женя не против… – начала было Ольга Дмитриевна.
––Не против, – заверила её Женя.
––Отлично. В таком случае, все свободны, – распустила пионеров вожатая.
Пионеры разошлись. Остались только я, Женя и Ольга Дмитриевна.
––Вот что, Перед выходом зайдете к Виолетте Церновне, а у меня возьмете фонарик, компас и карту, – сказала вожатая и оставила нас вдвоем.
––Теперь о нас знает весь лагерь, – заявила Женя, глядя ей вслед.
––А тебе не все равно?
––Если честно, даже льстит. Никогда еще не объявляли, что ты кому-то нравишься перед такой толпой, – Женя довольно улыбнулась.
––Ну что? Пойдем к Виоле… пионерка? – сказал я, почти один-в-один копируя интонации нашей медсестры, и тут же словил подзатыльник.
––Ты эти шуточки со мной брось… пионер, – полыхнув своими тигриными глазищами, предупредила меня Женя.
Виола выдала нам по тюбику комариной мази, многозначительно посоветовав не мазать губы.
––Иногда мне кажется, что она ведет себя так специально, чтобы поменьше работать, – проворчала Женя, когда за нами закрылась дверь медпункта.
––Прости бедной старой тётеньке её невинные шалости. А то, что слизистые не должны контактировать с этой гадостью, ты и так знаешь, – сказал я.
Женя только фыркнула.
Карту, компас и фонарик мы получили без двусмысленных шуточек.
––Славя сказала, что Семён отлично ориентируется по карте. Так что за вас я спокойна, – неестественно бодро произнесла Ольга Дмитриевна на прощание.
Покинув территорию лагеря, мы, первым делом, натерлись старым добрым «Дифталаром», от запаха которого не то, что комары, лошади – и те должны были падать замертво.
––Ну, веди, – дала отмашку Женя.
И я повел.
Лес днем и лес ночью – две абсолютно разные вещи. Лес днем приветлив и дружелюбен. Лес ночью – мрачен и суров, а пятно света от фонарика, выхватывающее куски стволов деревьев и кустарника, только усиливает ощущение, что вам тут не рады.
––Мы точно туда идем? – нервно спросила Женя, когда исчезло даже то слабое подобие тропинки, по которому мы шли.
––Вроде туда, – сказал я и тотчас пожалел о своем ответе.
––Так «туда» или «вроде туда»?!! – взорвалась Женя. – Нашелся Сусанин на мою голову!
Куча чудесных ответов от «Хватит истерить!» до «Лучше бы я снова пошел со Славей!» мигом пришла мне на ум, но я понимал, что тявки-рявки – не самый лучший выход, а посему сел на траву и выключил фонарик.
––Все. Привал, – объявил я.
––Какой, нафиг, привал?!!
––Такой. Пока ты не успокоишься.
Женя пробурчала что-то нелестное в мой адрес, отошла в сторону и тоже села на траву. Я подождал, пока она не перестала тихо бухтеть себе под нос, и спросил у неё:
––Жень, как ты думаешь, как часто люди ходят в Старый лагерь? Репутация у местечка-то не очень. Призраки там всякие и прочая чушь.
––Отстань от меня, – буркнула Женя.
––Это я к тому, что нет более-менее четкой тропинки туда. Её вообще нет. Но есть ориентиры, которые я запомнил.
––Я же сказала – отстань!
––Один из них, – не обращая внимания на её требование отстать, продолжал я, – Длинный овраг на севере от «Совенка». Если продолжать идти в том направлении, каком мы шли, то минут так через двадцать мы к нему выйдем, а дальше будет проще.
––Тогда какого ляда ты сказал «Вроде туда»?
––Потому что каждый раз мы со Славей выходили к нему разными путями.
––Ясно, Сусанин. Ты хоть компас достань. Или ты им пользоваться тоже вроде умеешь? – ехидно поинтересовалась Женя.
––Представь себе, умею, – огрызнулся я в ответ.
––Тогда хватит рассиживаться, застуживать органы малого таза, – сказала Женя, решительно поднимаясь на ноги.
Я достал из планшета компас и тоже встал. Компас был серьезный, военного образца со светящимися циферблатом и стрелкой. Я проверил направление, в котором мы шли – да, все верно, сунул компас в карман, зажег фонарик и протянул руку Жене. Та подошла и, не глядя на меня, взяла её и буркнула:
––Ты, это, сверяйся с ним почаще. Не хочу тут сгинуть.
Как я и говорил, спустя приблизительно двадцать минут, мы вышли к оврагу. Затем свернули налево и пошли уже вдоль него. Шли мы молча. Жене, должно быть, было неловко за свою вспышку. Да и ночной лес особо не располагал к беседе.
Когда я ходил со Славей, то источником уверенности в успехе нашей миссии была она. Хотя в первый наш поход мы изрядно поплутали, прежде чем вышли к оврагу, и это несмотря на её умение читать топографическую карту. (Во втором уже я аккуратно направлял Славю, и овраг мы нашли гораздо быстрее). Теперь таким источником должен был стать я. А я прокололся в одном слове и чувствовал себя виноватым за Женин срыв. Лидер не имеет права показывать слабость – и точка. Вот почему я шел уверенным шагом, разве только не насвистывал «Гром победы раздавайся», и крепко сжимал женину руку.
Овраг закончился, мы снова свернули на север, и вышли на заброшенную бетонку.
––Ну вот, считай, пришли. Дальше – по этой дорожке из желтого кирпича, – сказал я.
––А кто говорил, что в Старый лагерь нет дороги?
––Я этого не говорил. Я говорил, что нет дороги между «Совенком» и Старым лагерем.
Женя хмыкнула, и я почувствовал, как она расслабилась – все-таки шагать по дороге приятней, чем плутать по лесу. К тому же все дороги куда-то да ведут – пусть не в Рим, но хотя бы в Мытищи. А эта вела туда, куда нам было нужно. В Старый лагерь.
––Сём, я вот что подумала – у нашего кибернетика точно все дома? В одном ботинке тащиться невесть куда, невесть зачем…
––Кто их гениев разберет? – пожал я плечами. – Клюнула его кукушка индуктивности, что в Старом лагере горы бесхозных радиодеталей да шестеренок, вот он и понесся туда, не чувствуя ног. И что на ногах – тоже.
Старый лагерь выпрыгнул на нас после очередного поворота, и мы дружно встали на месте. Зрелище было жутковатое. Я видел его уже в третий раз, но все равно… Одного взгляда на полуразвалившееся здание администрации, на покосившиеся качели, залитые лунным светом, было достаточно, чтобы все глупые байки про это место перестали казаться дурацкими страшилками.
Приступ кататонии, внезапно поразивший нас, прекратился у меня первым. Я осторожно коснулся жениного плеча. Девушка вздрогнула, перевела взгляд на меня и сказала только одно слово:
––Жуть.
––Ага, – согласился я. – Идем дальше?
Женя медленно кивнула головой, и мы выдвинулись вперед.
Ворота Старого лагеря были чуть приоткрыты, словно приглашение в Преисподнюю. Когда я потянул одну из створок, раздался вполне ожидаемый скрип, но все равно Женю передернуло, да и мне стало как-то не по себе.
––Ничего, – попытался пошутить я, – В десятый раз мы только поплевывать да позевывать будем.
––Ты, может, и будешь, а я сюда больше не потащусь, – заявила Женя.
––В таком случае я снова буду ходить со Славей.
––Шантажист! – выстрелила Женя. – А кто еще сегодня днем бахвалился, что «может провернуть все в одиночку»?
––Могу, но, знаешь, как-то скучно одному, – сказал я и лениво зевнул.
Женя не удержалась и рассмеялась, и гнетущая аура Старого лагеря отдернула от нас свои липкие пальцы.
––Ладно, Сусанин, куда дальше? – спросила Женя.
––Вот сюда, – указал я на то, что осталось от административного корпуса.
Войдя в утробу здания администрации Старого лагеря, я ознакомил свою спутницу с местными достопримечательностями – пустыми комнатами и облезлыми стенами.
––Вот псих, – проворчала Женя, – Мало ему деталей в «Совенке» показалось, что он на это кладбище потащился. Вот скажи мне, ты здесь видишь что-нибудь мало-мальски пригодного не то чтобы для робота, а хотя бы для тостера?
––А он здесь ничего и не искал, – подходя к уже знакомому люку, сказал я.
––А где же он тогда искал?
––Вот тут, – и я опустил луч фонарика себе под ноги.
––Действительно, псих, – выдохнула Женя и покачала головой.
Мы спустились вниз – сначала я, потом Женя. Причем, последняя пообещала свернуть мне шею, если я буду светить оттуда на неё, пока она спускается. («Свети только на подножие лестницы, понял?»)
––Надо же, никогда не думала, что на старости лет стану диггером, – пробормотала Женя, взяв у меня фонарик. И, осмотрев стены и потолок бесконечного бетонного коридора, вздохнула, – Ладно, пошли искать этого ненормального.
Мы шли. Шли. И снова шли. Сначала Женя бормотала, что она сделает Шурику, когда найдет. Потом постепенно умолкла, но жалостливое «Сёма, много еще осталось?» я так и не услышал. И это наполняло меня все большим уважением к ней – в конце концов, она была девушкой и имела право на слабость.
«Ну и где же эта гребаная дверь?» – тихо начиная звереть, подумал я. И вот, словно по заказу, появилась знакомая дверь со знаком радиационной опасности.
––Нажми на кнопку и не отпускай, – сказал я, берясь за колесо.
Женя без лишних вопросов нажала на кнопку, а я принялся вращать колесо. После третьего оборота раздался щелчок. Я потянул дверь на себя, и она нехотя поддалась.
––Дамы первыми, – сказал я, открыв дверь полностью.
Женя отпустила кнопку и прошла в комнату. За ней проследовал и я. Стоило мне отпустить дверь, как она медленно вернулась на место. Раздался щелчок и короткое негромкое жужжание. Женя быстро обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я лишь махнул рукой и указал на дверной проем в противоположной стене, и дверь, подобную той, через которою мы вошли, лежащую рядом с ним на полу.
––Что это за место? Какое-то бомбоубежище? – неуверенно спросила Женя.
––Не похоже. Комнатка крохотная. Максимум для трех человек. Больше смахивает на какой-то заброшенный центр управления не пойми чем.
––А вот и следы нашего Самоделкина, – констатировала Женя, подойдя к какой-то развороченной электронике, и внимательно осмотрела её. – Отпечатки на пыли совсем свежие.
––Ты не хочешь отдохнуть, Шерлок? – присаживаясь на кровать, спросил я.
––Хочу. Ноги так и гудят, – призналась Женя, усаживаясь рядом со мной и принимаясь растирать ноги.
––Тебе помочь? – предложил я.
Женя вдруг покраснела и, глядя куда-то в сторону, кивнула. Я, вспомнив все, чему меня в свое время обучила тетя, вот уже как двадцать лет работающая массажистом в санатории, сделал Жене массаж ног по всем правилам.
––Ну как? Полегчало? – спросил я, возвращаясь на место.
––Да, спасибо, – чуть слышно, все так же глядя в сторону, сказала Женя.
––Что-то не так? – обеспокоился я.
––Все так. Это я… не такая, – с непонятно откуда взявшейся злобой произнесла Женя. – Когда ты предложил помощь, я подумала, что ты просто хочешь… Ну… Это…
––Полапать?
Женя кивнула головой и продолжила:
––И я решила: черт с ним, я уже и забыла, что это такое. Хоть вспомню как это «на вкус». Когда же ты снял с меня сандалии и гольфы, я не знала, что и подумать. А потом, когда ты начал делать самый настоящий массаж безо всяких поползновений, мне стало так стыдно и паршиво. Я думала: «Какая же ты все-таки дрянь, Мицкевич. Ну почему ты всегда считаешь всех дерьмом априори? Может, оттого, что дерьмо – это ты?»
––Может, потому, что ты из другого мира, где почти все люди в большей или меньшей мере вляпались в это самое дерьмо. И мы с тобой не исключение. Просто ты испачкала правый рукав, а я левую штанину. Кто знает, в каком случае завоняет от меня? Так что не грузись над этим. По мне, человек, который понимает, что он не белый и пушистый, куда лучше того, который думает, что он д’Артаньян, а все… Ну, ты поняла.
Женя слабо улыбнулась, вздохнула и встала с кровати.
––И откуда у тебя всегда берутся нужные слова? Ладно, пошли дальше.
––Подожди, давай тут осмотримся, – предложил я.
Женя вернулась назад, а я тем временем подверг ревизии шкафчики для личных вещей, и в одном из них обнаружил работающий фонарь раза в два мощнее того, что был у нас. Странно, но батарейки внутри были во вполне приличном состоянии.
––Вот теперь пошли, – сказал я, сунув находку за пояс. Пусть будет в резерве, а то мало ли что...
И снова бетонный коридор. Снова гулкое эхо от наших шагов. Снова это мерзкое давящее ощущение.
––Что-то тут не сходится, – тихо сказала Женя, – Коридор тоже должен быть хоть как-то освещен.
––Должен. И когда-то был, – я направил луч фонарика на потолок, и через десяток шагов он осветил простенький светильник, – Видишь?
––Вижу. Но почему он не горит?
––Может, кто-то забыл заменить перегоревшую лампочку? – ухмыльнулся я.
––А может здесь обитает Черный электрик и меняет лампочки только в комнате? – парировала Женя.
––Может. Но я там лампочек не видел. Там были продолговатые светильники, забранные металлической решеточкой. Наверное, для того, чтобы в них лишний раз никто не лазил. Да и тебе не все равно?
Женя промолчала.
Уже знакомый мне пролом в полу ошарашил Женю.
––Вот уж бабахнуло, так бабахнуло, – выдохнула она и уже деловито осведомилась, – Нам туда?
––Туда.
––Убью гада, – пробормотала Женя.
Зрелище заброшенной шахты никому не прибавило оптимизма – ни мне, ни Жене. Мы молча брели по ржавой узкоколейке, пока не вышли к развилке.
––Учти, если мы тут заблудимся, я задушу тебя во сне, а потом съем, – совершенно серьезным тоном произнесла Женя.
––А смысл? Пить здешнюю воду нельзя, так что либо обезвоживание, либо отравление прикончит тебя куда быстрее голода, – сказал я и свернул направо, потом снова направо, опять направо и мы вышли помещение, где шла добыча неизвестно чего.
––Ух ты, – пораженно прошептала Женя и, забрав у меня трофейный фонарик, стала изучать окрестности.
Я не стал ей мешать, только выключил свой из соображений экономии. Пусть человек получает впечатления. Однако, спустя пару-тройку минут луч света сперва замерцал, а затем погас. Вслед за этим послышалось тихое ругательство. Я тут же засветил свой фонарик.
––Погаси его, – донеслось из темноты.
Я выключил свет и спросил:
––В чём дело?
––Да тут что-то непонятное. Подойди сюда, но не зажигай свет, пока я не скажу.
Я осторожно пошел на голос и вскоре чуть не споткнулся обо что-то мягкое.
––Ай! Смотри под ноги! – крикнула темнота голосом Жени.
––Как? – вполне резонно поинтересовался я у неё.
––Ладно, теперь можешь включать свой луч света в темном царстве.
Я щелкнул маленьким тумблером и обнаружил Женю, сидящую на корточках и внимательно осматривающую пол.
––Посвети-ка вот сюда, – попросила она, указав на участок прямо перед ней.
Я посветил. Обычный глиняный пол, покрытый россыпью мелких камней.
––А теперь выключи и внимательно смотри.
Я сделал, как она сказала, и через несколько секунд я увидел небольшие мерцающие голубоватые огоньки.
––Ты видишь? Видишь? Что это, как ты думаешь? – раздался возбуждённый шёпот.
––Отвечаю сразу. Я не геолог и не знаю, что это такое.
––Да тут и геологом быть не нужно, чтобы понять, что это какая-то особая светящаяся порода и, думаю, Старый лагерь был построен тут неспроста, – сказала Женя, собрав четыре самых ярких минерала, и аккуратно ссыпала их в нагрудный карман рубашки. – Всё. Можешь включать.
Я снова засветил фонарь.
––А вот еще одна находка. Галстук этого недодемьяненко, – сказала Женя, жестом фокусника доставая из другого кармана Шуриков галстук. – Если так пойдет дальше, мы встретим его в чем мать родила.
Я рассмеялся:
––Ну, ты скажешь! Интересно, куда девается твое чувство юмора на поверхности?
––Я же бука. А буке чувство юмора не положено по определению, – отрезала Женя.
––Дай-ка сюда свой фонарик… бука.
Как оказалось, всё дело было в разболтавшихся контактах, которые я быстро призвал к порядку.
Остальная часть пути прошла без приключений. Вскоре показалась знакомая деревянная дверь.
––Предупреждаю сразу: он там в невменяемом состоянии. Бормочет что-то про голоса. Может броситься с первым, что подвернется под руку. В прошлые разы его успокоила Славя. Не знаю, получится ли это сейчас.
––Спасибо за комплимент, – усмехнулась Женя, – Но я действительно не Славя и нянчиться со съехавшими с катушек не умею. Однако, постоять за себя могу. Так что, открывай.
Я осторожно открыл дверь и осветил комнату. Женя прошлась оценивающим взглядом по настенной живописи и пустым бутылкам на полу, хмыкнула и тихо спросила:
––И где же наша примадонна?
Я сделал несколько шагов вперед и посветил в дальний правый угол, в котором скорчилась маленькая фигурка.
––Заходим с двух сторон и крепко берем его под руки, – прошептала мне на ухо Женя.
Мы так и сделали. Шурик сначала заорал во всю глотку, затем начал вырываться.
––Успокойся, кретин, а не то я тебе руку сломаю, – рявкнула на него Женя.
––Вас нет! Вас нет! – крикнул Шурик.
––Ах, нет! – рассвирепела Женя. – А может глюк сделать так?
И заломила ему руку за спину. Шурик взвыл от боли. Но, похоже, именно боль привела его в чувство.
––Кто это? – простонал он.
––Отважные спасатели в лице Семён Семёныча и Мицкевич Евгении, – усмехнулась Женя. – Ну что? Не будешь на нас кидаться?
––Не буду. Отпустите же меня, наконец.
Мы осторожно выполнили его просьбу. Шурик принялся разминать пострадавшую конечность, подозрительно косясь на нас.
––Можешь выдохнуть. Это действительно мы, – я осветил сначала Женю, потом себя, чтобы он расслабился.
––Ты мне вот что скажи, Самоделкин недоделанный, почему ты, наковыряв деталей, не пошел назад, а сюда полез? – в своей неподражаемой манере, спросила у Шурика Женя.
––Меня позвали… на помощь. Ну, я и пошел… – глядя куда-то в сторону, сказал Шурик.
––А где твой фонарик? – спросил уже я.
––Не помню точно… Кажется, разбил, – все так же, не глядя на нас, произнес Шурик.
Женя выразительно вздохнула.
––Да что вы смотрите на меня, как на психа? – вдруг расплакался Шурик. – Слышали бы вы все, что слышал я – посмотрел бы я на вас.
––Ладно, Шурыч, успокойся. Никто тебя тут за психа не держит, – сказал я.
Шурик подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
––На развилках теперь поворачиваем налево? – уточнила Женя, когда мы вышли из комнаты.
––Зачем? Тут есть короткий путь, – радуясь, что может быть полезным, произнес Шурик.
И через несколько минут он нас вывел к выходу наверх, представлявшему из себя ряд скоб, вделанных в стену. Я поднялся первым и уткнулся в уже знакомую решетку. Да, в Советском Союзе умели делать фонарика на все случаи жизни – десяток-другой ударов и старые, изрядно проржавевшие болты, удерживавшие последнюю преграду, посыпались вниз. Путь на свободу был открыт.
Оказавшись на поверхности, Шурик и Женя принялись осматриваться.
––Мы что, в «Совёнке»? – неуверенно спросил неизвестно у кого Шурик.
––Нет, в «Котёнке», – съязвила уже пришедшая в себя Женя.
Шурик посмотрел на неё непонимающим взором. Затем повернулся к нам спиной и куда-то зашагал.
––Эй, ты куда? – окликнул я его.
––К себе. Спать. Спасибо за всё, – не останавливаясь, телеграфным стилем выдал он.
Мы с Женей проводили его взглядами и устроились на ближайшей скамейке – я сел, Женя же легла и положила голову мне на колени.
––У него точно все дома? – аккуратно зевнув в ладошку, спросила меня Женя.
––Не знаю. Знаю только, что завтра он почти ничего не вспомнит.
––Столько трудов – и всё впустую, – сказала Женя и снова зевнула.
––Не всё, – я провел рукой по её волосам. – Ты забыла про загадочные камешки. Кстати, дай мне парочку на память.
––Тебе надо – ты и бери, – лениво сказала Женя, но в её газах появилась знакомая насмешка.
––И возьму.
––Ну, так бери, или у тебя уже руки отсохли?
«Сама напросилась»
Я осторожно изучил содержимое её правого нагрудного кармана, но там оказался Шуриков галстук.
––Мимо, – хихикнула Женя, а я про себя выругался, – Что, поиски уже закончены?
«Отступать некуда! Позади Москва»
Стоило моим пальцам оказаться в левом кармане, как Женя вдруг накрыла мою руку своими и прижала к себе. Мало того, так эта вредина шепотом заголосила:
––Помогите, люди добрые! Лапають! Лапають!
––Тихо! Сам справлюсь! – вспомнив старый анекдот, шикнул я.
––Как же, справится он, – проворчала Женя, но хватку ослабила, – Ладно, греби породу, пока я добрая.
Выудив, наконец, эти два проклятых камешка, я позволил себе расслабиться. Не то чтобы поиски были мне неприятны, но этот насмешливый взгляд, которым они сопровождались, убивал почти все удовольствие.
––Вот хам! Облапал честную девушку и даже «спасибо» не сказал, – проворчала Женя. – Ладно, кто куда, а я до люли потому, что еще чуть-чуть и усну прямо здесь. А этот гад уйдет и бросит прямо тут зарабатывать простуду.
Вместо ответа я встал и, подхватив её на руки, донес до домика.
––Это сойдет за «спасибо»? – поинтересовался я, поставив Женю на ноги.
––За половинку, – зевнув, сказала Женя. И, посмотрев на меня, вздохнула. – Сёма, ты действительно валенок или только им прикидываешься? Обними же и поцелуй меня, наконец!
Я всегда притормаживал в отношениях с девушками. Никогда не мог уловить момента, когда мне давали «зеленый свет» и поэтому, как правило, они от меня уходили – кому нужен такой тютя? Поэтому я возблагодарил Всевышнего, за то, что он послал мне эту несносную вредину, которая не признает условностей и изо всех сил тянет меня за собой из раковины, в которую я было забился, крепко обнял и поцеловал.
––Ведь может, если захочет. Ну, или, если ему дать пинка, – прошептала мне на ухо Женя.
––Вредина, – выдохнул я.
«Пускай я пьяницей слыву, гулякой невозможным,
Огнепоклонником, язычником безбожным.
Я верен лишь себе. Не придаю значения всем этим прозвищам, – начала Женя одно из бессмертных творений Хайама. – Пусть правильным, пусть ложным», – закончили мы хором и рассмеялись.
––Ладно, иди, успокой Ольгу. Она сидит и ждет новостей и пытается молиться, – уже серьезно сказала Женя.
––Уже иду. Спокойной ночи.
––Приятных сновидениев.
Я дождался, пока за Женей закроется дверь и пошел к себе.
Ольга Дмитриевна, спала, сидя на стуле за небольшим столиком уронив голову на руки. Перед ней стоял наполовину опустошенный стакан с крепким чаем. Я тихо закрыл за собой дверь, подошел к ней и коснулся её плеча. Вожатая подняла голову, посмотрела на меня и неожиданно расплакалась.
––Все хорошо, все живы-здоровы, – приобняв за плечи, стал я утешать её.
––Какая же я дура, чем я думала, когда отправляла вас на поиски? А что если бы и с вами что-нибудь произошло? – всхлипывала она, – Тюрьма, колония – плевать. Я бы себе никогда не простила…
Я подождал, пока иссякнут слезы, а затем вкратце поведал вожатой, как все было. Когда же я закончил, она сказала:
––Семён, вы с Женей совершили, ни много ни мало, самый настоящий подвиг. Вы рисковали жизнью ради спасения товарища и неважно, как вы, наверное, ругали его по дороге, важно лишь то, что вы спасли его. Как говорил мой классный руководитель: «Ты можешь думать что угодно, когда тащишь человека, сломавшего ногу, главное то, что ты его не бросаешь».
––На линейку я тебя завтра будить не буду. Спи, сколько тебе захочется, – сказала Ольга Дмитриевна и потянулась к выключателю.
––А Женя?
––За неё не беспокойся. Она себя не обидит, – улыбнулась вожатая и погасила свет.