У подъезда кто сидит

Антонина Глушко
Петровна, куда это ты нацелилась спозаранку? – спросила Власьевна, одна из
 пяти сидевших на скамейке  старушек, выскочившую из дверей подъезда  соседку.

          -Да сын позвонил, Димка приболел, а  им со Светкой на работу надо, -  набегу объяснила  та, засовывая в сумку пакет с какими-то тряпками.

          -Во, дура, прости господи,  как только пацан не идет в сад, так эта полоумная  сразу несется с ним нянчится, - провожая бабку осуждающим взглядом, пробурчала  Акимовна, старуха дебелая и вредная, как  нитрат   для организма, со злым  громоподобным голосом.

          -Внук, все же, - пискнула  сухонькая, словно  осенняя веточка в поле при первых октябрьских заморозках, пугливая Нина Арсентьевна, с  седеньким пушком на голове, заместо волос. Она никого  не осуждала,  была натурой осторожной  и нерешительной. С врожденной социалистической правдивостью.    

         -Что носится  с этим сыном? Нам, в свое время  никто не помогал.  Сами рожали, сами детей в ясли  таскали, а потом и в детсады, - снова загремела  вредная Акимовна. -  Бывало, загрузишь ребенка на плечо, либо за руку тянешь, никого не просили. С нами рядом   не было мамок. Все делали сами. А сейчас - подавай этим молодым все условия. Я сразу сказала своим, что сыну, что дочке: прислугой и нянькой не собираюсь у вас быть. Родила вас, вырастила,   выучила,  скажите и за  это спасибо. Теперь сами  живите,  как вам  хочется. –  Она сложила  руки на  объемном животе, и демонстрируя  собственную правоту,  поджала тонкие губы и  замолчала.

          -А я   согласна нянчить внуков, да что-то  моей Гале не повезло с детьми, - пожаловалась  Захаровна товаркам.

          -У нее не детей нет, а головы на плечах, - прогремела Акимовна.

          -Это почему же? – задиристо спросила Захаровна, обидевшись  за дочку. – Чего тебе плохого сделал мой ребенок, что ты его обзываешь безголовой? – завозмущалась оскорбленная  старуха, по вредности, не уступавшая  товарке.  Её  «ребенку»  на днях  пошел пятьдесят второй годочек.

         -Это потому, что  твоей Галке  не дети нужны, а одни  деньги, - глядя в сторону, проворчала    молчавшая  до сих пор  Степановна. Она страшно завидовала подруге, что та по ее мнению катается как сыр в масле: дочка  работает зам директора банка, а зять и того круче, что и не выговоришь.

          Зловредная  старуха завидовала чужим детям, а родного  сына выгнала из трехкомнатной квартиры, когда тот объявил о своей  женитьбе. Молодые теперь  живут на съемной квартире. 

          -Вот пусть поживет без мамки, узнает почем фунт лиха, -  мстила она ни в чем неповинному сыну.

          -Глядите-ка, девки, кто идет? – шепотом сказала Власьевна. Пока товарки упражнялись в привычном, словесном променаде.

         -Здравствуйте! – проносясь между  скамеек,   на которых,  подобно  строгому,  отборочному   жюри   восседали бабки с раннего утра, поздоровалась молодая девчонка, подобно стройной тростиночке, с сумочкой через плечо, из которой торчали какие-то бумаги.

         -Здравствуй, здравствуй, Риточка!  До чего же ты красавица! – хором пропели бабки, синхронно поворачивая головы, за мчавшейся  девушкой.

         -Риточка, а когда выйдешь замуж? – по ходу спросила смирная  Арсентьевна.

         -Скоро! – махнула та рукой, и рванула  между  стоявших  во дворе машин.

         -Да кому ты нужна,  высохшая палка! – не успев сменить елейную улыбку на осуждающую,  прошипела  Акимовна.  Девушка  была еще не на том расстоянии, чтобы высказываться о ней во весь голос. -  Тоже мне невеста!  - уже во весь голос загремела  ехидна. - Я тут как-то иду на базар, смотрю Ритка идет с каким-то  за руку. Ну, умора. Точно под стать ей самой. Такой же заморыш, да еще и в очках.

         -А что - девочка хорошая, - попробовала заступиться за девчонку  пугливая  Арсеньтьевна.

         -У тебя все хорошие, потому что сама ни черта не смыслишь в людях, - набросилась  на нее Степановна. Старуха не терпела, когда о девушках  отзывались хорошо.  О ее невестке  знакомые  говорили только положительное,   за что   она и   выгнала ее вместе с сыном  из собственной квартиры. – Ты просидела всю жизнь, уткнувшись в свои бумаги, не видя человеческого рыла, -  возмущенно  разоблачала она заступницу. - Видишь  ли,  ей Ритка нравится!   

        Действительно, Нина Арсентьевна  тридцать восемь лет, «уткнувшись в бумаги»,  проработала бухгалтером на заводе.

        -А что я такого сказала?  Я что тебя обидела?

        -Да ладно, сиди  уж, заступница ты наша.

        -Смотрите, смотрите, кто идет! - снова подала сигнал Власьевна. Она не прислушивалась к перепалкам товарок. К ним она привыкшая.  Старуха  зорко   следила за  входной дверью.
        Из подъезда,   вдоль стены, минуя  «подиум жури»,  метнулась молодая женщина с красивой сумкой в руках.

        -Тоже мне красавица! Вот кого надо  лишить материнского права! – завелась Степановна. Выгнав сына, она продолжала катить бочку на все молодое человечество. – Ни разу я не видела, чтобы эта, с позволения сказать, так называемая мамаша отводила ребенка в садик. Все  муж,  да муж. Он у нее не мужик, а тряпка, - вынесла   соседу приговор  «член жюри».

        -Кто-то говорил мне,   что он какой-то  ученый, - робко вклинилась  в разговор  нерешительная  Нина Арсентьевна.

        -Ага, ученый! - загремела Акимовна. – Я тут ходила по квартирам, предупреждала, чтобы дети по лестницам не шастали. Зашла и к ним. Дверь  в их квартиру почему-то была приоткрыта, видать снова их сопляк бегал по  лестницам.   Слышу этот самый ученый, кому-то говорит по телефону: вы поменьше воды лейте в свою работу, а больше рыбы. Вот какие они ученые. Видите ли, поменьше лейте воды, пусть рыбы дохнут. Не ученный он, а вредитель. Им  хотелось бы  поменьше платить пенсию, чтоб быстрей подохли  пенсионеры, как те рыбы без воды.  Всего поменьше.  Только ЖКХ не забывает  сдирать с нас три шкуры, да цены в магазинах  поднимать,  - перешла она от научного разоблачения, к низменным проблемам.

       -Ага, вот и ученый, - тихонько сказала Степановна, увидев раньше Власьевной, выходившего из подъезда  соседа,  державшего за руку   мальчишку лет пяти.

       -Здравствуйте, Аркадий  Андреевич! - хором ахнули «члены», с подхалимством в голосах, да  так, что  ребенок  шарахнулся в сторону.

       -Какой хорошенький мальчик! Это куда же он направился вместе с папочкой? – гаркнула  Акимовна страшным голосом,  долгие годы проработавшая  на плавбазе  бригадиршей на разделке рыбы. Там и «поставила»    себе голосище.

       -Скажи, сынок, куда ты идешь? – ласково   обратился к  ребенку  ученый.

        -В садик, - тихонько прошептало дитя, прячась за отцовскую  штанину.

        -Молодец. Ну, иди, иди, а то опоздаешь в садик, - пропела Степановна, ненатуральным голосом.

        Едва те скрылись за углом, как   тут же продолжила: 

        -Не  папаша, а кривоногое  существо. И ребенок такой же.  Как только с таким мужем  живет его жена! Я бы и за тысячу не согласилась  на такого мужика.

        -А тебя б и за миллион никто не взял, –  засмеялась  Захаровна. Все знали, что  Степановна  никогда не была замужем, а сына, как говорят в народе: в подоле принесла.

        -А ты бы сидела и заткнулась. Что толку, что ты родила пустоцвет, - разошлась  спорщица, ударив   товарку  по  больному месту.
      
        -Да ты знаешь, что я тебе за такие слова сейчас сделаю?! –захлебываясь слюной, заорала Захаровна, задетая за живое. – Я тебе  сейчас космы твои облезлые повыдергиваю! - приподнимаясь  с лавки,  грозно  прошипела  оскорбленная   мамаша.

        -Ну, ну, девки, успокойтесь. Не хватало еще нам, культурным людям, устраивать  позорные разборки. Вон смотрите, кто идет к нашему подъезду, - примирительно, насколько позволял громоподобный голос,  проговорила   необъятная Акимовна.

        Все повернули головы, куда указывала морячка, а Захаровна  шлепнулась  на прежнее место.  В  их сторону повернул знакомый им  старикан.  Ветеран, словно новогоднее дерево  увешенный наградными знаками. В их подъезде живет его сын-инвалид колясочник, участник Афганской войны, с женой и двумя детьми.

        До последнего времени  дед  жил вместе с ними. Но тут подоспел Указ  президента,   осчастлививший ветерана собственной, благоустроенной квартирой.

       -Петрович! ЗдорОво! -  наперебой закричали бабки, приветствуя старика. – Как живется на новом месте? Не женился еще?  - пробовали шутить ровесницы, горя внутренней  завистью. Отчего и сами не знали, но горели.  Не горела   лишь одна   Нина Арсентьевна.

        Старушка жила в двухкомнатной квартире с дочкой сорока двух лет, незамужней, учительницей математики. Да кто ж позарится на нищую учительницу? Так и осталась  бедолага  при своих интересах,  да тетрадках по  арифметике. Старухи-соседки   дегтярным  квачом   дочку ее не  мазали,   жалели -  вековуха  и так   наказана судьбой, зависти она у них не вызывала.

        -Здорово, здорово, девчата! - молодцевато ответствовал  ветеран. Ему хорошо  известны эти  ядовитые  бабки.  Ни одного человека не пропустят, чтобы не облаять. -  Вот куплю мягкую кровать, и приду к вам свататься. Так что готовьтесь, – пошутил он, скрываясь в подъезде.

         -Нет, посмотрите на него! Да кому ты нужен, сморчок сушеный! Жених нашелся! Давай отсюда греми  костями и своими  медальками. Ишь,  обвешался  значками!   Еще неизвестно, как он  их   заполучил, - разоблачала   «жениха»  ехидная Акимовна.

        -Да еще не мешало бы проверить, на каком основании он получил квартиру. Ведь это же его  двушка  в нашем   подъезде.   Теперь значит,  в ней царствует  его  сынок, а ему  нате вам, пожалуйста,  дали вторую, лично,  этому  засушенному сморчку. Нет, где тут правда? – поддакнула товарке  Степановна, выгнавшая своего единственного сына из собственной квартиры.

         -А  он кавалер четырех орденов  «Солдатской славы», - снова невпопад брякнула  тихоня Нина Арсентьевна,  заступившись за старика.

         -Знаем мы эту славу, какой она бывает, - не согласившись с воинскими заслугами, прошмыгнувшего мимо них ветерана войны, высказала собственное мнение  завистливая  Власьевна.

         Старухи дружно поддержали свою товарку, кроме тихони Нины Арсентьевны.    

         Время подходило к одиннадцати.

        -Ну, что, девки, пора расходиться? И так уже сидим который час. Пошли отдохнем, а вечером  выйдем, да посидим, посмотрим на людей, пообщаемся, как порядочные люди  с   народом,  - объявила отбой бывшая   рыбачка, с голосом боцмана.

                ...................................