Еще месяц и наступит девятое мая. Вновь какой-нибудь телевизионный канал приурочит ко Дню Победы премьеру фильма. Фильм, понятное дело, будет о войне.
При мыслях о новом произведении военной тематики мне сразу становится грустно. Я не доверяю современным фильмам о Великой Отечественной, сериалам – тем более. И дело здесь не только и не сколько в скудности сюжетов и чрезмерном увлечении спецэффектами, хотя такие вещи интереса тоже не добавляют. К сожалению, все несколько сложнее.
Очень часто, особенно в сериалах, случаются откровенные ляпы, которые видно даже мне, отнюдь не специалисту (предметы обстановки надо подбирать аутентичные, а не любые, какие удалось найти; и я ни за что не поверю, что майор армии будет до хрипа спорить с майором НКВД и утверждать, что не подчиняется последнему). Подозреваю, что военные историки, консультанты, баллистики и прочие сведущие в истории и военном деле люди при просмотре целого ряда современных телефильмов испытывают неслабое желание плюнуть в экран. О таких вещах, как не тот цвет формы, не присущие времени знаки отличия, нереальность сюжета в силу конструктивных особенностей использованного в сценах оружия читать приходилось не раз.
Кроме того, к сожалению, в большинстве современных произведений о предвоенном времени и войне напрочь отсутствует такая важная составляющая, как атмосфера эпохи. Бывает, вроде и сюжет есть, но специфику, дух эпохи авторы фильма не показали никак.
А ведь этот период особенный. Атмосфера времени сплошь была пропитана идеалами. Люди жили, мыслили идеализированными категориями. Особенно это касалось молодежи, предвоенного поколения возрастом от восемнадцати до тридцати, почти полностью (по крайней мере, в мужской части) выкошенного войной.
Мне не раз доводилось читать о восторженном отношении тогдашней молодежи к жизни. И каждый раз это вызывало удивление и вопросы. Как так? Людей забирают по ночам, идут бесконечные процессы над врагами народа, какая тут, к черту, восторженность?! Подтверждение нашла неожиданно для себя. Настолько неожиданно, что аж подскочила. Разбирала старые семейные фотографии. И на одном снимке, который адресован был бабушке, прочла: «Моей восторженной ученице». Датирован снимок сороковым годом. Бабушке в ту пору шел девятнадцатый год, она была студенткой учительского института.
Так вот, это поколение действительно верило. Коммунизм, светлое будущее были для них смыслом и составляющими жизни. В нынешних фильмах на это нет и намека.
Тем горче для тех, кто выжил, стало крушение идеалов. Они ведь знали, что война будет. Молодых людей готовили к этому. С тридцать девятого года шли огромные наборы в военные училища, рекрутеры приезжали в школы, зазывали выпускников старших классов поступать к ним. Да и в школах военная подготовка была поставлена основательно, о чем мне, например, стало известно из воспоминаний очевидцев.
Вот только готовили их к другой войне. Короткой, победоносной, на территории противника. А в результате? Внезапная атака, молниеносное наступление немцев и их союзников, тяжелейшие отступления, котлы. И огромные человеческие потери.
Что должен был ощущать человек, переживший такое? Что должен был ощущать человек, к своим двадцати пяти годам дошедший до Берлина и обратно, долго не имевший сведений о родных, попавших в оккупацию, а после недосчитавшийся половины своей семьи? Что он должен был чувствовать, придя в родную школу, и узнав, что из двадцати с лишним мальчишек его класса в живых осталось трое? Хорошо, если трое. А если он один? И такое случалось.
Так вот этой атмосферы – пропитанной идеологией, возвышенной, восторженной, за которой стоит призрак надвигающейся неотвратимой катастрофы, современный кинематограф не передает. Люди уже забыли, что значит жить идеалами. А многие, в силу молодости, и не знали.
В старых фильмах оно есть, это ощущение натянутой до предела струны. Миг – и порвется.
Коснусь еще одной крайне болезненной темы. Сталин. Он в ту пору был везде. Речи вождя звучали из репродукторов, его портретами, бюстами, памятниками были украшены любые мало-мальски значимые места. Именно Сталин вел советских людей к коммунизму. Оговорюсь, что не отношусь к числе поклонников Иосифа Виссарионовича. Более того, от осознания, какое количество человеческих жизней смогла загубить созданная им машина, у меня темнеет в глазах. Но, тем не менее, Сталин был. И феномен вождя – возвышение, массовое преклонение, если ли не обожествление – тоже имел место.
В советских фильмах пятидесятых-шестидесятых годов о Сталине не упоминается, что не удивительно. Культ личности только-только развенчан, у руля Хрущев – главный разоблачитель. А в нынешних что? О Сталине, как и раньше, ни слова. Постойте, а как же историческая объективность? Можно как угодно относиться к вождю, но, согласитесь, такое замалчивание искажает представление об эпохе. Из описываемого времени исключаются его важные составляющие.
Скоро наступит 9 мая. Покажут новый телефильм. Начну смотреть, порой недоуменно пожимая плечами. Потом выключу телевизор, достану из шкафа собрание сочинений Бориса Васильева. Он очевидец. И лучше, чем он, о войне мало кто сможет рассказать.