Старый, кирзовый сапог, с порыжевшим от времени носком, со стоптанным каблуком, и протертым на сгибах голенищем, лежал на свалке и мечтал. А мечтал он о встрече с белоснежной туфелькой. Воспоминания уносили его в далекое прошлое.
Но, мусоровоз привозил только дырявые калоши и рваные кроссовки. Иногда попадались и туфли, но, такие же старые, разношенные, со сломанными каблуками.
Туфли улыбались отвалившимися подошвами, но, кирзовый сапог молча отворачивался. Его туфельки среди них не было. Она была такая, такая..., а эти .. Сапог ещё помнил то время, когда он, начищенный до блеска, с лихо набитым "гармошкой" голенищем, вышагивал в увольнении по городу.
- И от улыбок девичьих вся улица светла, - хрипло пропел сапог, и задремал. Ему снилась новенькая белоснежная туфелька, он помнил запах её кожи. Её звали «Лодочка».
Лодочка лежала на другой свалке, за другим городом. Время её не пощадило, она сморщилась, потеряла цвет, и вышла из моды. Когда шел дождик, Лодочка тихонько плакала. Плакала и напевала: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди. Солдат вернется, ты только жди». И она ждала. Ждала каждый приезд мусоровоза. А по ночам ей снился бравый, сверкающий, пахнувший сапожным кремом, кирзовый сапог. Они шли рядом по весеннему городу, а откуда-то сверху, из колоколов-динамиков звучала песня:
Пускай далёко,
Твой верный друг,
Любовь на свете,
Сильней разлук!
А где-то неподалёку грозно рычал бульдозер. Он сталкивал мусор в большую яму и засыпал его землёй. С каждым днём рычанье бульдозера становилось всё ближе и ближе.