Последняя ночь апреля

Владимир Колабухин
   
                               
   Последняя ночь апреля
     Война изменила Василия. Прежде коллеги по угро¬зыску знали Зуева как шутника и балагура, но теперь его суровое, исхудалое лицо оживлялось только тогда, когда он вместе с другими подпольщиками уходил на задание. Отличаясь отчаянной храбростью, он вместе с тем молил судьбу лишь об одном — дожить до Победы, чтобы всем своим существом ощутить ее торжество.
     Шел апрель 1942 года. Но даже весна не смогла развеять застоявшийся в городе запах пепелищ и раз¬валин. По вечерам земля вокруг паровозного депо, где работал Василий, гудела — это неслись к фронту тя-желовесные фашистские эшелоны с танками, пушками, солдатами. Василий хмурился, глядя вслед эшелонам, и кусал губы: немцы усилили на станции охрану соста¬вов, нечего и  думать подступиться к ним, как прежде, с минами.
     В последнюю ночь апреля ему всё-таки удалось про¬скользнуть к одному из эшелонов. Он минировал паро¬воз, а чувство нависшей опасности не покидало ни на минуту. Едва выпрямившись, неожиданно получил силь¬ный удар в голову, упал. Его подхватили и, ещё не при¬шедшего в себя, потащили в офицерский вагон, прицеп¬ленный к эшелону с танками. Здесь он очутился один на один с сухопарым моложавым гестаповцем, которого узнал сразу: нынешний шеф отделения гестапо на стан¬ции в начале войны был в составе парашютистов, захвативших город, и чудом ушел от его пули. И вот теперь они снова встретились.
     — А-а, Зуев!
     Гауптман деланно улыбался. Побритый и надушен¬ный, в новеньком черном кителе с жёлтым крестом на груди, он с холодным любопытством уставился на Ва¬силия.
      «Ясно, — подумал Василий. — Мой провал связан с этим гестаповцем Крафтом. Только бы эшелон не ос¬мотрели!..»
     Крафт на мгновенье помрачнел, но потом с прежней бездушной улыбкой откупорил бутылку вина, разрезал на кружочки лимон.
     — Садись!
     Василий устало опустился на диван. Гауптман вытер салфеткой руки, достал портсигар, протянул пленнику.
     Сигарета оказалась трава травой. Василий вдохнул раза два её кисловатый дымок и бросил окурок в пе¬пельницу.
     Гестаповец усмехнулся:
     — Не нравится? Мне тоже. В мирное время я всегда покупал сигары.
     Мелодично залился звонок телефункена. Крафт вы¬слушал кого-то и, с довольным видом, положил трубку.
     — Ну, что же, поговорим?
     Он сел напротив Василия, откинулся на спинку ди¬вана. С интересом оглядел  пленника. В замаслен¬ной спецовке, с разбитыми в кровь губами, короткой стрижкой, Василий выглядел совсем ещё молодо. Одна¬ко лицо его было сурово и непроницаемо.
     «Он должен заговорить, должен!..» — убеждал себя Крафт. Взбешенное участившимися диверсиями  на железной дороге выше¬стоящее начальство Крафта отдало ему на днях прямо-таки ие¬зуитский приказ: лично  сопровождать воинские эшелоны до соседней  узловой станции. Видимо, начальство рассчиты¬вало, что в этом случае он волей-неволей предпримет более энергичные меры для безопасности эшелона в пути следования. И вот первая удача!..
     Простуженно загудел паровоз. За окном медленно поплыли пристанционные постройки. С каждой  секун¬дой колеса поезда стучали все громче и громче.
     Василий облегченно вздохнул: «Раз эшелон отправи¬ли без задержки, значит, весь состав не осмотрели…»
     — Хочешь, скажу, о чём ты думаешь? Ты, Зуев, огорчён нашей встречей. Ведь тоже сразу меня узнал, не правда ли?
     Крафт говорил медленно, старательно подбирая фра¬зы, Он гордился тем, что так хорошо   освоил русский язык.
     Но Василий уже не слушал его. Отвернулся к окну. С того момента, как его схватили, он с особой остротой сознавал, что жить ему осталось недолго. Правда, он мог попытаться изменить свою судьбу, рассказав о мине...
     «Та-та-та-та! Та-та-та-та!..» —  стучали колеса. Од¬на за другой убегали за окном березы, проплывали за-литые лунным светом полоски изрытой снарядами зем-ли. И снова берёзы, берёзы, берёзы...
     Крафт продолжал говорить:
     — Однажды мне подбросили некролог о моей ско¬ропостижной кончине. Ты не знаешь его автора?.. Он плохой астролог, Зуев. Как видишь, я по-прежнему жив.
     Василий метнул на него гневный взгляд.
     — От суда народа не убежишь,  не схоронишься. Так что приговор будет приведён в исполнение!
     Лицо Крафта побагровело.
     — У тебя крепкие нервы, Зуев...
     И тут в голову ему пришла поразительная мысль. Этот задиристый русский оттого так себя ведет, что, ви¬димо, пока не догадывается о произведенном осмотре паровоза. Пожалуй, на этом можно сделать отличную игру!..
     Крафт скривил лицо в усмешку, взглянул  на часы.
     — Скоро закончится последняя ночь апреля. И ты можешь выпить за последний ваш Первомай. Россия обречена, наши войска уже под Сталинградом...
     Теперь усмехнулся Василий.
     — Хвастала синица, что море зажгла!.. Как драпали от Москвы, так и от Сталинграда будете шпарить!..
     Крафт с трудом сдержался. Отпил глоток вина. Взял кружочек лимона.
     — Ну, хватит, оракул!
     Он пристальным взглядом уставился на Василия — откуда у него такая уверенность в возможности боль¬шевиков?
      — Почему ты оказался на станции? Что делал у па¬ровоза?
     Глаза Василия потемнели, он молча отвернул-ся к окну.
     Берёзы, берёзы, берёзы!  Они, такие же кудрявые,  поднимались в парке за его домом. Хороший был парк: чистый, свет¬лый. А белые стволы словно плыли в хороводе... Он любил приходить к ним после работы, когда в парке уже гремела музыка, веселилась молодёжь.
Там, в укромном уголке, под радостно-светлой молодой берёзкой он впер¬вые обнял свою Галинку, неловко чмокнул её, притих¬шую и смущённую. А утром назвал невестой. Но через месяц — война! И не стало Галинки. Мать тоже погиб¬ла при бомбёжке. Затерялся на фронте отец, обгорели кудрявые берёзы...
     Василий гневно повернулся к гестаповцу. «Уставил¬ся, гад! Будто и впрямь не знает, что я делал у паро¬воза... Хитрит, черт! Только бы выиграть время!..».
     — Я командир диверсионной группы.
     Крафт нервно щёлкнул зажигалкой, торопился скрыть свое волнение. Он торжествовал, что его игра удалась. Русский фанатик рассчитывает, конечно, на взрыв, оттого и заговорил. Крафт был доволен. Он глу-боко затянулся дымком сигареты.
     — Дислокация группы? Её состав?
     — Комсомольцы!
     ...В те первые же дни войны в райком комсомола по¬ступили сотни заявлений от молодежи с просьбой от¬править на фронт. Василий тоже написал такое заяв¬ление. Но его просьбу не успели удовлетворить: район¬ный центр ночью захватили немецкие парашютисты. Райком ушел в подполье, создав в тылу небольшие ди¬версионные группы.
     Не забыли в райкоме и о Василии — лучшем уполномоченном угрозыска. Он получил назначение в группу, действую¬щую в депо. Василий радовался успехам своих товари¬щей и потому с гордостью сказал:
     — Состав группы — комсомольцы. Деповские ком¬сомольцы!
     — Ваши задачи?
     — А разве не валятся под откос составы? У этого эшелона та же судьба.
     Гауптман давился смехом.
     - Не веришь? Русскому-то человеку не веришь?               
 Гауптман продолжал смеяться. Беззвучно. Лишь чуть-чуть подрагивали его тонкие губы. Нако¬нец, он затушил сигарету и надменно процедил сквозь ровные белые зубы:
     — Глупец. Какой же ты глупец...
     — А ты фашистская дубина! — не остался в долгу Василий. — Язык наш выучил, а души нашей не знаешь.
     — Швайн! Ду бист швайн!; — взревел гестаповец, вскакивая.    
В купе ворвался встревоженный охранник. Крафт бешено взглянул на него, и тот юркнул обратно...
     — Ты, Зуев, дорого заплатишь за свою дерзость!
     Крафт зловеще понизил голос.
     — Ты проиграл, Зуев. Проиграл! Завтра все твои диверсанты будут знать, почему поезд, идущий на Вос¬точный фронт, не взорвался, и кто их выдал.
     Он пытливо взглянул на Василия, надеясь уловить в нём хотя бы тень испуга или растерянности.
     — Сколько времени? — спокойно спросил Василий.
 Крафт досадливо отмахнулся. Одернул на себе ки¬тель, сел за столик.
     — Что тебе сейчас до времени. Мы нашли твою мину!
     Лицо Василия не выражало ничего, кроме презрения.
 Крафт со злой усмешкой протянул ему бокал.
     — Пей! И говори свой последний тост. Тебе уже не¬долго осталось жить.
     Василий встал, выпрямился.
     — Сейчас будет салют Первомаю!
     — Вас?; — Крафт даже забыл, что знает русский язык.
     — Я заминировал не только паровоз, но и этот ва¬гон.
     Лицо гестаповца побелело.
     — Ва-ас? Ва-ас?!
     «Та-та-та-та! Та-та-та-та!» — грозно отстукивали ко¬леса.
     — А тост сказать можно... За жизнь! За мою Ро¬дину!
     Крафт судорожно вскочил, рванулся к двери, и в ту же секунду раздался взрыв.
----------------------------------------------------------
;  Свинья! Ты свинья! (Нем.)
;  Что? (Нем.)