Премьера
Премьера
Рассказ
Задолго до начала спектакля в фойе районного До¬ма культуры одиноко прогуливался высокий седоволо¬сый старик. Худощавый, чуть сутуловатый, в старомод¬ном светлом костюме «тройке» с белой манишкой, при черном галстуке-бабочке, он сердито постукивал по сверкающему паркетному полу массивной тростью и не¬довольно оглядывал скучающих контролеров.
«Не понимаю! — возмущенно говорил он себе. — Премьера, а зал еще пуст... А? Нет, разлюбили здесь сцену. Бывало, не успеют в городе афиши развесить, а у клуба уже народ толпится...»
Из зала выбежала стройная голубоглазая девушка в легком цветастом платье. Увидев старика, она раздра¬женно крикнула:
— Иван Николаевич! Идите же гримироваться! Веч¬но вы со своими причудами...
— А-а, помреж!.. Здравствуйте, здравствуйте! Ну что вы тревожитесь, Танюша? Не во мне дело. Зритель-то где?
— Да придет, придет зритель! Вот увидите: яблоку некуда будет упасть. Я-то знаю. А вы как маленький, право...
Старик вспыхнул:
— Это я-то?.. Да вы знаете, кто я!..
Стукнув тростью об пол, он схватил девушку за локоть, густые брови его сошлись на переносице.
— Я… всегда готов. Всегда!..
Словно вспомнив о чём-то, о чём не следовало гово¬рить, он умолк и, нахохлившись, двинулся через зри¬тельный зал за кулисы.
Загримировавшись, он вышел на сцену. На ней суетились исполнители спектакля, помогая друг другу расставлять декорации и бутафорскую мебель. В стороне какой-то паренёк воинственно размахивал коротким ме-чом.
— Не так! Ну не так же, юноша! — досадливо поморщился старик и с необычайной живостью подскочил к нему. — Вот, смотрите, как надо! — Глаза его молодо заблестели, он быстро встал в позицию и сделал два выпада.
— Запомнили?
До первого звонка он успел переговорить со всеми, каждому давал советы, делал замечания. Его выслуши¬вали покорно, но, как только он уходил, с улыбкой, впрочем, доброй, говорили:
— Вот старик, никак не угомонится. На репетициях нас учил-учил, а теперь и здесь ещё, перед спектаклем.
...Протяжно зазвучал гонг. Старик вздрогнул, зябко поёжился.
Таня заметила это. Её вдруг охватило чувство трево¬ги за новичка, взятого в труппу любителей театра уже в конце репетиций.
— Не подвел бы нас дед, — нервно сказала она режиссёру, молодому, красивому блондину с гладко зачёсанными волосами. — Вот и Мишка из-за него без роли остался. Озорной Михаил, зато надёжный... Тоже, нашёл, кому поручить - старику! Где ты раскопал этого допотопного самородка?
— Ладно, ладно, — сердито ответил режиссёр. Он лишь недавно окончил культпросветучилище и сейчас тоже очень волновался, озабоченно поглядывал в щё¬лочку между занавесом и порталом. – Есть в нём что-то такое… Ты, Танюша, лучше иди к старику. Чего доброго, и впрямь пропустит он свой выход.
Медленно раздвинулся тяжёлый тёмно-вишнёвый за¬навес. В глаза ударил свет прожекторов. Старик на мгновенье зажмурился, дыханье перехватило: ему так нужны были и этот удар гонга, и мощный свет прожек¬торов, и тёплое дыхание зала.
Если бы Таня спросила его в этот момент, кто он и почему с ними, и если бы для этого было время, ста¬рик наверняка рассказал бы о том, как ещё подрост-ком с передвижной актёрской труппой исколесил всю Россию, как привык к театру, как театр стал частью его самого. Рассказал бы и о том, что уже с год назад он, заслуженный ар¬тист, ушёл на пенсию и, переехав из крупного примор¬ского города в этот тихий городок на Волге, городок своей юности, заскучал. Заскучал по театру, по сцене.
А однажды он зашёл на спектакль самодеятельного коллектива. Всё огорчало и сердило его. Исполнители переигрывали, опаздывали с выходом, путали текст, ми¬зансцены, говорили плохо. В тот вечер он и решил запи¬саться в кружок, скрыв при этом свою профессию. Бы¬ла наивная причуда: тряхнуть стариной. Рассказал бы он Тане и о том, как ожил на репетициях, как перестал себя чувствовать одиноким и немощным. И вот, наконец, спектакль...
Но Таня ни о чем не спрашивала. Она просто напомнила ему:
; Ваш выход.
Он вышел и от волнения забыл текст.
В ушах звучал настойчивый голос суфлёра, недовольно шумел зал. Артист растерянно оглянулся, увидел расширенные от расстройства глаза Тани. И, как это бывало когда-то раньше, сразу всё вспомнил. Произнес одну фразу, другую...
Зал притих. Из-за кулис с изумлением глядела на старика Таня. Перевоплощение его было столь быстрым и естественным, что даже Мишка, тот самый, у кого ста¬рик «отнял» роль, заворожённо следил за ним. Плечи старика расправились, он величественно вышагивал по залу королевского замка, властно отдавал приказы…
Как только закрылся занавес, Таня бросилась к старику:
— Иван Николаевич, родненький!
— После, Таня, после. — Старик был бледен, руки его дрожали. — Мне отдохнуть надо.
Весь антракт он неподвижно просидел за сценой в кресле. Тёмная ложбинка пролегла меж бровей. Ка¬кая-то печаль лежала на сердце и мешала радоваться успеху.
Но и другие акты прошли не хуже, чем первый. Мо¬гучий актёрский темперамент старика захватил всех ос¬тальных исполнителей. Спектакль шел, как на одном ды¬хании.
Пожалуй, никогда ещё этот маленький зрительный зал не слышал таких аплодисментов. Старика вызывали непрерывно, ему преподносили цветы...
После спектакля в гримёрку вихрем ворвалась Таня.
— Иван Николаевич, миленький! Да что же вы тут сидите? Вашу фамилию скан –ди -ру-ют! — Не переводя дыхание, выпалила она.
Взглянув в лицо артиста, обеспокоенно спросила:
— Вам нехорошо? Да?
Он устало и виновато улыбнулся. На лбу его ещё блестели капельки пота, лицо было бледным, припухшие веки подергивались...
— Сердце что-то прихватило, Танюша.
Он попытался облизнуть губы, но язык был сухой и шершавый.
Через минуту собрались все участники спектакля. Мишка притащил стакан воды.
— Не надо, — отмахнулся старик. — Это пройдет. Артист я, ребята, и сердце должно быть выносливым. Да, видно, всё. Выдохся. Хорошие вы мои!..
Домой он возвращался один, с трудом уговорив кружковцев не провожать его. Шёл и думал, думал. Он понимал, что играл сегодня последний раз. Им опять овладело гнетущее чувство тоски и одиночества. Мысль о том, что он никогда больше не выйдет на сцену, пока¬залась ему невыносимой, страшной: как жить дальше без любимого дела, которому отдана почти вся жизнь? И вдруг в памяти всплыла услышанная после спектакля фраза: «Знаете что, хотите быть у нас вторым режиссёром? Вот было бы хорошо! Тогда мы сможем наш кружок превратить в настоящий молодежный театр». Кто это сказал? Да ведь это предложение Тани и Миши, всех кружковцев.
Вспомнилось, что говорили товарищи по прежней работе: «Ну, куда ты хочешь уехать? В городок, где нет ни фи¬лармонии, ни театра. Ты еще быстрее состаришься, за¬тоскуешь. Ну, кому ты там будешь нужен, кому? Оста¬вайся-ка с нами, живи спокойно на приличной пенсии».
«Кому нужен?»
Старик усмехнулся. Горечь, угнетавшая его, неожиданно исчезла. Он вновь почувствовал в себе силы, по¬нял, что действительно нужен этим замечательным дев¬чатам и ребятам, так горячо и искренне влюбленным в театр.
И уже спокойно зашагал по ночным улицам города, вдыхая аромат садов и свежесть летней приволжской ночи.